Ирина Глебова - Качели судьбы
Из ресторана они поднимались прямо в номер. И, едва захлопнув дверь, Керим начинал целовать её, гладить сквозь ткань тело, стягивать с себя одежду. А после он долго не засыпал, говорил о том, как они будут жить в «Махачкала», рассказывал о родителях, родственниках, соседях. Ларисе было интересно и смешно одновременно. Конечно, подстрекательская мысль – «А что, взять и выйти замуж!» – временами появлялась. Но она сама знала, что это несерьёзно. Ей нравился этот маленький мужчина, расслабленно обнимающий её, довольный ею, но особенно собой. Но нравился, как экзотический зверёк или ребёнок с живым, но примитивным умом. Он, конечно, не подозревал об этом, рассказывал, вспоминая, большое дагестанское землетрясение, о котором недавно писали все газеты:
– Мы с ребятами выпили хорошо, день рождения у друга отмечали. Я заснул. А проснулся: гляжу, лежу прямо на кровати посреди улицы, рядом дом разрушенный, стена обвалилась. Что оказалось! Когда трясти начало, друзья меня будить стали, а я не просыпаюсь! Так они подхватили кровать и прямо с ней бегом вынесли меня. Как раз вовремя – тут всё и рухнуло! А я проспал всё землетрясение, ничего не чувствовал.
Потом Керим уехал: всё-таки он где-то кем-то работал там, в Махачкале. Сказал ей:
– Как только получу развод, сразу приеду за тобой.
Ларисиного согласия он не спрашивал, не сомневался, что она только и мечтает о замужестве с ним. Ну она и не разочаровывала его. Зачем? Всё равно из этого ничего не выйдет. Лариса оказалась права. Приехал Керим только на летнюю сессию, предстал перед ней с поникшей головой и грустным взглядом. Оказалось, вернулась из Ирана жена с дочкой, вновь живёт в его доме… Лариса утешила его, сказала, что будет помнить. Не удержалась, подколола:
– Раз не могу быть первой женой, второй – не согласна!
А продолжить зимнюю связь – весёлые дни и ночи, отказалась. Он благородно не настаивал.
Еще одного человека запомнила Лариса на всю жизнь, хотя их отношения складывались совсем иначе. Эдильберто был кубинцем. Когда Лариса училась на третьем курсе, он уже готовился к защите диплома. Долгое время они были знакомы, не знакомясь. Просто Лариса постоянно чувствовала взгляд высокого смуглого парня – в институтских коридорах и в скверике перед зданием, в библиотеке и в столовой… Тёмные бархатистые глаза под длинными ресницами, ровные, густые, отливающие чёрным блеском волосы, твёрдые губы, чёткие, но не резкие черты лица. Подружки теребили Ларису: «Он с тебя глаз не сводит, этот кубинец!»
Ей уже всё про него рассказали: и как зовут, и что он очень серьезный парень, учится отлично, предлагают остаться в аспирантуре, но он отказывается, возвращается на родину. Когда они наконец познакомились, Ларисе Эдильберто был уже очень симпатичен. Он же почти сразу предложил ей выйти за него замуж и поехать вместе на Кубу. Лариса не ожидала этого так сразу, растерялась, сказала только:
– Но ведь я ещё учусь… Как же институт?
– Можно перевестись на заочное отделение. Будешь приезжать на сессии.
– С другого конца света…
– Так ты согласна? – обрадовался он.
Да, думала Лариса, как это интересно: самолётом до Испании, а потом, через Атлантический океан, на пароходе… Саргассово море, Бермудский треугольник, Карибские острова, легендарная Куба – гильеновская «зелёная ящерица», пальмы, океанский прибой, апельсины…Смелые барбудос, Фидель Кастро, революционный дух, забытый уже в нашей стране, но живущий на том маленьком острове… Совсем другая жизнь! Ну разве не хотелось ей увидеть другие страны? Вот она, возможность, и очень симпатичный, влюблённый парень смотрит с ожиданием. Но что-то её держит. Что? Лариса сама не знает. Но она не готова.
Эдильберто до последней минуты не оставлял её, надеялся. Ожидал на каждой перемене, провожал домой, рассказывал о жизни на Кубе, о себе. Однажды рассказал, как восемь месяцев с отрядом добровольцев жил в горах Эскамбрая, выслеживая банды контрреволюционеров, участвуя в боях. Лариса удивилась:
– Но ведь это было давно! Сразу после победы вашей революции, в шестидесятом или шестьдесят первом году?
Эдильберто взял её руку, заглянув в глаза:
– Да, я уже такой старый.
Потом улыбнулся:
– Во мне есть маленькая частица индейской крови, она-то и делает меня на вид моложе.
И вправду, выглядел он ровесником Ларисы, года на два-три старше. На самом деле, прикинула девушка, старше он был не менее чем на десять лет. Это тоже привлекало. Но всё же, всё же!..
За день до своего отъезда Эдильберто последний раз подошёл к ней: «Ещё не поздно…» Но уехал один. Через несколько лет Лариса встретила бывшую однокурсницу Людмилку, которая гуляла с кубинцем Гарсия, вышла за него замуж и уехала на Кубу. Это была очень подходящая парочка: весёлые, беззаботные, шумные. Миленькая блондинка и жгучий брюнет. Однажды, уже после свадьбы, Гарсиа на выходные уехал в пригород, в село, где жили родители Людмилы. А иностранцам запрещено было выезжать из города без особого разрешения. В понедельник декан вызвал его, стал отчитывать. И весь курс слышал, как Гарсиа, распахнув дверь кабинета, кричал, стоя на пороге:
– Я что, не могу к тёще съездить? Попробовали бы вы не поехать к своей тёще!
Когда Лариса вновь увидела Людмилу, та была матерью двоих смуглых ребятишек и вдовою. Гарсиа погиб в Анголе – кубинцы воевали там с ангольскими войсками против португальских войск.
– Приехала повидать своих, ребятишек показать, – рассказывала бывшая однокурсница. – Просят остаться здесь, но я не могу. Родители Гарсиа так любят меня и внуков, пропадут одни. Вернусь…
Она кивнула на Ларисину руку с кольцом:
– Ты, я вижу, замужем. А твой Эдильберто так и не женился.
– Как он там? – спросила Лариса.
Людмила удивилась:
– Ты разве не знаешь? В одном бою вместе с моим погиб. И привезли их вместе, и похоронили рядом. Какой парень был!..
В то лето, когда Эдильберто уехал на Кубу, Лариса никак не могла обрести спокойствие – то ругала себя: «надо было ехать с ним!», то подбадривала: «Всё правильно!», то утешала: «Теперь уж ничего не переделать». И, наверное, от этой неуверенности в себе, она даже приняла однажды приглашение Вадика Лесняка. Встретила его случайно в центре города, остановились, поговорили о знакомых ребятах-студийцах, и Вадим навязался в провожатые. А когда приехали в её район, пригласил посидеть где-нибудь, выпить по коктейлю. Она согласилась. Подумала, что устала, что надо развеяться хоть немного – тоска, тупик какой-то во всём…
Коктейль-баром называлась шумная прокуренная комната. Столики оказались все занятыми. Однако Вадим – шустрый парень, – отыскал один, так удачно приткнувшийся в углу, что вместо четырёх здесь было два места. Посадив за него девушку, он сам ушёл к стойке. Не было его минут десять, и Лариса, чтоб чем-то заняться, стала смотреть через стеклянную дверь в вестибюль. На втором этаже располагался ресторан, и по лестнице – туда и оттуда – постоянно сновали люди. Юркие парни и мужчины постарше с походками отяжелевшими и неуверенными, женщины с пышными причёсками, весёлыми визгливыми голосами, и шушукающиеся девчонки с неимоверными начёсами. Почти все сворачивали за портьеру, к туалетным кабинкам, потом женщины задерживались у зеркал…
Вадим поставил на стол два бокала с коктейлем лимонного цвета, положил перед Ларисой шоколадку. Сходил ещё раз к стойке за маленькими рюмочками с коньяком и наконец сел.
– Да, это тебе не бар «Ветерок», – похохатывая, сказал он. – Публика не та.
Лариса потянула через трубочку коктейль.
– Ого, – сказала, почувствовав вкус водки, – крепкий!
Вот уж кто ей совсем не нравился, так это Вадик Лесняк – этот высокомерный красавчик из центральной студии. Вундеркинд-переросток, отсюда и амбиции, и самомнение. Он, конечно, умный парень, начитанный, но ради красного словца… Работает в городской молодёжной газете, делает литературно-поэтические обзоры. Лариса их читает: написаны живо, интересно, но как же он умеет элегантно и, одновременно, ядовито расправляться с теми авторами, кто ему лично не нравится! Сам, конечно, по инерции продолжает считать себя непонятым гением. Эстетствует, ошивается с другими поэтами-«центристами» в баре «Ветерок». Об этом баре как раз он и вспомнил.
– Чем же она не такая? – усмехнулась девушка, оглядывая «публику» нынешнего бара.
– Народ здесь простецкий, – ответил ей с улыбкой Вадик. – Работяги. Им и надо-то всего – глаза залить да поматериться всласть.
Лариса обвела взглядом ближние столики. Кто-то стучал кулаком, доказывая своё, кто-то травил анекдоты, взрываясь смехом, кто-то подливал девушке в бокал из принесённой, видимо, из ресторана бутылки вина… Знакомы ей были почти все, если не лично, то хоть краем. Вон парень из её школы, двумя классами старше учился. А вон – она кивнула в ответ, – сосед по дому, из её подъезда. Там компания парней и девушек – все, кажется, из инструментального цеха. Ещё один знакомый прохромал к стойке. Татьяна, подруга, писала о нём очерк: несколько лет назад он был ранен китайцами на острове Даманском, награждён орденом Красной Звезды… Свой народ, поселковый. Простецкий, как выразился её спутник. А он продолжал:
