Ирина Комарова - Дивная золотистая улика
Тогда он перешел к недавнему прошлому. При упоминании фамилии Углянцева Марина, заглядывая Александру Сергеевичу в глаза, очень убедительно и подробно, рассказала все, что он уже знал от меня. Зато когда был задан вопрос о кольце, девушка снова разрыдалась.
В общем, как я и подозревала, мне она соврала. Колечко из матушкиной шкатулки Мариночка все-таки стянула. Очень ей хотелось иметь изумрудный гарнитур. Перстенек можно было считать почти своим – если мама сама его носить не хочет, значит, дочке подарить не откажется. А в ювелирном сережки с изумрудами – чудо! Но нужно же было посмотреть, как они вместе смотрятся, правда? Вот барышня и позаимствовала кольцо – на время. Только в магазин сходить, серьги примерить. А потом она сразу же собиралась вернуть. Но получилось так, что в тот день Марина задержалась, к маме не попала, и на другой день тоже все как-то неудобно сложилось, и на третий. Кольцо все лежало в сумочке, лежало… А когда Марина наконец, добралась до шкатулки, оказалось, что уже не лежит. Потеряла.
– И маме об этом вы ничего не сказали, – нейтрально заметил Баринов.
– Нет, конечно, – Марина вытерла ладонью слезы. – Кто же в таком по доброй воле признается.
Шеф хмыкнул и перешел к фотографии. Увы, снова ничего обнадеживающего. Марина призналась, что по необъяснимому капризу природы, на всех фотографиях получается чудовищно толстой. Поэтому фотографироваться не любит и никаких альбомов дома не держит.
– Зачем мне чужие фотки, если своих нет?
И соответственно, о каком снимке идет речь, она представляла слабо. При этом Марина выразила полную готовность к сотрудничеству и заверила, что хотя и не помирилась еще со своим парнем, но готова завтра меня, или Гошу, или всех нас сразу к нему отвезти и лично присутствовать при встрече.
– А почему завтра, а не сегодня? – недовольно осведомился шеф.
– Сегодня он работает, снимает какой-то юбилей. Такие гулянки всегда поздно заканчиваются, не ночью же к нему ехать.
– Кажется, вы в ссоре, – напомнил Гоша. – Так откуда вам известны его планы?
– А Саша вчера утром приходил мириться и похвастался хорошим заказом. Я сначала слушала, что он говорит, а потом мы опять разругались.
– Можно прямо на празднике с ним встретиться, – предложила я. – Разговор много времени не займет.
– Я не знаю, где это. Он только сказал, что поедет снимать юбилей и нужно будет сделать видеодиск и кучу фотографий. И что ему хорошо заплатят. Я же говорю – хвастался.
– Что ж, значит завтра, – сделал вывод Баринов. – А пока ответьте, пожалуйста, еще на несколько вопросов…
Наконец, покачивающаяся от переживаний и усталости Марина ушла, а мы перебрались к шефу в кабинет и начали вялое совещание. Мне уже расхотелось рассказывать про школу фламенко и эффектную госпожу Санчес, поэтому я коротко сообщила, что алиби на момент первой встречи с Поршневым у Елены Юрьевны нет и быть не может. Гоша, тоже непривычно сухо, изложил сведения по Углянцеву. Слушая его, я машинально кивала – примерно то же самое мне говорил информатор Леша. Анатолий Андреевич – деловой человек, круг интересов необычайно разнообразен, при этом ни в каком откровенном криминале не замечен. Ничего нового.
Потом мы обсудили арест Котельниковой и дружно пришли к выводу, что она Поршнева не убивала. Марину, с некоторыми оговорками, от подозрений тоже освободили. Причем оговорки касались не убийства, а взаимоотношений с Углянцевым и странного исчезновения кольца из ее сумочки. А потом Баринов неожиданно распустил нас по домам. Дескать, день был тяжелый, Котельникова все равно в СИЗО, а Поршнев в морге, и с этим мы ничего поделать не можем. Все остальное вполне терпит до завтра, когда мы, отдохнув, с новыми силами, энергично возьмемся…
Уговаривать нас ему не пришлось – мы разбежались за пять минут. Причем, я настолько заторопилась и засуетилась, что вместо плаща привычно натянула старенькую куртку. На улице заметила свою оплошность, но не стала возвращаться – плохая примета.
По дороге домой я вспомнила, что мама просила купить кое-каких продуктов и заглянула в магазин. Казалось бы, ничего особенного: молоко, кефир, сметана, хлеб, макароны, да еще кое-какие мелочи, а вышла я с двумя большими пакетами в руках. Особо отмечаю: не слишком легкими пакетами. Точнее, пакеты были довольно тяжелыми. Вы спросите, почему я это отмечаю особо, да еще и повторяю? Потому, что большие неуклюжие пакеты в руках здорово замедляют реакцию. Не только механическую – на голову, как оказалось, это тоже действует! И действует самым негативным образом.
Именно поэтому, когда меня сильно толкнули в спину, я только вцепилась покрепче в чертовы пакеты, чтобы, не дай бог, не уронить в грязь кефир и макароны! Если бы я, плюнув на продукты, мгновенно освободила руки, развернулась, да не теряя времени, врезала с разворота ногой, может, все обернулось бы по-другому. А может, и нет. Будем реалистами – все-таки, их было четверо. Четверо накачанных и явно обученных парней. И церемониться со мной они, похоже, не собирались.
Давайте, я не буду рассказывать, что было потом. Просто поверьте мне на слово: я отбивалась, и очень неплохо. В честном – один на один, бою я бы справилась с любым из этой компании. Возможно, даже с двумя. Но повторяю, их было четверо. И на то, чтобы скрутить и запихать меня в машину, много времени им не понадобилось.
В машине я оказалась в самом унизительном положении: на полу между сиденьями, со связанными за спиной руками и с отвратительно пахнущим мешком на голове. В общем, подробности мне вспоминать не хочется.
Вы и так поняли, что меня похитили. Должна признаться: те несколько минут, что я лежала, скорчившись на полу машины, были не самыми приятными в моей жизни. И боюсь, что проявила себя в этой ситуации совсем не как героическая личность. Мне бы, не отвлекаясь на пустяки, быстро и сосредоточенно прокачивать: кто? зачем? как? кому выгодно? что делать? Я же, вместо того, чтобы заняться этим абсолютно необходимым анализом, представила, что будет с мамой, если я сегодня не вернусь домой. Никогда не вернусь. И с папой. И с Маринкой. И с Сан Сергеичем, с Гошей, с Ниночкой…
Жалко было их, жалко себя, жалко всех. Жалко так, что на глаза навернулись слезы. Но больше всего было жалко маму. И еще почему-то я вспомнила неприятного Витю Кириллова. Вот он-то, как раз, моему исчезновению только обрадуется. А вот фигушки ему, не дождется! Слезы незаметно испарились, вместо жалости к себе пришла злость. И надо сказать, очень вовремя.
Машина остановилась, и меня выволокли наружу. Потом повели куда-то, придерживая за плечи и направляя пинками. Несколько шагов по тротуару, невысокое, в три ступеньки, крыльцо и длинный коридор. Пару раз я, оступившись, не смогла удержаться на ногах. Ловить меня никто не бросался – расступившись, давали упасть, а потом поднимали резким рывком за шиворот. Вот когда я порадовалась, что не вернулась в офис за плащом. Вы не верите в приметы? Так вот вам, пожалуйста! Представляете, во что при таком варварском обращении превратился бы мой дивный золотистый плащ?
В конце коридора – судя по тому, что меня остановили, прижав к скользкой стене, да по характерному гудению – кабина лифта. После лифта снова коридор, на сей раз короткий и, наконец, с моей головы сдернули вонючий мешок.
Я несколько раз моргнула, прищурилась (после плотного мешка свет в комнате показался мне слишком ярким), вгляделась в человека, удобно устроившегося в кресле за обширным офисным столом прямо напротив меня, и задохнулась от удивления и ярости. Судя по выражению его лица, Анатоль Углянцев испытывал схожие чувства. Голос у нас прорезался одновременно:
– Вы что себе позволяете! – рявкнула я неожиданным для себя самой густым меццо (меццо – это, грубо говоря, женский бас. Откуда я знаю? А вы что, забыли: у меня сестренка в консерватории учится!) – Думаете, вам это с рук сойдет?
– Идиоты! Кретины! Вы что натворили? – параллельно со мной визжал Углянцев.
Четыре гориллы, выстроившиеся у стены справа от меня, растерянно переглянулись. В одном из них, том, что сейчас стоял дальше всех, я узнала лопоухого водителя «Вольво».
– А че, не она что ли? – спросил белобрысый здоровяк, видимо, старший группы. – Вроде похожа.
– Идиоты, – снова простонал Углянцев. – Я вам что приказал?
– Выследить. Подкараулить, – отвечая, старший сосредоточенно морщил лоб и загибал пальцы. – Привезти сюда. – Он пожал плечами и ткнул в мою сторону пальцем: – Вот она. Здесь.
– Я приказал попросить приехать! – Углянцев нелепо, словно мультипликационный заяц, замолотил ладонями по столу. – Я приказал: вежливо!
– Так мы ее и не били совсем, – подал голос парень, стоящий справа от старшего. – Так, помяли чуток, чтобы не вырывалась. Куда уж вежливее?
