Чарлз Тодд - Поиски в темноте
Ратлидж чувствовал, как часто бьется его сердце; Хэмиш насторожился. Но он заставил себя перешагнуть порог камеры. В тот день Моубрея охранял крупный, рослый констебль. Казалось, он заполняет весь дальний угол камеры, врос в нее, как старинная колонна. Он не сводил с Моубрея озабоченного лица.
Хильдебранд вошел следом за Ратлиджем, и Джонстон, на которого долг давил мертвым грузом, тоже последовал за ними. Ратлиджу стало плохо.
— Моубрей! — заговорил он с трудом. — Боже правый, старина, что бы подумала о вас Мэри, если бы увидела таким небритым и грязным! — Его голос звучал неожиданно резко и грубо. — Где ваша гордость?
— Мэри умерла, — пробормотал наконец Моубрей, словно нехотя возвращаясь в настоящее. — Она не может меня видеть и не может вас слышать.
— С чего вы взяли, что мертвые глухи и слепы?
— Говорят, что я убил ее! Это правда? — Моубрей поднял голову; в красных, воспаленных глазах бушевал его личный ад. Ратлидж подумал: интересно, что понял Моубрей из его слов и способны ли понять их остальные?
Поймав на себе взгляд Джонстона, Ратлидж ответил:
— Не знаю. Неподалеку отсюда нашли убитую женщину. Перед тем вы долго разыскивали свою жену, вы публично угрожали расправиться с ней, помните? Женщина похожа на вашу жену на фотографии, которую мы нашли у вас в бумажнике. Что еще нам оставалось думать?
— Я увидел ее из окна на станции. Это я помню! Но, если она погибла в Лондоне, как такое возможно? Как она могла оказаться здесь? Я даже не знаю, где сейчас нахожусь! — Моубрей, похоже, забыл, что видел вместе с женщиной мужчину. Он огляделся вокруг мутным взглядом, как будто не мог сосредоточиться на стенах тюремной камеры, как будто видел нечто, доступное только ему.
Как Хэмиш…
— Во что она была одета, когда вы ее видели?
Ветер раздувал ее волосы — как раньше, и она улыбалась, когда смотрела на детей. Ее улыбка…
— Во что она была одета? — не сдавался Ратлидж. — На ней было синее платье? Зеленое?
— Для меня она одевалась в розовое. Она всегда надевала розовое, когда хотела порадовать меня. Однажды я сфотографировал ее в розовом платье. Снимок у меня здесь, с собой… — Он принялся искать бумажник, но, не найдя его, быстро отвлекся.
— А дети? Во что были одеты они?
Но Моубрей, видимо, не мог говорить о детях, и Ратлидж снова чуть не упустил его; Моубрей снова собирался ускользнуть в пучину апатии.
— По дороге шла женщина, — быстро продолжал он. — Она шла одна. — Джонстон сделал резкое движение, пытаясь остановить Ратлиджа. Хильдебранд открыл рот, но Ратлидж, не обращая на них внимания, продолжал: — Она… та женщина… была в розовом платье. Или, точнее, бледно-лиловом. Но это была не ваша жена, а другая женщина. Вы ее видели? Вы говорили с ней?
Но Моубрей снова закрыл голову руками. Он тихо плакал.
— Черт побери! — не выдержал Хильдебранд. — Вы только все портите! Ему стало еще хуже…
— Я не согласен с подобными методами ведения допроса! — поддержал его Джонстон.
— Хильдебранд, пошлите констебля за платьем. Я хочу показать его Моубрею.
— Нет, так нельзя, я не…
— Если он опознает платье, иметь дело с последствиями придется мне… ничего нельзя сказать заранее… — бормотал Джонстон. — Не понимаю ваших доводов!
— Мне нужно платье, — сказал Ратлидж. — Пошлите за ним констебля!
— Под вашу ответственность! — сдался Хильдебранд. — Вы меня слышите?
Здоровяк констебль с явным облегчением вышел из камеры.
Пока он ходил за платьем, остальные ждали его в злом, беспокойном молчании. Моубрей перестал плакать; он как будто заснул сидя. Дышал он неровно и хрипло, как будто ему снились страшные сны. Вдруг он вздрогнул и проснулся, что-то встревоженно крикнул, вскинул руки, словно желая отгородиться от того, что поднималось из глубин его сознания.
«Ты тоже когда-нибудь будешь таким!» — напомнил Хэмиш, и кровь застыла у Ратлиджа в жилах.
Моубрей повернулся к нему и взмолился:
— Где мои дети? Вы видели моих детей? Ума не приложу, где их искать!
Тут вернулся констебль, разрушив чары, сковавшие всех присутствовавших. Он нес аккуратный сверток. Прежде чем передать сверток Ратлиджу, он покосился на Хильдебранда.
Ратлидж распаковал сверток, сосредоточившись на бечевке и узле, на складках бумаги. Потом он достал платье, завернутое в папиросную бумагу. На ее фоне платье казалось темным. Затем, не встряхивая его, он опустился на колени на холодном, твердом полу.
— Посмотрите, пожалуйста, — мягко попросил он, не прикасаясь к Моубрею, который снова смотрел в пространство.
Ему не сразу удалось уговорить Моубрея взглянуть на платье, которое он протягивал ему, как жертву какому-то рассеянному богу.
Моубрей нахмурился; он как будто не сразу понял, что перед ним, и тем более не узнал платье. Но Ратлидж не терял терпения. В неудобной позе колени заболели, но он стоял не шевелясь, чтобы не отвлекать Моубрея.
Наконец Моубрей осторожно коснулся платья загрубевшим от тяжелой работы пальцем, как будто сомневался в том, что оно настоящее. Видно было, что само платье его не очень интересует. Он даже не сразу сообразил, что перед ним. Потом он ощупал плечо… рукав… воротник… и понял.
— Я думал, она погибла под бомбами. Когда это случилось, меня не было с ними рядом. Я был во Франции… Капитан Баннер сказал, что мне дают отпуск. Я должен ехать в Лондон. Там что-то случилось. Кажется, в порт меня отвезли на машине. Шел дождь, и было темно, и я ничего не чувствовал… даже на службе в часовне…
Темные пятна стали заметнее, они почернели и заскорузли — длинное пятно и брызги, как черные горошины на ткани, расположенные беспорядочно, без всякого вкуса. Они лишь отмечали силу нападения.
— Мне не позволили посмотреть на нее — не открыли гроб. Сказали, что лучше не стоит. Значит, она была вот в этом платье? Она… Господи, неужели здесь ее кровь? — Он сжался и сунул руки в карманы, как будто хотел убрать их подальше от ужаса. — Я хотел обнять ее, но мне не дали… и не сказали, что там столько крови!
— Прекратите! — воскликнул Джонстон почти с таким же ужасом, как и Моубрей. — То, что вы делаете, бесчеловечно… жестоко… немедленно перестаньте!
Он шагнул вперед, схватил Ратлиджа за плечи, развернул к себе. Хильдебранд, тихо ругаясь, приказывал констеблю вернуться на место. Их голоса, громкие и испуганные, эхом отдавались в тесной камере.
Ратлидж отбросил руку Джонстона; ему чудом удалось не упасть и не уронить платье на пол. Моубрей изумленно смотрел на них. К нему как будто внезапно вернулся рассудок. Он довольно внятно произнес:
— Но это не то розовое платье, которое она любила! Кто дал его ей? Он? Тот человек, что был с ней? — Он снова озадаченно ткнул в платье пальцем. — Цвет не тот, говорю вам… Как только я увидел ее, я сразу понял, что платье не того цвета!
Вначале Ратлиджу показалось, что Моубрей собирается схватить его за горло и задушить, но руки Моубрея тянулись не к нему, а к платью. Он схватил его, смял и поднял повыше, глядя на него в полумраке, стараясь что-то разглядеть. Потом он повернулся к двери и посмотрел на Хильдебранда, который его арестовал.
— Платье не ее, это обман! Моя Мэри ниже ростом… уж мне ли не знать одежду жены! Зачем немцам понадобилось убивать ее? Она никогда никому не делала ничего плохого, никогда я не слышал от нее бранного слова! Я заставлю немцев за все заплатить, вот увидите! Убью всех их до единого, до кого сумею дотянуться, втопчу в грязь… буду топтать до тех пор, пока не останется лица, и продолжу молотить, пока не разобью голову в кашу… Перед Богом клянусь!
Хильдебранду удалось выхватить у него платье, не порвав, и Джонстон пытался усадить Моубрея обратно на койку, а Ратлидж стоял и слушал. Моубрея словно прорвало.
Ему не удалось оправдать Моубрея. Возможно, он не убивал жену; погибшая женщина вполне могла оказаться Маргарет Тарлтон, но Моубрей только что во всех подробностях рассказал, как была умерщвлена неизвестная женщина.
Его не сразу удалось успокоить. Спустя какое-то время он как будто начал понимать, где находится. Он снова принял ту же позу, в какой его увидел Ратлидж, и принялся раскачиваться туда-сюда от боли и неуверенности, как будто больше не видел ни платья, ни стоявших вокруг него людей, не ощущал вокруг напряжения, ставшего невыносимым. Хэмиш неистовствовал в голове Ратлиджа. Он приказывал Ратлиджу немедленно уходить… бежать отсюда!
Он вышел вместе с Хильдебрандом и Джонстоном. Оба ругали его последними словами, изливая на него свое потрясение и ужас в тирадах, утомивших обоих. Сами того не замечая, они часто повторяли друг за другом отдельные слова и целые фразы.
В дверях Ратлидж остановился.
— Возможно, мои действия… неортодоксальны, — холодно сказал он. — Но они были совершенно необходимы. Возможно, он встретил Маргарет Тарлтон на дороге… и убил, приняв за свою жену. — «Ты жертвуешь мужчиной ради женщины!» — А может быть, он наткнулся на ее труп. Возможно, именно поэтому он так быстро поверил в выдвинутые против него обвинения. Маргарет Тарлтон нет ни в Лондоне, ни в Глостершире, ни в Шерборне. Объясните, где она — и почему мы не можем ее найти. Имеется свидетельство о смерти, выписанное на имя миссис Моубрей, но пропала не она, а мисс Тарлтон! Неужели вы не понимаете, что я пытаюсь вам сказать?
