Джон Гоуди - Пелхэм, час двадцать три
- А зачем тебе полицейское оружие?
Он собрался было врать и дальше, но обнаружил, что у него просто не поворачивается язык ей солгать.
- Я... видишь ли, Диди, так получилось, что я полицейский.
Она его немало удивила, заехав в челюсть. Удар маленьким крепким кулачком заставил его пошатнуться, а она осела на пол, закрыла голову руками и отчаянно разрыдалась как обыкновенная мелкобуржуазная девчонка. Позже после взаимных упреков, оскорблений, обвинений, признаний и клятв в любви они решили не расставаться, а Диди в душе дала себе клятву - правда, ей не удалось долго сохранять эту тайну, - что посвятит себя его перевоспитанию.
Лонгмен
Лонгмен никогда не был убежден в необходимости назначать точное время доставки выкупа и горячо возражал против идеи приносить в жертву пассажиров в качестве наказания за задержку.
- Мы должны их запугать, - настаивал Райдер, - и все должно выглядеть убедительно. Если они перестанут верить, что мы сделаем так, как говорим, мы пропали. Мы запугаем их, назначив крайний срок доставки денег, и убедим, лишь убивая пассажиров.
В подобных безумных затеях Райдер всегда оказывался прав. Его аргументы были целиком направлены на успех предприятия, и тут их логика не подлежала сомнению, как бы ужасна она ни была. Нельзя сказать, что он всегда спорил по тем вопросам, которые Лонгмен считал "радикальными". Так, по поводу денег он занимал даже менее радикальную позицию чем Лонгмен, который настаивал, чтобы потребовать пять миллионов долларов.
- Это слишком много, - возражал Райдер, - Власти могут не согласиться. Миллион - это такая сумма, которая понятна людям, и с ней они могут смириться. Это довольно стандартная вещь.
- Это только твои предположения. Ты же не знаешь, заплатят они пять миллионов или нет. А если ты не прав, мы просто упустим огромный куш.
При этих словах Лонгмена Райдер одарил его одной из редких своих улыбок, но продолжал твердо стоять на своем.
- Не стоит рисковать. Ты и так без всяких налогов получишь четыреста тысяч. Больше тебе и не нужно. Неплохая прибавка к пособию по безработице.
Вопрос был исчерпан, но Лонгмена не переставала занимать мысль, насколько важны для Райдера деньги, и не вторичны ли они по сравнению с самим приключением, с возбуждением от руководства подобной операцией. Тот же вопрос относился к прошлому Райдера как наемника. Стал бы кто-нибудь так рисковать в боях, не будь других, более существенных причин, чем просто деньги.
В самом деле, Райдер денег не считал, закупая то, что называл "материалами". Он сам все финансировал, даже не поднимая вопроса об участии Лонгмена в затратах и не требуя какой-то компенсации после успеха операции. Лонгмен понимал, что четыре автомата стоят дорого, не говоря уж о боеприпасах, пистолетах, гранатах, поясах для денег, специально пошитых плащах, да и металлической конструкции, которую он разработал под руководством Райдера, и которую они называли "штуковиной".
Лонгмен видел, что происходит между Уэлкамом и девицей в модной шляпке. Несмотря на предупреждение Райдера, ничего не изменилось. Если двое, разделенные дистанцией в десять или пятнадцать футов могли заниматься любовью, именно это и проделывали Уэлкам с девицей. Это было странно и противоестественно. Нельзя сказать, что сам Лонгмен был ханжой. Он сам проделывал все это многократно, сначала с той стервой, своей бывшей женой, а совсем недавно с проститутками, предоставлявшими ему приют, когда у него были деньги. Он все это запросто проделывал и получал от этого удовольствие, но, Бога ради, не на публике же!
Анита Лемойн
Перед тем, как страстно поглядеть на парня, чтобы подогреть его ещё немного, Анита мельком покосилась на тонкие золотые часики на запястье. Даже если она сможет вырваться из этого проклятого бедлама и помчится сломя голову, ей все равно не успеть добраться до квартиры телевизионщика на то, что этот подонок называл "встречей шлюх на высшем уровне".
Что за мерзкая жизнь, что за мерзкий город! Если подсчитать, сколько приходилось тратить на эту безумную. жизнь (не считая расходов на подмазывание швейцаров и управляющих домами, взятки агентам и полицейским), это выльется в кругленькую сумму. Будь хоть какая-то возможность, она бросила бы этот город и нашла себе маленький домик с садиком где-нибудь в пригороде, или, может быть, даже в глухой провинции. Конечно, она могла это сделать, но как тогда жить? Повесить вывеску и начать заманивать деревенских мужланов? Заниматься любовью в увитой цветами беседке под шелест листвы, заглушающий кряхтенье мужиков и её собственные точно рассчитанные вскрики, которые должны были обозначать экстаз? Это всего лишь мечты. Мужиков там с огнем не сыскать. В пригородах они спят с женами соседей, а в глухой провинции летом трахают овец, а всю зиму напролет играют в покер, пока не сойдет снег и снова не начнется охота за овцами.
Парень продолжал пялиться на нее, его зрачки буквально выпирали из прорезей в маске. Весьма самодовольный тип, буквально божий дар для женщин, обладавших хотя бы искрой - как они это называли? - здравого смысла. Одно было ясно: нужно быть совершенно чокнутым, чтобы в самый критический момент операции думать о развлечении с девкой. А что касается её самой, разве был какой-то смысл в том, что она сдвигала и раздвигала ноги так, словно вся таяла при одном его виде?
Ну, ладно, она была профессионалкой, и ей не оставалось ничего, кроме как вести себя профессионально, чтобы заполучить член себе между ног. Кроме всего прочего, она попала в неприятнейшую ситуацию, и не помешало бы расположить этого мужлана к себе. Она не думала, что ей могут причинить какой-то вред, но когда кругом полно оружия, того и гляди нарвешься на неприятности. Конечно, она лишь невинный случайным свидетель, но ей доводилось видеть на первых страницах газет слишком много снимков невинных свидетелей в лужах их собственной крови, А полицейские лишь с виноватым видом склонялись над ними и задумчиво почесывали задницы. Я не хочу быть невинным свидетелем, - подумала она, - я хочу вырваться отсюда! Если это хоть как-то пойдет мне на пользу, я соблазню этого парня. Прямо сейчас, при всех, стану перед ним на колени и...
Глянув на него, она сложила губы красным соблазнительным колечком. Парень понял. Плащ его немного ниже пояса начал подниматься, как палатка.
Уэлкам
Джо Уэлкам вспомнил девушку, которая однажды сказала ему: ей никогда не приходилось прежде встречать такого кота, как он, всегда готового заняться этим делом. А штучка была действительно весьма соблазнительна, и достаточно было легкого намека, как она уже лежала на спине и с готовностью раздвигала ножки. Он вспомнил, как однажды они выбрались из постели и отправились на кухню. Пока она сновала между плитой и столом, готовя кофе, он уселся в кресло, а она устроилась верхом на удивившей её большущей штуковине. Именно тогда, подпрыгивая на её конце, она и выдала ту характеристику.
В любое время, - гордо подумал Уэлкам, - и в любом месте. На полу, в постели, на потолке, в вестибюле, в темной аллее и на мчащемся мотоцикле. Или в самый критический момент налета!
Именно в этот миг, с автоматом в руке, с миллионом полицейских в туннеле, когда наступал самый напряженный момент операции, он был готов. Эта цыпочка в симпатичной шляпке тоже видела, что он готов, об этом говорил её ротик. Вставь в него что-нибудь, бэби. Просто безумие думать об этом в такую минуту, но разве все не утверждали, что он ненормальный? И что плохого в том, что здоровый парень помешан на сексуальной почве? Это же так естественно!
И именно сейчас, когда между ног у него все набрякло и ныло, и цыпочка просто умоляла, он был готов на все, лишь бы расслабиться любым возможным способом. Как? Где? Господи, да где угодно. Можно отвести её в другой конец вагона и там пристроить прямо на сидении. Пусть пассажиры посмотрят. Он им покажет первоклассное шоу. Райдер, конечно, взбеленится. Но Райдер был в кабине машиниста, и наплевать ему на Райдера. Абсолютно наплевать на Райдера. Он справлялся с Райдером и раньше, значит сможет это сделать снова. Если Райдер попытается на него давить, он готов. В любое время.
Комо Мобуту
Рана Мобуту перестала кровоточить, хотя платок весь пропитался кровью. Я утратил самообладание, - подумал он, - и получил по голове за пару ниггеров, которые до скончания своих дней будут лизать белые задницы этим эксплуататорским крысам. Он взглянул на окровавленный платок. Нет, он не имел ничего против, чтобы пролить свою кровь, каждую её чистую черную каплю, если бы это помогло освободить его народ. Но получить по физиономии, когда это наверняка не ничего не даст... Да, точно. просто ничего не даст!
Он почувствовал, как кто-то коснулся его руки. Сидевший рядом старый хлыщ предлагал большой сложенный носовой платок.
- Возьмите, - сказал старик.
Мобуту оттолкнул его руку.