Александр Трапезников - Проект «Мегаполис»
В четырнадцать часов был сделан небольшой перерыв, когда всех восьмерых отвели в столовую, где они пообедали. Там же к ним присоединился Алексей Алексеевич. Обед прошел молча, лишь Сергей пытался как-то «возмутить» спокойствие, разбрасывая за столом шутки, но, никем не поддержанный, сник. Потом обследования продолжились. Ими занялись уже другие врачи, напоминающие, скорее, психологов. Приходилось отвечать порою на глупые или издевательские вопросы, решать какие-то задачки и тесты, смотреть на цветные картинки, выискивая в них то, чего там не могло быть. К пяти часам вечера Сергей утомился и плохо соображал, что он делает и зачем вообще тут находится. Впрочем, устали и все остальные. Но они уже не интересовали Днищева. Ему хотелось одного: завалиться куда-нибудь в постель и уснуть. Но, поглядывая на очередного врача, Сергей терпел, чувствуя, что все эти исследования необходимы, хотя и не представлял, какую роль они должны сыграть в его жизни.
Только около семи часов мучения наконец-то закончились. Он вяло попрощался с Алексеем Алексеевичем, пожав протянутую сухую руку, и влез в «рафик», который должен был развезти их всех по домам.
Сергея по его просьбе высадили около Агропромбанка.
Глава пятнадцатая
ТЕНЬ СМЕРТИ
И в эту ночь Днищеву не удалось выполнить задание Василия Федоровича. Он не смог даже приблизиться к кабинету Гуслярского, постоянно находясь среди охранников: то томился в комнате видеослежения, то совершал обход. Наверное, так и было задумано службой безопасности банка, введшей подобный режим двойного контроля. Но какой-то выход из этого положения должен был быть — Сергей не сомневался, что найдет его. Хотя времени оставалось мало, всего одна ночь — последняя. С пятницы на субботу.
Не спавший уже двое суток, он ввалился в квартиру и первым делом набрал номер Василия Федоровича.
— Ну? — нетерпеливо спросил тот. — Сработано?
— Пока нет. А вы нашли Светлану Муренову?
— Тоже еще нет. Ищут.
— Поторопитесь.
— И ты не затягивай. Время, Сережа, время!
— Я и так почти на ушах стою.
— Ну и мы стараемся. Скоро найдем.
Обменявшись любезностями, они положили трубки. Сергей добрел до кровати и рухнул на нее не раздеваясь. Ему казалось, что он проспал всего десять минут, но, когда Савва растолкал его, стрелки часов показывали половину второго.
— К тебе пришли, — сказал «шейх», облаченный в восточный халат.
За его спиной вырисовалась из сигаретного дыма рыжеволосая Натали.
— А, привет! — махнул рукой Днищев. — Вот, Савва, рекомендую с самой лучшей стороны. Наташа, хочешь работать в каирском борделе? Оплата сдельная. Не отвечай: по глазам вижу — согласна. Считай, что уже зачислена на службу. Гони, Савка, пятьсот долларов.
— Сержик! — возмущенно воскликнула Натали, но никакого покраснения на лице не обнаружилось.
— Я серьезно, — продолжил Днищев. — Чего тянуть кота за хвост? Дело есть дело, нечего размусоливать, мы взрослые люди. А Савва у нас не просто человек, он египетский джинн.
— Предложение подтверждаю, — тотчас откликнулся тот. — Мне нравится твоя хватка. Как, согласны?
— Я девушка чистая и непорочная, — ответила Натали. — Мне надо подумать, посоветоваться с мамой.
— За чистоту и непорочность надбавка, если они регулярно восстанавливаются. Пойду сварю кофе.
Савва вышел.
— Он не шутит? — Натали присела на край кровати, прильнула к Сергею.
— Нет, все поставлено на конвейер. Отстань.
— Какой ты грубый.
— Уж какой есть.
Сергей соображал, как бы поскорее избавиться от нее. Но Натали и сама прочувствовала его состояние. Она выпрямилась, ничуть не обидевшись.
— Герман просил передать, что общий сбор назначен на вторник. Встречаемся на автовокзале. В восемь утра будет подан автобус, — деловито сообщила она, щелкнув зажигалкой.
— Вся цирковая труппа? А куда поедем — колесить в кибитках по дорогам России?
— Не опаздывай, — сказал она. — Ты не знаешь Германа. Это страшный человек. Он не любит, когда его подводят.
— А что он может мне сделать? — усмехнулся Сергей.
— Герман просил передать, — медленно произнесла Натали, — что у тебя славная дочка.
Днищев подскочил на кровати, схватив девушку за плечи.
— Рехнулась? Какое ему дело до Танечки?
— Отпусти. У Германа свои способы воздействия на людей.
— Я не терплю, когда меня принуждают к чему-либо. Особенно так.
— Тебя никто и не принуждал. Ты сам дал согласие.
— Допустим. Но свои угрозы пусть засунет в задницу. А ты? Что тебя связывает с этим упырем?
— Долгая история, — вздохнула Натали. И добавила, помолчав: — Он отец моего ребенка.
В комнату вошел Савва с подносом и дымящимися чашечками.
— Вам в постель или на голову? — спросил он.
В молельном доме «Братства отца Назария» на Новой Басманной готовились к приему высоких гостей. Обитель должны были посетить представители Международного экуменического центра, а попросту мирового сообщества всяческих религий и вероисповеданий, за исключением Православной Церкви. Центр этот преследовал вполне ясную и конкретную цель, связанную с насаждением в России любых видов и форм массового дурмана и отсечением христианского вероучения, на котором зиждилась тысячелетняя история государства. Экуменисты охотно поддерживали и мусульман, и иудаистов, и буддистов, и всевозможные мелкие секты, лишь бы в них в нужном направлении препарировалась идея православия, вызывающая безотчетный страх и ненависть главы Ватикана. Но с этим центром уже вступили в сношения и некоторые радикально настроенные священнослужители из патриархии.
Но Света о том конечно же не ведала да и вряд ли смогла бы разобраться в тонких и хитроумных играх, которые велись в тиши кабинетов, за толстыми стенами, недоступными для проникновения любопытных ушей и глаз. Она видела и слышала только то, что ее окружало, — некую субстанцию, излучающую душевный покой, утешительно воздействующую на ее сознание. Это походило на лекарственное излечение от долгой болезни, определенной отцом Назарием как томление погруженного в сон сердца, и именно он призван был пробудить его, вывести к свету. Она вверилась своему наставнику, подчинилась его проникновенным речам, почти полюбила его, как брата.
Прошлое постепенно стиралось из памяти. Порою Света даже не могла припомнить лица родителей, морща лоб и намеренно отгоняя от себя их образы. Как смешны были ее прежние поступки, вся нелепая жизнь! Учеба, балет, книги… И как хорошо, что еще ни один мужчина не соблазнил ее! Такой она и останется, решила Света, пребывая в блаженном полете, — вечной невестой Бога. Она посвятит себя служению братству, будет идти вслед за отцом Назарием и нести его пророчества людям. Но если бы ее спросили, в чем все-таки смысл его учения, она затруднилась бы с ответом, поскольку и сама толком не понимала. В этом эклектическом котле варилось столько разнообразных компонентов, что и более сведущий человек вряд ли смог бы определить все составляющие варева, приготовляемого отцом Назарием.
В комнатку к Свете заглянула одна из служительниц — ближайшая сподвижница «пророка».
— Возрадуйся, сестра! — торжественно провозгласила она. — Ты отмечена судьбою, и на тебя пал выбор. Тебе оказана большая честь — принять сегодня вечером наших гостей. Немногие избранные приглашены на ужин. А на тебя указал перстом сам отец Назарий. Вот счастье-то!
Похоже, служительница искренне завидовала Свете.
— А что я должна делать, как вести себя? — волнуясь, спросила девушка.
— Тебя приготовят, — ответила та, источая глупые улыбки.
Полина упросила своего мужа еще раз открыть сейф и показать древнюю реликвию. За последние дни он проделывал это неоднократно, потакая ее прихотям, как бы облегчая страдания дозой наркотика. Но Полина и сама чувствовала себя словно больная. Один вид хранившегося в бронированном сейфе предмета приводил ее в тайный, сладко растекающийся по телу восторг, опьяняющий сознание. Теперь она понимала, что ощущает скупец, который глядит в тиши подземелья на раскрытый сундук с золотом: его сияние завораживает. Полюбовавшись сокровищем, он снова запирает сундук, но его мысли и душа остаются с ним, и нет силы избавиться от томящего желания любоваться золотом.
Олег Кожухов вынул из сейфа обитую бархатом коробку, раскрыл ее и водрузил на стол конусообразную соболью шапку — чеканный венец одного из московских князей, покрытый серебристой парчовой тканью, украшенный алмазами и драгоценными камнями, окруженный по тулье невиданным по красоте жемчугом и ажурными золотыми запонами. Камней было такое множество, что блеск их переходил в сплошное сияние, а завершал венец осыпанный изумрудами и рубинами крест.
