Лилия Беляева - Игра "в дурочку"
А другие шоферы хвалились мне тем, что в период жестокого, абсолютно бесчеловечного сухого закона, когда и милиция и гаишники подлавливали на дорогах тех, кто везет «левую» водку или самогон, — они именно во фляги с молоком засовывали бутылки с «горючим», «и все дела»… Много, много чего можно провезти в таких вот безобидных с виду флягах!
… Внезапно мне на плечи легли чьи-то руки, завитал в воздухе запах мужского одеколона:
— Любуетесь пейзажем?
За моей спиной стояла давно угасшая «звезда экрана», он же легендарный герой-любовник, все ещё статный седой старик Анатолий Козинцов.
Что меня заставило улыбнуться ему мягко и нежно? Он же тотчас истолковал мое поведение, в самом благоприятном для себя смысле. Пророкотал остатками некогда невыносимо бархатного баритона:
— Не зайдете ли ко мне? Я заварю чудесный чай из трех сортов…
— Из целых трех?!
— Из целых трех. Так как же?
Былой красавец, небось, был уверен, что предложение его весьма соблазнительно для молодой «никакой» уборщицы. Он улыбался мое чуть-чуть снисходительно с высоты своего роста.
— Ну-у… ладно, — решилась я продлить игру. Мало ли какими новыми фактами из жизни странноватого Дома обогатит меня этот человек…
Однако он предупредил:
— Постоим здесь минут пять. Там у меня Володя возится с кранами. Опять что-то сорвалось, течет…
— Какой Володя? — удивилась я. — Он же вон фляги носит, молоко привез…
— Вы плохо знаете этого человека. Он очень быстрый. Поглядите, возле кухни его уже нет.
И действительно, пикапчик стоит, а Володи нет. Но когда мы с Козинцовым вошли в его квартирку, из ванной показался Володя со знакомым мне битым чемоданчиком и смущенно посоветовал знаменитости:
— Вы… не очень краны туго завертывайте… А то они срываются…
— Хорошо, хорошо, — пообещал артист. — Сам не знаю, откуда вода… Вернулся из столовой — кругом вода…
— Я все сделал. Надолго хватит, — уверил Володя.
Мы остались с артистом наедине. Он, действительно, заварил какой-то исключительно душистый чай и поставил передо мной большую белую в цветочек кружку с этим дымящимся напитком, разорвал с треском прозрачную пленку на новой конфетной коробке, заставил меня взять и съесть подряд четыре разных по форме шоколадки, а потом, совсем неожиданно подошел ко мне и поднял меня и подержал какое-то время на весу.
— Убедились? — зарокотал, отшагнув от меня на некоторое расстояние, что есть у нас ещё порох в пороховницах?
Я честно подтвердила:
— Ну надо же!
— Значит, надо! — нарочито расслабленным движением руки он отбросил назад, к затылку, вьющуюся прядь седых волос, сел напротив, спросил строго:
— Почему вы не встретились мне раньше? С этими фиалковыми глазами? С этими прелестного рисунка губами?
— Но вот же мы и встретились, — наивничала «Наташа из Воркуты».
Он протянул ко мне руки и умоляюще произнес:
— Позвольте поцеловать вас, обнять и поцеловать… прикоснуться… Вам это ничем не грозит… И мало стоит. А я… а мне…
Не призывай и не сулиДуше былого вдохновенья.Я — одинокий сын земли,Ты — лучезарное виденье!
Он прочел четверостишие с такой силой страсти и отчаяния, что я сдалась. Он крепко, очень крепко обнял меня и поцеловал в щеку… И долго ещё глядел на меня издалека, глазами раненого зверя…
Как тут не подумать о том, что особенно тяжел, болезнен переход в глухую старость бывшим красавцам, кавалергардам, удачливым деятелям искусства и литературы! Они привыкли к поклонению, любви, славе… Попробуй отвыкнуть!
Очень кстати я вдруг заметила, что на тумбочке стоит кожаная дорожная сумка, а рядом с ней красный термос.
— Вы ехать куда-то собрались? — поспешила задать вопрос.
— К сожалению… Впрочем, и к счастью… В свой родной Питер… Я ведь там родился. Надо бы встретиться с сестрой. Она там в больнице. Вон телеграмма.
— Самолетом?
— Как вы плохо обо мне думаете! — он укоризненно поводил в воздухе указательным пальцем. — На своей машине поеду. Я ведь когда-то даже в ралли участвовал…
Машинально я взяла в руки голубоватый листок телеграммы, развернула… «Милый Толик лежу больнице может быть ты приедешь мало ли целую Нина.»
— Она старше меня на шесть лет. Но была вполне бодрая. Мы виделись на Новый год. Надо, надо ехать… Заодно белые ночи там… столько красоты… — Он поднял лицо вверх, словно в небо, и прочел с чувством:
Белой ночью месяц красныйВыплывет в синеве.Бродит призрачно-прекрасный,Отражается в Неве.
Мне привидится и снитсяИсполненье тайных дум.В вас ли доброе таится,Красный месяц, тихий шум?
— Как хорошо! — вырвалось у меня.
— Самое хорошее, — произнес он с паузой, — это — молодость, это мамины теплые глаза над тобой… А знаете ли, я только сейчас понял, почему потянулся к вам… Вы похожи на мою маму… И еще, пожалуй, — он прищурился, — на актрису Мордвинову в юности, в молодости. Она носила такую же челку. Я был в неё безнадежно влюблен. Я таскал ей букеты цветов. Но она пренебрегала прыщавым юнцом. Увы, в семнадцать лет я был очень прыщав. Это потом, потом очистился от этой пакости…
— Это… эта Мордвинова, которая умерла?
— Она. Дико звучит, но мы сошлись накоротке только здесь, в сенях, примыкающих к кладбищу…
— И… и она хорошей оказалась?
— Излишне прямой, излишне… Но очень цельная натура, вы понимаете? Не терпела лжи. Недаром играла героинь.
— А вы героев.
— А я — героев. Но я… сломался.
— Как?
— Ну-у… испугался стареть. Не будем уточнять. Зачем вам забивать голову чужим хламом?
В дверь постучали.
— Войдите! — отозвался хозяин.
На пороге, замерев от неожиданности, стояла медсестра Аллочка. Впрочем, она быстро сориентировалась и молвила:
— Вот ведь какой вы ужасный сердцеед, Анатолий Евгеньевич! Уже и Наташу соблазнили! А я думала, только ко мне питаете самые пылкие чувства! Да ладно, раз вас на всех хватает. Это же замечательно! Уже собрались? она глянула на дорожную сумку. — Вы очень рано решили выезжать?
— Да, — отозвался актер. — Часов в пят утра.
— Я вам сейчас дам кое-какие лекарства. На всякий случай. Ваши обычные. Мало ли… Возле сумки и положу. — Она вытащила из кармана две коробочки, патронташик и бутылочку с валидолом. — Через неделю вернетесь? Будем ждать. Вас всему Дому будет не хватать. Теперь вот и Наташа затоскует… Спешите назад!
— Постараюсь, — актер, видно, непроизвольно, забывшись, положил ладонь на развернутый листок телеграммы и медленно смял её, глядя куда-то мимо и Аллы, и меня… Но быстро спохватился, произнес игриво:
— Девочки милые! Не поминайте лихом! Живите долго и счастливо!
Позже, ещё и ещё раз прокручивая в памяти всю эту сцену, я пыталась понять, чуял ли Анатолий Козинцов, что путь его в Петербург окажется путем в морг? Чуял, но ничего изменить не мог? Или же верил в хороший конец своего путешествия?
… Он не явился в Дом ветеранов ни через неделю, ни через десять дней. Он сгорел в своей машине, как выяснилось, где-то в пятидесяти километрах от Петербурга. Свидетелей не было, если не считать тех деревенских жителей, что увидели уже вовсю пылающий автомобиль. К вечеру в столовой собрались все обитатели Дома и почтили нелепую гибель своего товарища прочувствованными речами и минутой молчания.
На третий день, когда я пришла, дверь его квартирки была распахнута настежь, и сестра-хозяйка вытаскивала оттуда картонные ящики, наскоро набитые носильными вещами, обувью и книгами. Внутри уже стремительно строчила свое нотариус-Шахерезада. В кресле же сидела пожилая дама в черном, в маленькой черной шапке с вуалью. Надо всеми и всем возвышался парниша баскетбольного роста. Он бережно, почтительно даже снимал с полок статуэтки и прочие памятные вещицы.
— И это забирать? — неуверенно спрашивала тетя Аня и быстро-быстро совала в коробку кожаные тапки артиста.
— Что ж… да, да, — отзывалась дама в черном.
— Тетя Аня, помочь? — напросилась я.
— Давай, неси ящик с книгами… пока в бельевую.
Я потащила. Вернувшись, услыхала протяжный, как стон, голос дамы в шляпе:
— Какая его сестра? Какая телеграмма? Нет у него в Петрограде никакой сестры! Я его единственная родня, жена, а это его законный внук Филипп… После меня он уже не женился официально. Так, жил с кем хотел…
— А он по телеграмме, по телеграмме! — частила тетя Аня, почти не скрывая радости от того, что дама оказалась щедрой и позволила ей столько вещей утянуть в бельевую. Там я и обнаружила изрядно потрепанный том медицинской энциклопедии, откуда на пол выпала газетная вырезка со статьей «Волшебный эликсир». Многие строчки в статье были подчеркнуты красным фломастером. Наспех проглядела, о чем речь. А речь шла об открытии ученых, о чудесных уколах, омолаживающих стареющий организм. Открыта субстанция, получаемая из… человеческого плода… в том числе в результате абортов, а также из выкидышей… На полях стояли три восклицательных знака, сделанные тем же красным фломастером…
