Марина Серова - Три чудовища и красавица
— Исключено! Я ни за что не поверю, что человек, который считает виноделие божественным промыслом, станет опускаться так низко. А вот тот, кто однажды пошел на преступление, чтобы спасти свою шкуру, вполне может вновь и вновь преступать закон. Это я про вас говорю.
— Вы можете говорить все, что угодно, и везти меня куда угодно, но я не скажу больше ни слова, — заявила Евстюхина, когда мы подошли к моей «девятке».
— Хорошо, сначала говорить буду я. Залезай, — я открыла дверцу со стороны руля, толкнула в нее Тамару, а затем села в машину сама.
Широкий рукав ее блузки задрался, и я увидела иссиня-желтый синяк на руке. Судя по цвету, эта отметина была сделана не сегодня и не вчера, а примерно неделю назад. Затем я подняла свой взгляд выше и заметила тщательно замаскированный тональным кремом синяк на ее скуле. Позавчера этой «красоты» точно не было, а сегодня в магазине она сидела ко мне полубоком, поэтому я ничего не углядела. Выходило, что Тамару периодически били, и это обстоятельство вносило свои коррективы в предстоящий монолог. Именно монолог, потому что Евстюхина отказалась со мной разговаривать.
— С чего же начать? Пожалуй, начну с дорожно-транспортного происшествия, в котором ваш муж разбил дорогой «Лексус». Ему понадобились деньги, и Иван решил взять предпраздничную выручку в винном магазине, где вы работаете, — я присмотрелась к Евстюхиной, но она никак не отреагировала на мои слова. — Думаю, эта идея вам сначала не понравилась, более того, вы даже пытались отговорить мужа от его опасной затеи. Но он нашел способ убеждения — избил вас, и в результате вы согласились с ним во мнении, что другого выхода расплатиться с долгами нет. Ограбление было спланировано очень тщательно. Скорее всего, о своем алиби Иван тщательно позаботился. О том, что он подстраховался и нашел козла отпущения, я уже говорила. Евстюхин возил вас на свалку, чтобы вы присмотрелись к одному бомжу. Его приметы, вместо мужниных, вы и назвали. Уж не знаю, как вы собирались подставлять Реутова, — это очень сумасбродная и рискованная идея! Уверена, что ваш спектакль обязательно бы провалился. В милиции все-таки не дураки работают. Да, еще ваш муж незадолго до ограбления послал в магазин какого-то человека, похожего на себя, чтобы возможные свидетельские показания сместились во времени назад. Думаю, что этот трюк он придумал не сам, а вычитал в каком-нибудь детективе или увидел в кино. Но там это сработать может, а в жизни вряд ли…
У меня пересохло в горле, и я сделала небольшую паузу. Евстюхина по-прежнему сидела молча, только теперь смотрела не прямо, а в боковое окно со своей стороны. Выражение ее лица разглядеть было невозможно. Тем не менее я продолжила свой монолог:
— …Самую большую ошибку ваш муж совершил сам — не смог как следует вырубить Михееву, она не потеряла сознание, а только притворилась. Короче, Вера узнала Ивана и, по своей глупости, стала вас шантажировать. Потакать шантажистке неразумно — сколько ей ни заплати, угроза разоблачения никогда не исчезнет, поэтому Евстюхин спланировал новое преступление, на этот раз убийство. Я бы сказала, что его план был злодейски гениален. И опять в нем было полно киношных трюков — романтическое свидание для прикрытия, красный перец для отбития нюха у служебной собаки… Увы, по чистой случайности на минуту раньше Михеевой в лифт входит Демидова, и бомж убивает не ту женщину. Убей он Веру, нанимать частного детектива никто бы не стал, и, возможно, у вас был бы шанс остаться на свободе. Повторюсь — вам не повезло. Алексей Евгеньевич обратился ко мне, чтобы я нашла убийцу его жены. Вас это не остановило. Сидя в укрытии, где-нибудь в Покровске, Иван спланировал очередное убийство, но уже не так тщательно. Фантазии хватило только на то, чтобы перенести труп из квартиры в лифт. Честное слово, это глупо!
Нервы у Евстюхиной все-таки дрогнули — сначала ее стало трясти, как в лихорадке, затем она разрыдалась.
— Вы думаете, что сейчас я начну вас стращать — называть статьи Уголовного кодекса, которые вам можно инкриминировать, и сроки по ним? Нет, я не буду этого делать. Вы и сами догадываетесь, что несколько лет вам придется провести в местах не столь отдаленных. Нет, ничем грозить я вам не буду, потому что это бесполезно. Вы смогли пережить смерть сына, вы терпели побои ревнивого мужа… Думаю, что мои слова не покажутся вам страшнее этого. Напротив, я попробую пролить бальзам на вашу грешную душу. Удивлены? Молчите, но я уверена, что вы удивлены. Так вот, я предлагаю вам встретиться по моей рекомендации с одним из лучших адвокатов Тарасова, обсудить с ним все детали, а затем отправиться в прокуратуру и дать признательные показания по всем преступлениям. Причем тянуть с этим не следует: пока на вашем теле есть синяки, можно доказать, что муж силой принуждал вас к соучастию в преступлениях. Скажу больше, адвокат поможет в том, как наиболее выгодно для вас осветить некоторые вопросы, — мне показалось, что Евстюхина не понимает меня. Тогда я даже пошла на то, что подсказала ей возможные адвокатские приемчики: — Может быть, вы вовсе и не знали о том, что муж готовил ограбление магазина, это стало для вас полной неожиданностью? А свидетельствовать против мужа вы не обязаны. Короче, из соучастницы вы можете превратиться в свидетельницу, на которую оказывалось физическое и моральное давление. Лучшего варианта для вас просто-напросто нет. Ручаюсь — сами вы такого адвоката не найдете. Кроме того, если понадобится, я могу предоставить вам место, чтобы спрятаться от мужа до того момента, пока его не арестуют. Знаете, Тамара, я вас даже отпускаю. Вы должны сделать свой выбор сами, без всякого давления.
Достав из кармана ключ, я расстегнула наручники. Евстюхина зыркнула на меня ничего не понимающим взглядом, но снова промолчала, затем, не веря до конца вдруг свалившейся на нее свободе, стала лихорадочно открывать дверцу. Вылезая из машины, Тамара ударилась головой о крышу салона, чертыхнулась и едва ли не бегом рванула по дороге вперед. Я смотрела на удаляющуюся фигуру в красной кофточке и изо всех сил старалась сохранять спокойствие, несмотря на то, что внутри меня все кипело и клокотало от мысли: «Уйдет!»
Неужели я плохо разбираюсь в людях? Вроде бы хорошо. Человек, привыкший к кнуту, обязательно клюнет на пряник. Евстюхина замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Это был момент наивысшего напряжения для нас обеих — Тамара должна сделать для себя очень важный выбор, а я — проверить свою профпригодность. Прошло несколько минут, она оглянулась, сделала несколько шагов в мою сторону, снова остановилась. Наверное, ее одолели какие-то сомнения. Я не стала испытывать судьбу, а подъехала к Тамаре и открыла ей дверцу. Она села и сказала:
— Звоните адвокату.
ГЛАВА 27
Олег Аркадьевич Цыбизов согласился встретиться с нами завтра утром, и я предложила Евстюхиной в целях ее безопасности отправиться на мою квартиру.
— Нет, Иван должен позвонить домой, и мое отсутствие может его насторожить, — Евстюхина посмотрела на часы. — У меня есть еще два часа до его очередного звонка. Пока мы можем с вами поговорить здесь. Я чувствую, что должна выговориться, я так долго все держала в себе!
— Пожалуйста, — ответила я и незаметно нажала на кнопку диктофона.
— В том, как сложилась моя жизнь, виновата я сама. Было сделано несколько роковых ошибок. Все началось очень давно, когда я еще училась в десятом классе. Однажды вечером возвращалась от подружки. Было уже темно, и ко мне привязались трое парней. В общем-то, они вели себя не нагло, просто подошли познакомиться и предложили проводить до дома. Я согласилась — один парень показался мне очень симпатичным. Когда мы почти дошли, из подворотни вышли ребята с моего двора — Евстюхин и Тюринцев. Ни с того ни с сего завязалась драка. Как потом я узнала, они враждовали между собой. Я испугалась и убежала, — Евстюхина тяжело вздохнула…
Я поняла, что предисловие к сегодняшним событиям будет длинным, поэтому отключила диктофон. Тамара продолжила свою исповедь:
— На следующий день к нам пришли родители Ивана и сказали, что его задержали за то, что он подрался из-за меня и так избил одного парня, что тот попал в больницу. Я им возразила — они дрались вовсе не из-за меня! Но Евстюхины отозвали мою маму на кухню, заплатили ей, и мама заставила меня сказать в милиции, что те трое хотели меня изнасиловать, а Иван со своим другом спас меня. Мне было противно это делать, но мы жили бедно, потому что отец все пропивал, и та взятка была как раз кстати — мама купила мне на те деньги платье на выпускной вечер и туфли. Это стало моей первой ошибкой, не надо было продаваться. Евстюхина все равно посадили на три года, потому что тот парень, которого он избил, остался на всю жизнь инвалидом. Иван начал писать мне письма с «зоны», такие ласковые, со стихами. Мне, дурочке, было интересно, и я стала от нечего делать переписываться с ним. Опять же сглупила, потому что подала ему этим надежду, — Тамара посмотрела на меня, ожидая комментариев.
