Шарль Эксбрайя - Самый красивый из берсальеров
Дани больше не колебался. Оглядев всех присутствующих, он подошел к сестре, взял ее за руку и подвел к Дзамполю.
— Берите ее, инспектор, вы возвращаете честь нашей семье, а взамен я не стану наносить урон вашей… Я и впрямь не убивал берсальера Нино Регацци и сейчас вам это докажу…
Они услышали, как Анджело возится на кухне, а «бедная тетя» во весь голос поет «Приди, Создатель». Наконец Дани вернулся с каким-то грязным свертком в руках и протянул его Тарчинини.
— Ваши ищейки не так уж проницательны, синьор комиссар, — заметил он. — Это лежало в каминной трубе…
Ромео без особого энтузиазма взял сверток и с брезгливой гримасой осведомился:
— Что там такое?
— Оружие, которым закололи Нино Регацци.
Парень ответил так спокойно, что никто не издал ни звука, лишь Стелла, вообразив, будто новое происшествие помешает ей стать синьорой Дзамполь, жалобно застонала, придав и без того драматичной сцене скорбный музыкальный фон. Ромео развернул пакет.
— Каким образом это оружие оказалось у вас?
— Я сам вытащил его из груди покойника.
— Зачем?
— Да просто я не хотел, чтобы вы поймали убийцу! Прикончив берсальера, он, сам того не ведая, отомстил за честь Дани!
— Но в таком случае, почему вдруг…
— А сейчас я не хочу мешать счастью Стеллы… И кроме того, вы ведь сказали, что больше не верите в мою виновность.
Тарчинини размотал тряпку и, увидев на лезвии засохшие пятна крови, невольно вскрикнул.
— На сей раз, Алессандро, все ясно, а?
— Я в себя не могу прийти от удивления, шеф!
— Что ж, торопиться некуда… А вас, Анджело Дани, мне следовало бы арестовать за намеренное сокрытие важных улик, да нельзя тянуть со свадьбой вашей сестры, ее надо отпраздновать как можно скорее… Ну, так согласны вы или нет?
— Разумеется, да!
— Хорошо… А теперь расскажите нам, как к вам попал этот нож.
— Пригрозив берсальеру в присутствии дома Марино, я тихонько пошел следом… Мне хотелось набить мерзавцу морду и предупредить, что не отстану, пока он не даст слово жениться на Стелле. Весь вечер я ходил за Регацци по пятам, собираясь хорошенько вздуть его возле казармы, поскольку ночью там нет ни души. И вот, когда я уже хотел подойти, из тени вынырнул какой-то тип, ударил берсальера и тот упал. Я бросился туда, и тот, кто нанес удар, тут же исчез в темноте. Убедившись, что Регацци мертв, я решил не выдавать убийцу, поскольку он невольно отомстил за нашу честь. Я обернул его нож платком и вытащил из раны, а рядом с телом бросил другой, тот, что купил незадолго до этого. Таким образом я надеялся сбить вас со следа.
— Черт знает что! — взорвался Тарчинини. — Я просто обязан за подобные фокусы отправить вас на каторгу! Однако ради Стеллы уж придется лишить себя такого удовольствия. А сейчас самое время объявить о помолвке. Сегодня ближе к вечеру нам с Алессандро надо съездить в горы, а вернемся к праздничному ужину и тогда уж отпразднуем обручение. Расходы я беру на себя! Пойдемте, Дзамполь!
События с такой стремительностью следовали одно за другим, что у Стеллы кружилась голова. Она уже чувствовала, что сейчас упадет в обморок, как вдруг дверь кухни с шумом распахнулась и «бедная тетя», неся зажженную свечу, торжественно прошествовала в комнату, распевая:
Il campanile scoccaLa Mezzanotte santaE'nato!Alleluja! Alleluja![66]
Стелла бросилась к тетке.
— Ma que, zia! Сейчас еще вовсе не Рождество!
А Тарчинини, поторапливая помощника в управление уголовной полиции, заметил:
— Если хотите знать мое мнение, Алессандро, с тетушкой Пией вы никогда не соскучитесь!
Утром Валерия Росси велела Паскуалине приготовить на ужин «оссо буко», и весь день доносившиеся с кухни ароматы дразнили ее обоняние. Наконец, около шести вечера, синьора Росси села за стол, с нежностью думая о том, кто вскоре разделит ее трапезы, но, поскольку время романтических грез, лишающих молодых людей аппетита, для Валерии уже миновало, она с таким рвением принялась за «оссо буко», что вскоре для Паскуалины осталась лишь ничтожная часть лакомого блюда, да и эта жертва стоила синьоре Росси некоторых сожалений. Во избежание удушья вдова осушила бутылку барбареско, а изрядный кусок сыра помог ей допить вино до дна. Однако на этом ужин не закончился, и Валерия с удовольствием отведала приготовленного служанкой на десерт кастаньячика[67], запивая его мускатом.
После столь плотного ужина Валерия несколько отяжелела, но, подумав, как много вкусных кушаний и разнообразных вин сулит ей будущее наследство, сразу развесели все точки над i при новой встрече, а до нее оставались считанные минуты. Об этом и размышляла синьора Росси, когда в дверь тихонько постучали. Сначала вдова немного удивилась, но потом с умилением подумала, что жених проявляет весьма лестное нетерпение… В дверь снова постучали, на сей раз громче, и вдова весело крикнула:
— Паскуалина! Открывай скорее, а то он, пожалуй, ворвется силой!
Потом вдова поспешно опустилась в кресло и приняла позу, которая, по ее мнению, должна сразу внушить жениху почтение и заставить его повиноваться. Однако вместо суженого в комнату вошел уже знакомый ей полицейский, а вместе с ним — еще какой-то мужчина. Вдова вздрогнула от неожиданности.
— Синьора Валерия, они меня оттолкнули! — пожаловалась служанка.
— Довольно, Паскуалина, возвращайся к себе на кухню, а со стола уберешь потом. Что означает это вторжение, синьоры?
Вдова уже успела прийти в себя, и голос ее звучал более чем сухо. Тарчинини любезно поклонился:
— Вчера я оставил вас в столь плачевном состоянии, синьора, что мне непременно хотелось справиться о вашем здоровье…
Ромео, выразительно окинув взором уставленный остатками недавней трапезы стол, вздохнул с нескрываемым облегчением.
— Я вижу, вам стало намного лучше. Искренне рад за вас, синьора.
Вдова содрогалась от с трудом сдерживаемой злобы.
— По-моему, эта комедия — весьма дурного вкуса, синьор комиссар! — едко заметила она.
Тарчинини в свою очередь изменил тон:
— Так или иначе, она куда менее отвратительна, нежели та, что вы разыграли передо мной вчера, прикидываясь умирающей! И сейчас я пришел сюда узнать причины столь недостойного маскарада! А в крайнем случае — и потребовать объяснений!
— По какому праву?
— По праву полицейского, разыскивающего преступника, синьора!
— Преступника?
— Да, того или ту, кто убил Нино Регацци, собираясь присвоить шестьдесят миллионов лир!
— Что? И вы смеете…
— Я готов пойти даже еще дальше, синьора, и обвинить вас как минимум в пособничестве убийце!
— Меня? Меня?.. Ах, только потому, что я одинокая и беззащитная женщина, вы позволяете себе обращаться со мной таким непозволительным образом! Будь у меня муж…
— Если верить молве, синьора, вы, кажется, не замедлите обзавестись таковым?
Прежде чем хозяйка дома успела ответить, в комнату вошла Паскуалина.
— Пришел доктор, синьора Валерия! — доложила она.
Тарчинини встал и настежь распахнул дверь.
— Входите же, доктор, не стесняйтесь! — громко пригласил он врача. — Вы нам нисколько не помешаете, более того, по правде говоря, мы ожидали вашего появления!
Сначала у врача был довольно жалкий вид, но он быстро взял себя в руки.
— Вы шутите, синьор комиссар?
— И не думаю! Совсем наоборот, доктор… Разве что для вас преступление — веселый фарс!
— Не понимаю…
— Речь идет о смерти берсальера, того самого — помните, доктор? — который унаследовал шестьдесят миллионов… а теперь они переходят к синьоре Росси… а вы ведь собираетесь на ней жениться, не так ли?
— И что с того?
— Это мы еще обсудим, а пока позвольте заметить, что убийца Нино Регацци оказал вам крупную услугу, доктор… и подобной любезности никто не делает бесплатно…
— Поосторожнее, синьор комиссар!
— С чем?
— Вы намекаете, будто я нанял убийцу и натравил на несчастного берсальера, чтобы Валерия унаследовала шестьдесят миллионов, а потом я мог бы на ней жениться!
— Но я вовсе не намекаю, доктор, а просто-напросто утверждаю, что почти все, сказанное вами, — чистая правда!
— Правда?
— Да, с той небольшой разницей, что вы совершили убийство собственными руками!
— Так вы обвиняете меня еще и в убийстве берсальера?
— Совершенно верно, доктор, и вот доказательство!
Тарчинини вытащил из кармана пакет, переданный ему Анджело Дани, развернул грязную тряпку и сунул под нос Джузеппе Менегоццо скальпель.
— Это оружие убийства вы оставили в ране, услышав, как кто-то приближается к месту трагедии… и нашел его не кто иной, как наш друг Анджело Дани.
Доктор смертельно побледнел, но все еще пытался хорохориться.
— Любопытно было бы узнать, каким образом, находясь на собрании муниципалитета Сузе, я мог одновременно оказаться в Турине и совершить там убийство?
