Анна Данилова - Этюд в розовых тонах
– Да, я счастлив, – он тоже поцеловал ее.
– Ты любишь меня?
– Да…
Наталья налила ему еще коньяку.
– Чокнемся?
– Чокнемся, – и он, закрыв глаза, сделал несколько глотков.
Ты пьешь яд, вдруг услышал он хорошо знакомый ему голос Тамары и в страхе оглянулся. И вдруг увидел ее, сидящую на подоконнике, нога на ногу, и покачивающую туфелькой.
– Что ты сказала? – спросил он, обращаясь к призраку Тамары. – Повтори.
– Ничего, – ответила за него Рената, появившаяся за спиной обнимающей его Натальи, и весело, раскатисто захохотала, стряхивая с лыжной шапочки снег. – На лыжах пойдем кататься?
24. Шансли
Шансли вот уже две недели жила у Тамары. Пила водку, много курила, спала, читала и время от времени ездила на кладбище, чтобы навестить могилу брата. Тамара, для которой общество Шансли было спасением от обрушившейся на нее хандры, молча сносила все ее дикие пьяные выходки. Несколько раз, напившись вместе, они собирались даже звонить Виктору Кленову, чтобы наговорить ему кучу гадостей. Но если Шансли намеревалась сказать ему, что она считает его вором и мерзавцем, презирает его и сделает все возможное, чтобы вернуть себе деньги брата, то Тамара хотела сказать ему совсем другое. Что спать с собственной сестрой – большой грех, и когда-нибудь бог непременно накажет его за это. И за то, что они вместе со своей шлюхой-сестрицей пользовались ею, как временно необходимой вещью, как подстилкой, им когда-нибудь тоже воздастся. Но все это были лишь порывы – они так ни разу ему и не позвонили.
Шансли едва знала Тамару, но после похорон Гасана подошла именно к ней, как к единственно знакомому человеку. Она даже не сразу вспомнила, где она могла видеть ее, и, лишь начав говорить и услышав голос Тамары, сразу же вспомнила, что встречалась с ней прежде в приемной «Авиценны». Настроенная заранее против новых учредителей и словно чувствуя, что ее собираются обмануть, она пригласила Тамару в кафе и чистосердечно призналась ей в том, что ей терять нечего и что она собирается заработать на смерти брата. Шансли показалось недостаточным, что как наследнице ей перепала огромная и обустроенная квартира Гасана, три машины, гаражи, дача и вклады брата. Она хотела иметь свою долю в «Авиценне» и всю оставшуюся жизнь «черпать доллары из аптеки». Тамара, прекрасно понимая обстановку и зная характер Натальи Агранатовой, которая сделает все возможное, чтобы не пустить за учредительский стол посторонних, посоветовала Шансли успокоиться и не развязывать войны с новыми директорами. «Пойми, ты все равно ничего не выиграешь, а лишь потратишься на адвоката и истреплешь себе нервы. Это я тебе говорю как человек, который довольно хорошо знает людей, с которыми ты собралась драться. И еще неизвестно, кто стоит за убийствами твоего брата и Андрея. А потому прикинь, нужны ли тебе в жизни осложнения? Ведь Гасана убили не просто так. Думаю, что он либо с кем-то не поделился, либо не вернул долг. И зачем, скажи на милость, тебе чужие долги?» И словно в подтверждение ее слов во время разговора учредителей с наследниками снова прозвучала ненавистная Шансли тема долгов. «Нет, только этого мне еще не хватало. Долги!» И Шансли в подробностях пересказала Тамаре все, что услышала в овальном зале «Авиценны». «У меня и так проблем в жизни хватает. Я уж как-нибудь обойдусь без доли в этой аптеке. Хотя Гасан говорил мне, что они ворочают огромными деньжищами. Зато буду спать спокойно и не вздрагивать всякий раз, боясь, что пришли кредиторы. Убийцы брата. Да и вообще, пять тысяч долларов – тоже деньги», – она разговаривала словно сама с собой, чем только умиляла чувствующую себя намного старше и мудрее Тамару, прекрасно понимающую, что Шансли таким образом просто успокаивает себя. «Вот и правильно. Денег у тебя и так много. Но не советую тебе все же бездельничать. Знаешь, как это развращает? Думаю, тебе надо чем-нибудь заняться. Ведь все это время ты жила на подачки брата. Но теперь его нет. А деньги тратятся очень быстро». По лицу Шансли было видно, что ей не очень-то нравится, что ей читают нравоучения, но возразить Тамаре, которая приютила ее и душевно обогрела после похорон единственно близкого ей человека, тоже не могла, тем более что деньги действительно быстро таяли…
И вот однажды утром на кухню, где Тамара готовила завтрак, вошла умытая и причесанная Шансли и, глядя на нее ясными и веселыми глазами, свидетельствующими о ее полном душевном выздоровлении, сказала:
– Кажется, мне пора домой. Вернее, в дом брата. Приведу в порядок его квартиру, уберу с зеркал черный газ и сниму траур. Хватит. Если хочешь, поедем со мной.
И Тамара согласилась. По дороге они заехали в хозяйственный магазин, где купили все необходимое для уборки. Конечно, Тамаре было любопытно оказаться в квартире своего бывшего хозяина. Тем более что личная жизнь Гасана Сулейманова всегда была окутана тайнами. Никто не знал, с кем он встречается; он никогда не вел личных бесед по телефону, и Тамаре ни разу не приходилось соединять его с девушками, как Бархатова. Но то, что у него кто-то был, Тамара нисколько не сомневалась. Гасан был красивым молодым мужчиной, самоуверенным, сильным и постоянно к чему-то стремящимся. Сначала его целью была «Авиценна», затем стали появляться другие коммерческие интересы, идущие вразрез с планами Бархатова. Но Тамару это интересовало меньше всего. Она получала свое небольшое жалованье и продолжала держаться за место, потому что уже не мыслила себя без этой работы.
– Между прочим, он жил, оказывается, не один, у него была какая-то баба, – вдруг услышала она уже в подъезде, где Шансли, звеня ключами, принялась открывать двери. – Я нашла женское барахло, косметику. Эта баба жила в квартире не постоянно, но все равно проводила в ней довольно много времени. У нее в шкафу были даже свои ящики с ночными рубашками, колготками. В ванной, сейчас увидишь, фен, расчески и все такое.
Тамара замерла. Неужели сегодня она узнает что-то новое, прежде скрытое от ее глаз, из жизни Гасана?
– Шансли, – сказала она тоном человека, совершенно незаинтересованного в этой теме, – ты же бывала здесь часто… Разве ты не знала о тех, с кем встречался твой брат? Он не знакомил тебя со своими подружками?
– Гасан был человеком скрытным. Да и я могла приезжать к нему, лишь когда он приглашал. В основном мы общались с ним в прихожей, если уж честно говорить. Ведь мне от него нужны были только деньги. Все, наконец-то открыла. Заходи. Сейчас я немного проветрю квартиру… – Она распахнула двери, и Тамара увидела подернутый пылью желтый паркет огромной полупустой квартиры. – Видишь, какие хоромы. Можно на велосипеде кататься.
Им понадобилось несколько часов, чтобы привести эту холостяцкую берлогу в порядок. Наводя блеск на зеркалах и протирая пыль с дорогой мебели, Тамара, то и дело натыкаясь на женские вещи, все больше и больше убеждалась в том, что женщина, которая бывала в этом доме, явно не утруждала себя уборкой. Либо это была очень занятая особа, либо – очень ленивая. Но то, что они с Гасаном встречались довольно часто и она была близким ему человеком, допущенным в его жизнь со всеми своими шарфиками и домашними тапочками, сомневаться уже не приходилось.
– Если бы я не знала своего брата и не бывала здесь, – говорила Шансли, стараясь перекричать вой пылесоса, – то подумала бы, что он женат. Но, с другой стороны, согласись, что вещей не так много. Думаю, эта мамзель была все же приходящей. И еще… Самое главное, пожалуй. А куда, собственно, подевалась эта особа и почему о ней никто ничего не знает? И почему ее не было на похоронах? Что-то я не припомню, чтобы кто-то бросался с рыданиями на крышку гроба… Давай рассуждать так. Предположим, что эта женщина была постоянной любовницей моего брата. Пусть даже замужней. Иначе зачем бы ему понадобилось скрывать ее ото всех. Спрашивается, что помешало ей после смерти Гасана приехать сюда и забрать все свои шмотки? Разве она не испугалась бы, что в его квартире устроят обыск и обязательно найдут ее вещи?
– Но вещи безликие, согласись… Ни на расческах, ни на чулках ты не найдешь личных меток, как в романах Агаты Кристи, где у каждой вещи есть свой хозяин и свое место, а каждый персонаж курит одни и те же сигареты.
– Это верно. По вещам можно только определить, что эта женщина носила сорок четвертый – сорок пятый размер одежды и нога у нее была маленькая, примерно тридцать пятого или тридцать шестого размера. Но таких женщин много. Это могла быть даже ты, Тамара…
Она выключила пылесос и внимательно посмотрела в глаза секретарши своего брата. Тамара выдержала этот тяжелый взгляд и никак не отреагировала на слова Шансли.
– Я шучу, – вдруг улыбнулась девушка и снова включила пылесос. – Не обращай внимания. Просто у меня сегодня хорошее настроение. Вот уберемся, приготовим ужин, отдохнем и подумаем, куда могла подеваться любовница моего брата. Гасан, как я уже говорила, был скрытным человеком и не всякого подпускал к себе, и уж если у него была женщина, то она должна была обладать массой достоинств, начиная с внешности и кончая умственными способностями. И навряд ли, понимаешь, она была замужем. Гасан был не таким мужчиной, чтобы делить женщину с кем-то еще. Кроме того, очень странно все это. Я действительно довольно часто приезжала к нему клянчить деньги, но никогда не замечала, чтобы он, к примеру, нервничал, увидев меня на пороге, как если бы ему захотелось скрыть от меня, что он не один, что у него женщина. Да и по тем вещам, которые мы с тобой здесь нашли, можно сделать вывод, что женщина эта чаще всего приходила сюда ночью. На полочке – ночной крем. В шкафу – ночные рубашки, да пижама в ванной комнате. И полное отсутствие верхней одежды. Ни плаща, ни пальто, ни даже куртки.
