Диана Бош - Улыбка бога
Именно тогда Лямзин впервые почувствовал дикий, животный страх. Раньше ему казалось, что умирать не страшно. Теперь он понял: жизнь начинаешь ценить, только увидев смерть воочию.
Он отошел в сторону и долго пытался отдышаться после того, как его вывернуло наизнанку.
* * *В кабинете на Петровке Лямзин открыл электронную почту и долго вглядывался в лицо на фото. Потом опять позвонил Скворцову.
– Кирилл, проверь, пожалуйста, не был ли этот самый Мазуров в Чечне? И если служил, то когда.
– Эдик, ты не заболел часом, – озабоченно спросил Кирилл, – у тебя голос охрипший.
– Воспоминания не слишком приятные всплыли. Кажется, я этого Мазурова встречал. И воевал он тогда на стороне чеченских бандитов.
Положив трубку, он встал, в волнении прошелся по кабинету и, подойдя к окну, оперся лбом на кулак. Вынул из пачки сигарету и жадно закурил. Хотя вроде бы бросил.
На улице крупными хлопьями медленно падал снег, заметая дорожки, утром вычищенные дворником. Прошлое не хотело отпускать. В памяти то и дело всплывали картины из той давней командировки в Чечню, лица, раны, трупы... Разбитые дома, кричащие женщины, стреляющие мальчишки.
Ему не так давно наконец перестало сниться все это, но сегодня, судя по всему, «веселая» ночка была обеспечена. Усилием воли Эдик вернул себя к текущим делам. Разумеется, можно бы и дальше продолжать переживать, но по опыту он знал: нет лучшего лекаря, чем работа.
Сев обратно за стол, Лямзин разложил распечатки телефонных звонков и снова стал их изучать. Потом начертил на чистом листе бумаги схему, вписал в кружки фамилии, обозначил между ними связи и, отметив несколько имен, придвинул к себе телефон. Сейчас он точно знал, чьи телефонные звонки ему еще надо проверить.
* * *Александра неслась на автомобиле в больницу. «Дворники» работали вовсю, но стекло то и дело залеплялось громадными «снежками». Снежинками этих монстров даже как-то неудобно назвать: огромные, склеившиеся в одну, они были похожи на белых мух.
Настя с Лизой уже ждали в вестибюле больницы, и девочка сразу радостно бросилась навстречу Александре.
– Лиза, я же холодная, с мороза, – засмеялась она.
– Тетя Саша, а мы сейчас к тебе или к нам?
– К нам! – рявкнула Настя. – Ты уже съездила в гости, всем хлопот доставила.
Девочка скривилась, собираясь плакать.
– Мама шутит, Лиза. В самое ближайшее время ты обязательно приедешь ко мне. Но пообещай нам, что будешь очень внимательной и аккуратной, а мы, в свою очередь, попрячем далеко-далеко все мелкие детали. Хорошо?
– Да! – Лиза прижалась к ней щекой.
– Тогда поехали? Карета уже ждет вас, юная леди!
Лиза вприпрыжку унеслась вперед.
– Ну все, теперь она с меня с живой не слезет, – вздохнула Настя. – Память у нее хорошая, даже не надейся, что она забудет про приглашение в гости.
– Так приезжайте почаще, я всегда рада.
– Ага. Где бы еще на это все время взять. Я сейчас замещаю главного бухгалтера, на меня всю работу свалили.
– А платят как?
– Платят по-прежнему, – Настя криво усмехнулась. – Видно, я мордой не вышла для более высокой зарплаты.
– Ну почему ты не хочешь бросить свою шарашку и перейти на работу ко мне? – возмутилась Александра.
– Э, нет, подруга, дружбу нельзя путать с деловыми отношениями. А то не будет ни работы, ни дружбы. – Настя засмеялась и тут же, заметив, что дочь собирается засунуть в рот комок снега, крикнула: – Лизка, не смей!
– Ох уж эти твои принципы. Ладно, предложение остается в силе. Как надумаешь – не забудь сообщить.
Они сели в машину, и, когда выезжали со двора, Настя вдруг сказала:
– Знаешь, ты все-таки была права.
Александра удивленно взглянула на нее, совершенно не понимая, о чем идет речь. Это вполне в духе Насти: через некоторое время вернуться к прошлому разговору так, будто бы его и не прерывали.
– Ты о чем?
– О семье. Вот лежала я с Лизкой в больнице и смотрела на других мам и детей. Папы приезжают, вокруг чад крутятся. Подарки, поцелуи, слезы... А моя Лизка смотрит на все это, и такие у нее глаза... Лешик был плохим отцом, он забывал ей на день рождения игрушки дарить. Так что есть он, или нет его – однопупственно. Но ведь бывает же иначе!.. Наверное, я просто неудачница. Но семья все-таки должна быть.
– Сказать, что я в шоке, это слабо выразиться. Что с тобой такое, Настя, произошло?
– Ах, – она безнадежно махнула рукой, – скажешь тоже. Просто ходила по коридору, ожидая, когда Лизку вывезут после бронхоскопии, и беспрестанно молилась. Знаешь, все-таки наркоз и все дела – это опасно. В общем, панически боялась я за нее. Хожу, молюсь и думаю: «Если вдруг что случится, как я буду после этого жить? Да я просто сойду с ума!» В общем, я тогда поняла, что хочу еще одного ребенка. И чтобы у него был отец. И чтобы он носил его на руках. Такое маленькое и недоступное счастье...
– А мне вот почему-то кажется, что все у тебя еще будет, Насть.
– Поживем – увидим.
* * *Когда они подъехали к дому Насти и открыли калитку, Ричард выскочил с радостным лаем навстречу.
– Соскучился, бандит, – Настя потрепала его по холке. – Тебя соседка наша не обижала? Я попросила Нину по телефону, чтобы она покормила их – пса и кота.
– Хорошо, когда есть на кого положиться.
– Ага. Мы с ней всегда друг друга выручаем.
Телефонный звонок заставил Александру поторопиться. Она быстро выгрузила вещи Насти и села за руль:
– Все, я помчалась. Не забудь обещание, данное дочке: в ближайшие выходные жду вас!
* * *Только в машине Александра решилась прочитать эсэмэсу от Лямзина. Подсознательно она ждала от него вестей, но одновременно сжималась от страха, боясь узнать что-то для себя неприятное.
Сообщение от Эдика было лаконичным: «Приезжай. Есть разговор». По всему видно, что длинных эсэмэсок он не любит. Впрочем, она его вполне понимала: зачем долго набирать сообщение, если можно быстро позвонить?!
– Алло, Эдик, когда я могу к тебе подъехать?
– Я тебе битый час звоню! – возмутился он. – Ну где ты пропадаешь?! Я же переживаю, в конце концов!
– Не надейся, я жива, – миролюбиво огрызнулась она.
– Ох, – он помолчал, – голова разболелась. Давай прямо сейчас приезжай ко мне, есть информация. Жду.
Глава 12
Три месяца после аварии. Март
С чего все началось? Эта мысль не покидала Илью. Он день за днем старательно прокручивал в памяти все, что предшествовало автомобильной аварии, разговаривая сам с собой и пытаясь предсказать, как бы повернулись события, поступи он тем или иным образом. Наконец, созрев, первого марта он вытащил листок, сел за стол и начал методично по пунктам записывать все более-менее значимые детали.
«Воронцовский, – Илья поставил напротив фамилии цифру один и обвел ее жирным кружком. – Мне показалось что-то странным то ли в нем самом, то ли в его поведении. Ах, да, его фамилия. Возникла ассоциация с князем Орловским, которого, как известно, не было в природе. Опереточный персонаж.
Но мне Воронцовского рекомендовали как потомка древнего дворянского рода. И рекомендовал мне его... да, вспомнил: владелец часовой мастерской, Яков Моисеевич Марцевич. Сказал, что лично с ними знаком, попросил оценить изделие. Что-то еще говорил об эмиграции и о престарелой тетушке Воронцовского, которая сумела сохранить в тяжелые военные годы византийский крест. А Воронцовский был в эмиграции, потом вернулся в Россию и оформил опеку над ней. После ее смерти по завещанию квартира на Старом Арбате и все имущество остались ему.
Но почему Марцевич обратился именно ко мне? Я не единственный ювелир в Москве. Хороший вопрос. Он сказал, что дело щекотливое и он поэтому может довериться только знакомому человеку, которому он доверяет как ответственному специалисту. Сказал, что у меня есть опыт успешного участия в аукционах. Да, это так. Но только ли у меня?»
Илья встал и нервно заходил по комнате, потом поставил цифру «два», обвел ее жирным кружком и написал: «Марцевич».
– Господи, у меня уже паранойя начинается, – застонал он вслух. – Чем милейший Яков Моисеевич-то передо мной провинился? Что хотел мне работой пособить? Да и Воронцовский наверняка не каждому доверился бы, он гарантий захотел.
«А мотив? Нигде мы не сталкивались, дорогу вроде бы ни одному, ни другому я не переходил. А кому переходил? Аркаше Килину. Полгода назад моя фирма выиграла тендер на изготовление ювелирных изделий для косметической фирмы «Beautй», на который претендовал он. Но из-за этого убивать?! Мы же вроде бы нормально общались потом...»
Илья написал цифру «три», «Килин», и поставил рядом знак вопроса. Поверить в то, что старинный друг и приятель мог пойти на убийство, проиграв в честной борьбе, было трудно. Но чем больше он думал об этом, тем наиболее возможной казалась ему именно эта версия: из всех троих только у Аркаши был мотив. Но от этой мысли Илью тошнило.
