Илья Рясной - Пятая жертва
- Ну-у, - протянул оперативник. Он сразу поскучнел. - Это когда было-то?
- На днях... Вот когда меня убьют.
- Да нет, сейчас из-за квартир редко убивают. Бум прошел.
- Редко, но убивают же!
- Да не думайте вы о худшем. Попугают... Конечгно, можете написать заявление. Мы его рассмотрим... Они вас били?
- Дали один раз.
- Следы побоев есть?
-Нет.
- Тогда все вообще трудно доказуемо. Ваши слова против их. Мы их напряжем. А они на вас отыграются. Вам это нужно?
- А если все-таки убьют?
- Если бы да кабы... Напишите. Вообще, это к разговору не относится, Валерий Васильевич. Это не в пределах моей компетенции.
- А что в пределах вашей компетенции?
- А в пределах моей компетенции розыск гражданки Корсуниной Эллы Валентиновны... Валерий Васильевич, - проникновенно, как ксендз во время исповеди, произнес оперативник - видимо, этому искусству он обучался у майора Кучера. - Поверьте, если вы виноваты, рано или поздно это всплывет. Так что...
- Но я не виноват, - эти слова от частого повторения уже затерлись и все больше походили на неискренние...
На следующий день Валдаева вызвали в прокуратуру. Там его допрашивала женщина-следователь - въедливая, источающая ядовитую стервозность. Говорила она с ним куда более сурово, чем оперативник.
- Я не виноват ни в чем, - снова повторял Валдаев. Больше всего он боялся, что его потащат к майору Кучеру, но тот пока не нарисовывался. Впрочем, Валдаев был уверен, что майор опять вынырнет в самый неподходящий момент, как черт из табакерки.
Чтобы отвлечься, Валдаев погрузился в работу. Он пытался уйти от грубой, неуютной действительности в искусственный мир слов, в белое безмолвие бумажных листов, расчерченное черными строками. Это был его мир. Он творил его по своему усмотрению. Он мог перетасовывать факты, жонглировать словами и событиями. Он был здесь хозяин, тогда как в реальной жизни он был лишь сорванным осенним листом, который гонит над землей ураганный ветер.
Он написал две статьи, до которых все руки не доходили уже третий месяц. Потом вернулся к тому, к чему не возвращался уже года три. В свое время в альманахе новой прозы "Знак препинания" он напечатал пару авангардистских рассказов. Валдаев никогда не увлекался прозой. Его вгоняло в тоску осознание того, что нужно на сотнях или десятках страниц передвигать вымышленных тобой героев. Он еще в юношестве пробовал силы в реалистических рассказах, и получалось, что со своими героями он не находит общего языка, поэтому они выходят вялыми, анемичными и по жизни бесполезными. Совсем другое дело авангардная проза. Мысль течет плавно и не зависит ни от чего - ни от логики, ни от героев. Ты выплескиваешь накопившиеся чувства, страхи, тревогу в словах, ты отстраняешь их от себя, изучаешь, будто ученый энтомолог загадочных насекомых. И все эти сковывающие тебя чувства будто перестают быть твоими, они утрачивают над тобой власть. Авангардная проза - это еще невозделанная нива новейших психиатрических методик.
Рассказики в "Знаке препинания" были восприняты в узких кругах в основном доброжелательно. Валдаева даже пригласили на фуршет, посвященный годовалому юбилею журнала. Там собралась самая разномастная публика. Прокуренная, с бегающими глазами и напористыми манерами продавщицы сельского пивного ларька поэтесса оттащила его в сторону и заявила, что внимательно прочитала его рассказы. "Это, конечно, не "Фауст" Гёте, но внимания заслуживает". И после этого затеяла с ним какой-то совершенно шизушный литературоведческий спор. Валдаев с трудом Понимал, о чем идет речь, и только старательно надувал Щеки и многозначительно поддакивал. В тот же вечер еще одна поэтесса - восторженная восемнадцатилетняя некрасивая дурочка - объяснилась ему, что, прочитав его рассказы, убедилась - Валдаев вполне может быть ее идеалом, и сам "идеал" в этот момент готов был провалиться сквозь землю. В процессе вечера она пару раз невзначай прижималась к нему телом, и он, ощущая ее прикрытую тонким свитером полную грудь, краснел. И сумел-таки отвязаться от нее. Это все проклятая стеснительность, поскольку кто-то другой не упустил бы случая. Но девчонка, как и все поэтессы, была немного не в себе, а такие особи всегда пугали его.
- Круто, старик, - оценил его рассказы на том вечере один литературовед. Но глупо...
Позже Валдаев не возвращался к этому ремеслу. Оно для чокнутых, а ему хотелось казаться самому себе здравомыслящим, лишенным завиральных идей журналистом-прагматиком. Ему вовсе не хотелось ощущать себя частью той тусовки, где половина присутствующих созрела для смирительных рубашек. Он боялся снова садиться за стол и выплескивать на бумагу свои чувства и мысли, ибо боялся, что на определенном этапе не ты будешь владеть бумагой, а она овладеет тобой и все вываленное на нее вернется к тебе и ударит по сознанию. Такая проза - путь в дурдом.
Но сейчас, когда все вокруг него шло трещинами, осыпалось, разваливалось, он вдруг ощутил потребность усесться за новый авангардный рассказ. Ему хотелось переложить на бумагу часть пригибающей его к земле тяжести. Хотелось крепче ухватиться за реальность. Остановить сползание в зыбучий песок неопределенности и просто шизухи. Клин клином вышибают.
Он сидел за компьютером. Слова свободно ложились одно за другим. Название будто само собой возникло из той великой пустоты, где живут слова и идеи, "Чугунный человек"... Жалко, что журнал "Знак препинания" давно загнулся. Но Валдаев писал не для того, чтобы опубликоваться, а потому, что не мог не писать.
После визита в милицию к тому самому вежливому оперативнику Валдаев до двух ночи расписывал свое странное произведение. На следующий день родился еще один коротенький рассказ - "Иерихон". В нем была попытка отразить ощущения жителя Иерихона в последние минуты жизни этого города. В те минуты, когда затрубили трубы осаждающих, и от неземных звуков уже готовы были обрушиться мощные, доселе неприступные городские стены. Когда привычный мир распадался от неземного трубного гласа. И когда несчастным жителям казалось, что пришел конец света. Но это был лишь конец Иерихона. Одного из тысяч и тысяч городов, стертых с лица земли...
Рассказы получились ничего себе. Ощущение тягучего кошмара лезло из каждой строчки. Валдаев перечитал их, и ему стало совсем худо. Рука потянулась к клавише стирания файла, но он вовремя одумался и включил принтер на распечатку.
Как обычно, телефон просыпался где-то к ночи. Он зазвонил около одиннадцати - отчаянно и долго. Валдаеву не хотелось с ним связываться. Но пришлось. Он взял трубку и услышал отдаленный незнакомый женский голос:
- Это Валерий Валдаев?
-Да, я. Кто?
- Это звонит подруга Эллы. Вы меня не знаете. У меня есть для вас кое-какие новости.
- Какие новости? - произнес он, прикрыл глаза и сжал до боли трубку.
- Это совершенно не телефонный разговор.
-Но...
- Я сейчас в вашем районе. Могу встретиться.
-Где?
- У гастронома.
Валдаеву страшно не хотелось выходить из дома. Но вместе с тем ему обещали новости об Элле. Вдруг все разрешится?
- Это далековато от меня, - сказал он.
- Давайте у гаражей на Магистральном проезде. В самом начале их.
До этого места было минуты три ходьбы по темным дворам. Днем там нормально. Но когда темнеет - становится жутковато, как на ночном кладбище.
- А вы не можете добрести до меня? - взмолился Валдаев.
- Это вам надо или мне?
Валдаев вздохнул и сказал:
- Ладно. Минут через десять буду там.
Он положил трубку. Что-то его смущало - даже не в разговоре, - мало ли какие бывают ситуации. Смущал голос звонившей. В нем была какая-то фальшь... Да нет, показалось. Когда нервы так истрепаны, недалеко и до мании преследования.
Он оделся. Накинул легкую куртку. И шагнул в ночь.
Гаражи начинались за четырнадцатым домом по Магистральному проезду. Они тянулись железными уродливыми коробками. Сейчас там было пусто. И Валдаев подумал - это ж надо быть таким идиотом, чтоб потащиться сюда. Тюкнут его чем-нибудь тяжелым по башке, оттащат на небольшую свалку в сотне метров отсюда и до свидания.
Он передернул плечами, собрался уже возвращаться, как из-за гаражей появилась худая женская фигура.
- Добрый вечер, - сказал он и тут же скривился, как от зубной боли. Он присмотрелся и смог различить в свете тусклой желтой лампочки на одном из гаражей, что таинственная незнакомка - это та самая рыжая ведьма, что донимала его.
- Роза, - произнес он с досадой.
- А ты кого ждал? - в обычной наглой манере осведомилась она.
Валдаев мысленно чертыхнулся. Попался на крючок. Роза немного изменила голос - поэтому голос и показался ему странным.
- И чего? - спросил он, ощущая, как покрывается холодным потом. От этой психопатки можно ожидать чего угодно. Он не забыл, с каким выражением на лице она целилась в него из газового пистолета.
