Андрей Бинев - Завтрак палача
— Они пришли за тобой, Джу!
— Наконец-то, — ответила, тяжело вздохнув, Джулия, — в таком деле хуже тюрьмы может быть только ожидание ее, дорогая. Прости меня!
— Нет! — расплакалась несчастная Кейт, утирая покрасневший от насморка нос и воспаленные от горя глаза. — Это ты прости меня, милая!
— Иди, Кейт, и открой им. Уж коли они явились, нипочем не уйдут без нашей крови. Будь они прокляты, алчные ублюдки!
Кейт уныло побрела к входной двери, а для этого ей надо было спуститься со второго этажа их уютного старого дома по узкой извилистой лесенке. Она замерла перед дверью, искоса взглянула на себя в зеркало, еще раз всхлипнула, потом гордо вскинула голову и решительно щелкнула замком. Дверь, однако, распахнулась от толчка извне, отбросив Кейт на полшага назад.
На пороге стояла высокая светловолосая женщина лет пятидесяти с широким славянским лицом, светло-серыми глазами и с кожей лица такой ослепительной белизны, точно она присыпала его мукой. Перед ступенями порога, за ее спиной, стоял клетчатый, под шотландские национальные цвета, гигантский раздутый чемодан на четырех черных колесиках и с высокой выдвижной ручкой. На ручке легкомысленно болтался крошечный плюшевый Тедди[14], который должен был, видимо, смягчить тяжелое впечатление, которое производили чемодан и его владелица. Ведь этот Тедди в свое время даже умудрился смягчить американцев, искренне впечатленных тем, что творил с ними президент-охотник и нобелевский лауреат Теодор Рузвельт.
— Разве Джулия не здесь живет? — бесцеремонно спросила белолицая дама, возмущенно вскинув ко лбу тонкие, выщипанные темные брови. От контрастной разницы цвета кожи и бровей казалось, будто она цирковой клоун.
— Здесь, — растерялась Кейт.
Она так обрадовалась, что к ним в дом заглянула незнакомая забавная клоунесса, а не злой хилый старик — налоговый инспектор, или (еще хуже!) посыльный из суда с повесткой, что радостно заулыбалась.
— Джу наверху. А вы кто, леди?
— Я не леди. Я — из Финляндии. Разве вы не слышите по моему акценту, милочка?
Только теперь Кейт заметила, что клоунесса нелепо растягивает согласные и фальшиво распевает гласные, как это делают, должно быть, настоящие финны.
— О да! Простите. У вас милый выговор.
— Глупости! У меня противный выговор. У вас так даже деревенщина не говорит. А я ведь столичный житель. Я из Хельсинки. — Она вскинула голову с такой же высокомерной гордостью, как это только что, перед тем как отпереть дверь, сделала сама Кейт.
Кейт отступила и приветливым движением руки пригласила гостью войти. Та чуть покосилась себе за спину, вновь вскинув тонкие стрелки выщипанных бровей, повелительно указывая на свой гигантский чемодан с торчащей кверху ручкой с хитрюгой Тедди.
— Ну, что замерли? — воскликнула она. — Берите же чемодан!
Кейт, совершенно растерявшись, бросилась вниз по лестницам и, пыхтя, ухватилась за пластиковую ручку чемодана. Но тот от собственной тяжести качнулся в сторону и мягко завалился набок. Тедди недовольно вздрогнул.
— Да что же это, милочка! — воскликнула дама. — Вы безрукая?
— Она не безрукая, Ритва Рийтта, просто твой саквояжик весит раза в два больше ее самой, — послышалось из мрака прихожей.
На свет выплыла Джулия.
— О! Джулия! Сестричка! — обрадованно воскликнула финка и широко раскрыла объятия.
Но Джулия на редкость ловко для ее тучности увернулась и с явной неприязнью посмотрела на вдруг осекшуюся даму.
— Прости, Джулия, дорогая моя! — неожиданно всхлипнула та, готовая разрыдаться. — Это все он, все этот проклятый Аймо, жирный боров! Он обокрал меня, оклеветал!
— Он оклеветал? — зло рассмеялась Джулия. — А я думала, это ты нас оклеветала! Разве не от тебя пришло письмо с такими незаслуженными упреками, что я долго не могла понять, не ошиблась ли ты адресом, отправляя нам свою бесцеремонную писульку. Мой муж… мой бывший муж… даже предположил, что ты двинулась умом.
— О нет, дорогая! — уже почти рыдала Ритва Рийтта. — Если я и двинулась умом, как справедливо предположил твой муж… то есть твой бывший муж, то лишь потому, что не могла пережить подлости моего бывшего мужа, этого чертового Аймо, чтоб ему гнить в преисподней, проклятому! Все деньги унес, мерзавец! До последнего цента!
Она вдруг осеклась и тут же, неведомым образом в секунду подсушив свои серые глаза, с почти неприличным, даже каким-то алчным, любопытством спросила:
— Так ты развелась? То-то я позвонила ему, а он ледяным голосом сообщил этот твой адрес. Боже! Как я сама не догадалась! Это ведь родовое гнездышко дядюшки Генри! Несчастный инвалид! До нас дошли печальные слухи, что он наконец отдал концы… Как жаль! Хоть мистер Кроу и был несносным старым бобылем, но все же, как ни крути, человек ведь… В некотором смысле… — Она оглянулась на растерянную Кейт. — А эта худышка твоя новая прислуга? Зачем ты ее держишь, дорогая! Она же не крепче муравья.
Джулия вспыхнула той яркой краской гнева, какой умеют пылать одни лишь пышки.
— Замолчи! Это не прислуга, а мой… друг… самый близкий, самый родной мне человек. Удивляюсь, что ты ее не помнишь! Это ведь Кейт, моя кузина. Ты должна была ее видеть лет восемнадцать назад у нас в Hampstead. Правда, тогда Кейт была еще слишком молода… Она моя дальняя родственница по линии покойной матери.
— Ах да, — хлопнула себя по лбу финка. — Кейт! Мышка Кейт. Она встречалась тогда с высоченным парнем, он что-то там делал в вашем Кембридже.
— Не что-то, — вдруг обиделась за бывшего мужа Кейт, — а был штатным инспектором по пожарной безопасности.
— Ох, прости, мышечка, — уже с симпатией посмотрела на Кейт финка. — А ты меня разве не помнишь? Тогда меня все называли просто Ритой. Еще ни один иностранец не запомнил моего полного имени. Как будто это не финское имя, а китайский иероглиф. А ведь так просто… Ритва, по-нашему, значит березка. Вот такая я!
Они долго еще препирались на пороге, но потом все же ввалились в дом, вместе с трудом подняв тяжеленный чемодан.
С того появления финки и начался их долгий путь к нам.
На первых порах, правда, показалось, что она — их спасение. О! Если бы они тогда знали, что территория, на которой сейчас безвыездно живут, когда-то частично принадлежала ей и ее появление — дурное предзнаменование их будущей судьбы!
Парк-отель «Х» впервые заглянул к ним в тот полдень под видом шумной и бесцеремонной Ритвы Рийтты. Только ведь и она этого еще сама не знала, да и знать не могла.
Финка выслушала историю подруг, с каждой из которых состояла в каком-то очень дальнем родстве, и наконец лучезарно улыбнулась.
— Леди! — заявила она авторитетно. — Вы не с того начали.
— А с чего нужно было? — спросили дамы в один голос и совершенно одинаково округлили глаза.
Ритва Рийтта победно усмехнулась:
— Вы повесили на себя старую никчемную табачную лавку, поддались этим жуликам-датчанам. Впрочем, они кого угодно надуют, таковы они все. Похуже шведов и норвежцев. Уж вы мне поверьте. А хуже этих могут быть только латыши и, уж конечно, эстонцы. Если бы вы знали, сколько раз все эти мошенники пытались надуть меня! Меня!!! — Она многозначительно подняла кверху палец. — С ними нельзя иметь дело.
— А с кем можно? — наивно поинтересовалась Кейт.
В это время они пили чай с тостами. Чашечка даже опасно качнулась в руках финки.
— Со мной! Верить можно только мне! Никому больше!!!
Дамы недоверчиво переглянулись, но Ритва Рийтта на этот раз не дрогнула ни одним мускулом своего белого мучного лица.
— Да! Да, леди! Мне.
Ярмарка тщеславия, столь знакомое англичанам с незапамятных времен развлечение и воспетое еще Теккереем, шумно ворвалась в скромный дом двух уже почти отчаявшихся дам.
Ритва Рийтта пустилась в пространный рассказ о своих победах и поражениях (исключительно, конечно, по вине мошенников и дураков со всей Европы и из Северной Америки), и леди узнали о ней много любопытного.
Оказалось, все эти годы финка занималась скупкой и перепродажей недвижимости: сначала в Финляндии, потом в странах Балтии, затем в Южной и Восточной Европе, далее в штате Техас, в Таиланде и еще бог знает где. Она владела несколькими десятками мелких и крупных квартир в разных странах мира, кусками земли и сельскохозяйственных угодий, лесов, гор и даже обширной степной территорией в Крыму, в пяти километрах от восточного украинского побережья Черного моря. Что-то еще было у нее на узкой береговой полоске Монтенегро и Хорватии.
Поражало, как она удерживала в голове все это богатство.
Я припоминаю, у нас в Сан-Паулу был старик, который когда-то скупил в Бразилии, Чили и Перу десятка два земельных наделов. Потом его поразила болезнь Альцгеймера, и он не то что не помнил, где и что ему принадлежало, но однажды забыл, как его самого зовут. Все его земли оставались невостребованными и чаще всего неогороженными, хотя и оформленными на его имя. Многие из них уже давно были похищены и застроены различными наглецами, а кое-где местные крестьяне ежегодно, а где-то и дважды в год собирали на них урожай в свою пользу.