Делл Шеннон - Неожиданная смерть
— Не стану вас благодарить, — сказал Барт. — Черт знает что. Что за… А казалось, хорошая семья, ваша жена говорила. Детей воспитывали нормально — на вид он славный парнишка. Отчего они вдруг как с цепи срываются, Мендоза? Мы говорим: молодость, — Господи, мы все когда-то были молодыми… и прадеды наши тоже… и никогда ничего подобного…
— Не говорите «никогда». Всякое случалось. — Стоя на крыльце, Мендоза выбросил окурок, и тот прочертил темноту крошечной падающей звездой. — De veras[85]. Часть ответа вы знаете не хуже меня: клин, сознательно вбитый между поколениями, — кажется, это сказал Дж. Эдгар? А остальное… не знаю, Барт. Не знаю. И ему еще нет восемнадцати. Пока что его упрячут, и никто не знает, что из него выйдет, когда он станет взрослым. Психоаналитики разное говорят. Хотите пари, что через пять лет он уже будет на свободе?
— Никаких пари, — тяжело проговорил Барт. — Нет. Черт знает что…
Мендоза пересек улицу, вернулся домой и принялся отвечать на вопросы Элисон и до глубины души потрясенной Маири.
— Но это же черт знает что — прямо через дорогу, в таком спокойном, респектабельном районе, — сказал Хакетт. — Бог мой.
Было утро вторника, и Мендоза рассказывал Хакетту с Хиггинсом о вчерашнем происшествии; в середине повествования вошли Пигготт и Ландерс и потребовали подробностей.
— Так, пожалуй, и вовсе жениться не захочешь, — сказал Пигготт. — Ну и ну.
— К счастью, это не наша забота, — ответил Мендоза. — У нас и тут дел хватает, и лучше мы будем ими заниматься. Арт, у нас появилось что-нибудь по Аркетту?
— Nada[86]. Довели до осведомителей, что ищем его. Чертовски жаль, что нет фотографии, — разумеется, о том, что разыскивается Ричард Аркетт, было сообщено во все полицейские участки Лос-Анджелеса и его округи.
— Меня тут посетила одна мыслишка, — произнес Хакетт. — По поводу дела Дюран. Она лишь за неделю до того оставила работу. Что, если Аркетт заприметил ее там? Она ему понравилась…
— Возможно, — ответил Хакетт, — хотя это был магазин женского платья, по-моему…
— Это ни о чем не говорит. Может, он доставлял покупки… Согласно послужному списку, он бабник — мог заходить туда к другой женщине.
— Верно, — сказал Хакетт. — Поскольку не предлагается ничего иного, я запросто могу съездить и спросить.
— И на нас еще висит дело Гертруды Вайсс, — добавил Хиггинс. — Чувствую, что будет висеть до скончания века. И Уэмберг так и не сделала официального заявления.
— Тот грабитель, да, — рассеянно отозвался Мендоза. — Садись, Джордж, и послушай кое-какие умозаключения.
Хиггинс зевнул, сел и закурил сигарету.
Вчера вечером, едва только заступила ночная смена, пришло сообщение о самоубийстве. Ландерс отправился заниматься этим: заявления, бумажная работа. Грейс вчера не закончил опрашивать свидетелей наезда на ребенка, сегодня он и Паллисер были выходные, так что поехал Пигготт. Глассер остался ждать следующего вызова, который, видимо, не замедлит поступить.
Мендоза повернулся вместе с креслом и взглянул на серое небо: сегодня оно не проливалось дождем, но хмурилось и было затянуто тучами.
— Теперь уже слишком поздно, — сказал он, — и, в любом случае, не думаю, чтобы это что-нибудь нам дало — расспрашивать в радиусе одного квартала вокруг ресторана, не видел ли кто в тот вечер Мишель. Потому что там вокруг ничего нет — два склада, автостоянка, через дорогу магазины, которые ночью закрыты. Но это бесполезно по другой причине, Джордж, и я до нее додумался. Так вот, Мишель могла быть в некоторых вещах совершенной дурочкой — о чем свидетельствует ее тяга к Эйлин, но здесь, возможно, главную роль играла память о школьных годах, и вскоре Мишель разобралась бы, что к чему. По крайней мере, мы точно знаем, что, тянулась она к Эйлин или нет, та не успела ее… м-м… развратить. На теле никаких следов употребления наркотиков.
— Хорошо умозаключаешь, — сказал Хиггинс.
— Так вот. Она не была совсем уж круглой дурой. И поскольку, Джордж, Стэнъярд — ответственный человек, владеющий значительной собственностью, Мишель должна бы понимать, что такое собственность. Ей наверняка хватило бы ума не отправляться куда-то ночью пешком в том районе. Когда на ней все ее бриллианты. ¿Cómo no?[87] Мы знаем, что она не вызывала такси. Но мы теперь также знаем, что у нее были деньги. Рядом с женской комнатой есть телефон-автомат. Кому могла бы она позвонить, Джордж? Разозлившись на Трулока за то, что он пытается ею командовать? Очевидно, что бы с ней ни случилось, в чьи бы руки она ни попала — это произошло не в ресторане. И… она была красивая девушка, Джордж.
Хиггинс резко выпрямился:
— Да, красивая.
— Двадцать один год, — сказал Мендоза и снова развернулся к нему лицом. — До Трулока у нее, вероятно, были другие приятели. Они были помолвлены всего лишь с Рождества. Досадуя на Трулока, желая его немного проучить… по крайней мере, есть вероятность, что она…
— Позвонила своему бывшему поклоннику, — докончил Хиггинс. — Да, хорошие умозаключения, Луис. К чему они ведут?
— Понятия не имею — я пока дальше не продумал. Возможно, было так. Не знаю, о чем это может говорить. Бывший поклонник, все еще обиженный, что она его оставила? Бывший поклонник, который остро нуждается в деньгах и вдруг видит бриллианты? Думаю, что с этой точки зрения мы тоже должны посмотреть.
— Как?
— Подруги, — кратко ответил Мендоза. — Они-то знают. Пойти и спросить, с кем она встречалась до Трулока. Посмотреть на этих парней. Очень может быть, что-нибудь интересное и появится, никогда ведь заранее не знаешь.
— Мне это нравится, — сказал Хиггинс. — Лады, посмотрим в другом месте.
— Тогда ты поезжай, поищи Сью Рэнсом — вот ее адрес. А я повидаю Ванду и девицу Руни. Ее ближайшие подруги — они кого-нибудь назовут. Потом поедем поглядим на парней. Встретимся у Федерико за ленчем.
— О'кэй, — сказал Хиггинс.
— Вы пришли домой около половины седьмого, мистер Хансон? — спросил Ландерс, делая пометки.
— Да, да, как обычно. — Ян Хансон был довольно красивый мужчина лет за пятьдесят, с густой белокурой шевелюрой и чертами викинга; в настоящий момент лицо было искажено от волнения. — У меня есть… аптека, она находится на Вирджил-авеню, я вчера вечером говорил об этом: я открыл аптеку, когда мы с Гердой приехали в Америку, это было почти тридцать лет назад, до войны. Теперь у меня есть служащие, мне не нужно быть там самому все время, и я каждый день прихожу домой в шесть, в полседьмого. Ох, моя бедная Герда…
— Именно так оно и было, — вставил второй мужчина. Маленького роста, худой, старше Хансона, звали его Джон Элдерби. — Мистер Хансон пришел как заведено, в полседьмого примерно. Я сижу себе в гостиной, дверь у меня обычно открыта, когда я дома. На первом этаже комнаты душновато, а я люблю свежий воздух. Я вижу, проходит мистер Хансон, он меня увидел и поздоровался; и полминуты не прошло, как он уже бежит вниз по лестнице и говорит, что жена его заперлась в ванной и не отвечает. Тогда я пошел с ним, мы сломали дверь и там увидели бедную женщину… — он покачал головой. — Повесилась на стойке душа. Ужасно. Никогда бы не подумал, что миссис Хансон сделает что-нибудь подобное.
— Моя бедная Герда! — с мукой воскликнул Хансон. — Я не понимал… как она это переживала, как страдала… если бы я не был так занят в аптеке…
— Вам не стоит теперь себя винить, мистер Хансон.
— Она была больна, сэр? — спросил Ландерс.
— Она теряла слух, — ответил Хансон. Он говорил почти без акцента. — Она глохла, это развивалось очень быстро, и доктор сказал, что ничем не может ей помочь. Моя бедная Герда, она так любила музыку, ее это страшно огорчало… но я не понимал…
— Ну что ж, вам обоим нужно будет сделать заявления, как я говорил, — вежливо произнес Ландерс. — Мы отпечатаем эти записи, и вы их прочтете и подпишете, — обычная процедура. Очередное самоубийство. Галеано вчера вечером напечатал первый отчет: явное и очевидное самоубийство.
Еще это дело Вайсс, по которому совершенно ничего не делается. Ландерс подумал, что потом надо будет по крайней мере получить заявление от миссис Уэмберг. Он полагал, что Мендоза послал запрос в отдел лейтенанта Голдберга, не известен ли им какой-нибудь грабитель, забирающийся в дома средь бела дня и к тому же склонный к насилию. Но будет ли у них хоть какая-нибудь запепка… глухарь, как есть глухарь.
— Моя дорогая бедняжка, — сказал Хансон, — если бы я только понимал, как она переживала…
Хакетт правильно предположил, что Дюран уже снова будет на работе. Он прибыл в отель «Амбассадор» без четверти девять и начал спрашивать; его провели по лабиринту коридоров до обширного кухонного царства и подвели к помощнику шеф-повара, облаченному в белый фартук.
