Василий Шарапов - Честь и мужество
3
— Привет близнецам!
Оба дружно оглянулись: это майор Красиков окликнул их, проходя с подносом мимо стола. Покивал, осклабился.
— Остряк, — сказал Саша неодобрительно.
— Очинно хочет им стать, — уточнил Володя.
Они опять уткнулись в тарелки. Редкий случай, когда Зуенков и Бибишев обедают вместе. Друзья-то они давнишние, да вот служба у них такая, что вместе побыть почти не удается, хотя их столы в одном кабинете. Говорят, что инспектора угрозыска ноги кормят. Грубовато, конечно, но точно.
— Володь, ты в галантерейных делах смыслишь? — вдруг спросил Зуенков, отодвигая пустую тарелку.
— В галантерейном обхождении, что ли?
— В этом ты смыслишь, я знаю, — хмыкнул Саша. — Я имею в виду бижутерию и прочее.
— А что?
— Какие-то выпуклые перстни. Стекло с объемными цветами. Пытаюсь представить — и не могу.
Володя сдвинул смоляные брови, тронул ус, подумал.
— Наверное, что-то вроде рукояток переключателя скоростей у «Жигулей». Знаешь, пижоны любят такое… Оргстекло изнутри выжигают. Наде хочешь подарить? Саша засмеялся, покрутил головой.
— Ну, ты даешь… Наде.. Из Советского райотдела сигнал. Выплыли какие-то перстни у парня из ГПТУ.
— Ага, значит, лед тронулся?
Зуенков пожал плечами. Подцепил на вилку кусок котлеты, задумчиво поглядел на нее, вздохнул и только тогда ответил:
— Шут его знает. В описи по последнему ларьку, на Стара-Загоре, какие-то стеклянные перстни, кажется, есть. Еще не сверялся. Вполне возможно, что эти как раз оттуда. Вечерком поеду в Советский…
— А за конспектами когда? Договорились же.
— Давай завтра. Время у нас есть.
Оба они учились заочно. Разумеется, на юристов. Володя — на курс впереди, хотя и был шестью годами моложе друга и на погонах имел звездочкой меньше. Саше недавно стукнуло тридцать, он давно уже был папой. У Володи семья была пока в перспективе.
— Что-то аппетит у меня сегодня не тот, — сказал Саша.
— Поразительно, — с сочувствием отозвался Бибишев. — Я, кстати, тоже в Советский район собираюсь. Только завтра.
— Ты Жиганова, участкового, знаешь?
— Толковый мужик. Ты к нему сегодня? Я этот микрорайон помню. В прошлом году…
— Как-нибудь расскажешь. — Зуенков встал. — Поеду с продавщицами поговорю. Есть вроде бы еще след.
— Счастливо, — кивнул Володя. — Привет супруге.
— И твоей будущей — взаимно.
Володя проводил его взглядом. Он считал и не скрывал этого, что ему крупно повезло в жизни, поскольку выпало работать рядом с Александром Зуенковым, старшим инспектором уголовного розыска по особо важным делам. Умный, внимательный к мелочам, цепкий, решительный — и еще множеством эпитетов мог бы украсить Бибишев характеристику своего друга, если бы, конечно, кто-нибудь ее у него попросил. Пока, правда, не просили: несмотря на несколько серьезных дел, раскрытых старшим лейтенантом Бибишевым, он ходил в управлении хотя и не в «зеленых», но еще в «молодых». Впрочем, сама внешность подчеркивала молодость Володи: по-юношески стройная фигура, всегда румяное лицо, «по-песнярски» спущенные вниз и мягкие, словно неуспевшие заматереть, усы. Рядом с рослым, широкоплечим и широколицым Зуенковым он и вправду выглядел юношей.
Неспешно дообедав, Бибишев отнес поднос с посудой на мойку, перекинулся парой фраз с Галиной Павловной из отдела политико-воспитательной работы и поднялся к себе на четвертый этаж. Зуенкова в кабинете не было: уже уехал. Володя протянул руку к телефону, но снять трубку не успел. Открылась дверь, и в кабинет заглянула блондинистая девушка.
— Бибишев, вы разве здесь? А я звоню-звоню. Вас к начальнику, срочно.
— Иду.
4
Битых два часа выспрашивал Александр Зуенков у продавщиц «Гастронома» и магазина «Овощи — фрукты» приметы человека, предлагавшего им по дешевке транзисторные приемнички, капроновые косынки и разную бижутерию. Все пять продавщиц запомнили, в чем он был одет: темно-серые, в матрацную полоску штаны, сиреневая тенниска с темной каемкой по вороту. В руке большой портфель, черный, пузатый, расширяющийся книзу. И вещицы, которые он приносил, запомнились. А вот со словесным портретом было худо. Одним он показался высоким и лет эдак под тридцать, другие же утверждали, что человек с портфелем совсем молодой, среднего роста. Расхождения были и в другом — цвете волос и глаз, овале лица, форме губ и носа. Впору было подумать, что в магазинах были разные люди с портфелем, но слишком диким было бы предположение, что их одежда могла совпасть до мелочей.
Впрочем, Саше не впервой было разбираться с подобной путаницей при составлении словесного портрета. В криминалистике существует строгая система описания анатомических данных внешности человека. Скажем, при описании носа принимается в расчет множество параметров. Учитываются его общий размер и ширина между крыльями, глубина переносицы и контур спинки, контур выреза ноздрей, ширина кончика и его форма, другие особенности… А что о носе могли сказать продавщицы? «Вроде бы курносенький» или «нормальный такой, небольшой». Глаза никто толком не рассмотрел: видно, внимание было поглощено тем, что он выкладывал из портфеля. Так что обличье преступника, в течение последних полутора месяцев грабившего галантерейные ларьки, представлялось капитану милиции Зуенкову весьма приблизительно. Конечно, мог бы помочь фоторобот, но его Саша решил отложить на потом. Время было слишком дорого. Он был уверен, что грабитель вот-вот заглянет в один из магазинов, где уже побывал и где продавщицы обещали «подумать». К тому же Саша надеялся на паренька, о котором ему сообщили сегодня — того, что раздаривал перстни. Вполне возможно, это и есть неуловимый грабитель, чем черт не шутит. Или его сообщник, что еще вероятней.
Обговорив со следователем и инспектором уголовного розыска из Советского райотдела дальнейшие розыскные мероприятия, Зуенков нашел участкового Жиганова и вместе с ним отправился на квартиру, где проживала с матерью Вика Зимовец.
Дверь отворила Зинаида Ивановна. Видимо, она сама только что пришла — в прихожей стояла хозяйственная сумка, из которой выглядывали зеленые хвосты лука.
— Вам кого? — неприветливо спросила она, но, увидев за спиной могучего молодого человека в белой рубашке и джинсах участкового в форме, смешалась. — Ой, извиняюсь, проходите… проходите.
Они двинулись за ней в комнату. Сумка с луком так и осталась у порога — Зинаиде Ивановне было не до нее. Вика в линялой футболке и закатанных до колена спортивных штанах протирала полы. Когда на пороге появился участковый, она бросила тряпку и встала. Ее разрумянившееся лицо на глазах бледнело.
— Присаживайтесь, — дрогнувшим голосом сказала Зинаида Ивановна и метнула на дочь испуганный взгляд. «Боже ты мой, — говорил он, — неужели тебя втянули в историю?»
— Мы на минуточку, — солидно и строго сказал Жиганов, — уточнить надо у вашей дочери. Обстоятельства кой-какие.
«Однако торопыга ты, Жиганов», — подумал Саша и решительно перехватил инициативу.
— Вы не беспокойтесь, — сказал он доброжелательно и засмеялся. — Ничего ваша дочь не натворила, не волнуйтесь.
— Я и не волнуюсь, — ответила Зинаида Ивановна, тяжело дыша. — Я знаю, что она не позволит… Я сейчас…
Она подхватила ведро и тряпку и ринулась в коридор. Вика стояла, не шелохнувшись и не поднимая глаз. Упрямая складочка легла поперек крутого лба. «Девочка с характером», — решил Саша, усаживаясь на стул. Сел и участковый. Через секунду появилась и мать.
— Вы не возражаете, я задам дочке несколько вопросов? — вежливо, но уже более официально обратился к ней Саша.
Та даже руками замахала.
— Задавайте, ради бога, сколько хотите!.. Все говори, всю правду! — прикрикнула она на дочь.
— Не возникай! — негромко отпарировала Вика. Она уже несколько опомнилась от испуга первых минут и стояла свободнее. И глаза уже не прятала.
— Ты сядь. Вот хотя бы на диван, — подал голос Жиганов.
— Я постою.
— Сядь, говорю! — заволновалась Зинаида Ивановна, но Саша жестом остановил ее: пускай стоит, не все ли равно?
— Скажи, Вика, ты где была вчера вечером?
Она взглянула прямо в зрачки Зуенкову.
— А что?
— Ничего. — Саша усмехнулся. — Так где?
— На дне рождения была, у мальчика из ихнего училища, у Леши, — зачастила мать, и снова Зуенков остановил ее:
— Пусть дочка отвечает, договорились?
Женщина вздохнула и отвернулась.
— Значит, была ты у Леши. А фамилия?
— Гусев, — еле слышно сказала Вика.
— Живет далеко?
— Через два дома.
— И много вас собралось? Взрослые были?
— Двенадцать… Или, может, одиннадцать, я точно не помню.
