Николай Пономаренко - Чеченский транзит
"И-и-эх" - полетела очередная тушка.
- Раз, два, три... - начал считать Никита.
- Двенадцать! - закончил он, когда где-то в утробе ямы раздался звук падения.
- Охренеть! - удивился Харитоненко. - Прямо пропасть какая-то! А если б у Бахрама была такая, представляешь, Андрей, как бы он нас туда спускал, а?!
- Мы у чеченцев в яме жили, как звери, - пояснил Гусаров участковому. - Как её такую вырыли?
- Лопаточкой обыкновенной. Это старый степной колодец. С водичкой здесь трудновато. Худоба пить хочет, а в то время только на лошадках ездили. На бричке много воды не навозишь. Попробуй, напои отару. Вот и рыли предки, корзинами землю вынимали. Еще ж найти надо было, где вода ближе всего к поверхности. А теперь водовозы есть, пара цистерн - и отара напилась. Колодцы не нужны стали, пересохли без чистки и приезжает к ним только Генка-труповоз.
Из кабины вылез подвижный жизнерадостный крепыш.
- О, Никита Васильевич! Привет, за барашкой приехал? Здорово! протянул он руку участковому.
- Пошел ты со своими приколами: - Никита даже спрятал руки за спину. Кто с ним поздоровается - неделю руки воняют.
Крепыш захохотал.
- Забродский! - крикнул он работяге с вилами. - Выбери-ка там маточку пожирнее, у Никиты Васильевича гости!
Человек на машине, ничуть не колеблясь, наколол на вилы черную тушу и швырнул под ноги шофера. Отвратительный запах обдал стоящих у ямы. Из проколов вытекала грязная жидкость.
Все, кроме Генки, отскочили в сторону.
Никита отреагировал на выходку довольно спокойно.
- Как был балбесом, так и остался. Я с ним в первом классе начинал учиться. Так он на три года позже школу кончил. Не, совсем не дурак. Вольный. Захочет на уроке сала - встал и пошел. Куда? Сала хочу! И хоть стреляй. Сбрось ее!
Гена взял рукой тушу за заднюю ногу и швырнул в яму. Капли крови остались на его бесцветных штанах. Он подошел к Никите и совсем другим тоном, по-деловому спросил:
- Что, правда, барашку надо?
- Не, Ген, спасибо, мы ещё ту не съели.
- А то смотри, у Чамса сейчас падеж большой. Мне-то что, трупом больше; трупом меньше, как напишу, так и будет. Поехали, чабан сам выберет. - Генка повернулся к Забродскому. - Ну ты, доходяга, долго там копаться будешь? Даю три минуты, что там останется - заставлю съесть!
- Тоже легендарная личность, - кивнул Шило в сторону работяги. - Зимой и летом в пиджачке и рубашке. Живет за селом в вагончике. Пьет как вы сейчас, только постоянно. Подработает - пропьет и опять в степь. Зимой сколько раз на снегу находил спящим - и хоть бы кашель!
С полетом очередной туши Забродский сиплым голосом сказал:
- Наливай, последняя была.
- А почему они такие черные? - спросил наконец Иван, старавшийся держаться поодаль от неприятного действа.
- Эх ты, а ещё в Чечне жил, овец, говоришь, пас. Падеж криволином обливают, санобработка. Чабаны постоянно с собой бутылочку черную носят. Где зачервивело у овцы - поливают криволином.
- Фу, теперь про червей... Поехали отсюда.
- Действительно, пора. - Гусаров подошел к краю ямы и бросил вниз коробку с ураном. Прислушался. Звука не последовало.
- Да, глубок колодец. Ну и хорошо.
- Куда же вы? - закричал Генка, увидев, что Шило заводит мотоцикл. - Я на всех нарезал.
В тени грузовика на расстеленной газетке лежала нарезанная бастряма вяленое мясо, огурцы, хлеб. Стояла бутыль бормотухи и стакан.
Испугавшись, что Шило согласится на такое предложение, Харитоненко юркнул в коляску и заторопил:
- Давай, давай, Андрюша, поехали, у нас ещё дел невпроворот. Что ты как не живой? Поехали, а, Никита Васильевич!
По мере удаления от зловонной ямы всем троим становилось веселее. В накаленном воздухе степь кажется особенно глубокой. Против воли (Харитоненко знал, что здесь не может быть столько воды) Иван спросил:
- Там озеро?
Голубая прохлада колыхалась вдали в жарком мареве.
- Хочешь, по воде, как Христос, пройдем?
Никита снова помчал мотоцикл по бездорожью, Там, где должны были въехать в "озеро", показалась белая-белая земля с кустиками ядовито-зеленых хвощей.
- Солончак... Купаться будешь?
- Хоть бы лужу...
- Ладно, заглянем к Чамсу.
Невысокий курган за солончаком скрывал кошару - длинное глинобитное здание с низкими стенами и высокой камышовой крышей - жилище сотен голов овец. Загоны, какое-то механическое сооружение и рядом - бочка с водой, свежевыбеленная мазанка. Под стенами - замызганные детишки и пара чабанских собак. Едва завидев мотоцикл, волкодавы бросились навстречу,
- И тут эти твари! - Иван натянул на себя брезентовое покрытие коляски.
Сделав вираж, собаки погнались за мотоциклом. Шило безучастно отнесся и к утробному басовитому лаю и к тому, что псина слева почти касалась своим боком его ноги.
- Тпр-р-р... - остановил он своего "конька" перед занавешенным марлей входом в мазанку. Хвостатые "стражи" тут же умолкли, покрасовались перед детьми, помотали хвостами и потрусили в тень домика. Развлеклись.
- Где чабан? - Никита задал вопрос на миг появившейся в глубине мазанки женской тени.
Не показываясь, кто-то ответил:
- Идет!
На пороге появился высокий кавказец. Обе руки, характерно засунутые за брючный пояс, при виде участкового были тут же вынуты и протянуты навстречу.
- Никита-джан!
- Спишь?
- Какой спишь?! Работать некому. Скоро самому придется сакман выгонять! Зашел покушать...
Чамсо на своем клекочущем языке что-то выкрикнул, и девчонка постарше побежала к кошаре. Без всяких представлений и имен чабан и приехавшие обменялись рукопожатиями, и все пошли в дом. Против ожидания внутри оказалась довольно цивилизованная обстановка. Плита с газовым баллоном, пара телевизоров, видеомагнитофон с грудой кассет, современная мебель. Проходя во вторую комнату. Гусаров увидел отвернувшихся женщин, быстро что-то резавших, лепивших, разжигавших огонь. Чамсо пригласил за стол. Только сели, как закутанная в платок женщина поставила тарелку хлеба, салат из огурцов и помидоров, обильно посыпанный укропом и луком.
Иван шустро извлек из карманов пару своих серебристых фляжек.
- Убери, обижаешь, в гости пришел.
Чамсо достал из тумбочки бутылку "Столичной", разлил по маленьким граненым стаканчикам.
- Спасибо, что заехали. Деркал!
- Деркал! - повторил Никита.
Похрустев огурцом, чабан гостеприимно сообщил:
- Сын барашка уже режет, скоро мясо будет, шулюн, хинкали женщины делают.
Услышав эти слова, Иван наклонился к Никите и что-то зашептал. Поймав удивленный взгляд Чамсо, Шило, смеясь, пояснил:
- Мы с похорон твоей хурды. Ребята пока сыты бараниной, хотят помыться. Сходим к артезиану?
На улице молодой стройный парень - порода Чамсо - стягивал шкуру с подвешенной за задние ноги овцы.
- Хоть эта не своей смертью умерла, - буркнул Иван Никите.
Чамсо подошел к сыну,
- Это Агалат. Младший. Не пустил на родину. Братья убежали. Позор, говорят, здесь сидеть, когда родственники воюют. Многие чабаны поуезжали. Зато оттуда женщины и дети сюда прибыли - вон их сколько! За ними кто-то смотреть должен.
Агалат при подходе старших опустил нож в ведро с водой, вымыл руки, вытер и поздоровался. Чамсо взял нож и что-то сказал сыну. Агалат направился к стоявшей прямо на солнцепеке старенькой "волге".
- В село поедет, "шайтан-воды" привезет.
- Зачем, у нас с собой.
- Еще будет. Никита, воду включи, я барашка доделаю.
Гости пошли к артезианскому колодцу мимо крохотной будки.
Чамсо рывком, как чулок, содрал с тушки шкуру и буднично сказал вслед:
- На змею не наступите.
Только теперь Гусаров разглядел в паре метров от себя серую гадину, припавшую ртом к торчащему из будки краешку овечьей шкуры.
Прошли мимо, удивленные спокойствием хозяина.
- Убить бы надо, тут дети кругом.
- Дети и убьют. Или Чамсо, как овечку разделает.
Никита включил рубильник, на всю степь взревел мотор и почти сразу из широкой трубы в бочку тугой струёй ударила красная вода.
- Лезьте в бочку, башибузуки.
Гусаров подставил пригоршню под струю. Против ожидания вода оказалась совсем не ржавой, а прозрачной и пресной с легким привкусом железа.
- Она что, с кровью? - посмотрел по сторонам Иван, точно ожидая увидеть рядом бойню или мясокомбинат.
- Хорошая вода. Вашей "Полюстровской" до неё далеко. Вся таблица Менделеева в ней, оттого и красная.
- Ага, с ураном и цезием. - Харитоненко аккуратно снял пиджак, проверяя, похлопал рукой по каждому карману и стал стаскивать влажную рубашку.
У белой мазанки раздался крик, на секунду выглянула женщина и вмиг, как квочка цыплят, упрятала всех детишек в дом.
- Дикий народ, я такое тело показываю, а они прячутся. Ох, холоднющая!
То ныряя в теплую воду нагретой бочки, то со стоном подставляя себя под ледяную красную струю, мужчины с наслаждением смывали с себя все напасти последних дней. Гусаров нырнул с раскрытыми глазами. Сквозь воду кровавого цвета виделся бордовый диск солнца.
