Анна Данилова - Красивая, богатая, мертвая…
– Дима, сядь, успокойся… У тебя сейчас инфаркт будет… Просто сядь и расскажи мне все. Даже если ты что-то в прошлом и натворил, то, возможно, за давностью лет это не считается преступлением… Я не знаю, что тебе еще сказать, не знаю, о чем вообще идет речь!
– Вот дура! Как она могла со мной так поступить?! Знаешь, – истерично хохотнул он, становясь пунцовым, – это неудивительно, что ее убили… Уж если я не убил ее, хотя было за что, за подлость ее, за ту ложь и грязь, в которой я все это время жил, ничего не подозревая, то представляю себе, как же она насолила тому человеку, который раздавил ее, как гадину, как змею!
– Дима! Вот, выпей… – Лиза плеснула ему водки. – Выпей, закуси и постарайся взять себя в руки.
– Ох, Лиза, ты даже представить себе не можешь, как я ненавижу ее! Знаю, что о покойниках так нельзя, что она умерла, что ее нет… Но мне кажется, что она все еще живая, находится где-то рядом и смеется надо мной… Значит, она все-таки встретилась с этим журналюгой… И я не удивлюсь, если узнаю, что у нее и с ним тоже был роман. И что она вообще шлюха! И на этой женщине я собирался жениться! А если бы ее не убили и она осталась бы жива, то она все равно, в отместку, что я не женился на ней, выдала бы меня со всеми потрохами газетчику?! Нет, женщины – это настоящие исчадия ада!!!
– Ты убил кого-то? – резко, строгим голосом, чтобы привести его в чувство, спросила Лиза.
– Не знаю… Нет…
И он, закрыв лицо ладонями, как если бы ему было очень стыдно вспоминать, рассказал свою историю.
– Когда я был подростком, все говорили, что я очень красивый мальчик. Боже, как же все это глупо… Глупо и стыдно!
В то лето, когда все это произошло, я поехал к своей бабушке в деревню. Как и многие мои друзья, одноклассники. Мне было тогда четырнадцать лет. У меня была прекрасная бабушка, она вязала теплые платки, продавала их, у нее всегда водились деньги, и она меня баловала как могла… Она говорила, что просит у бога только одного – подольше пожить, чтобы успеть мне помочь. Во всем. Она, когда я подрос, и дом на меня переписала, и деньги дала, когда я только начинал свой бизнес… И она, слава богу, еще долго жила, пока не заболела…
Каникулы у бабушки. Лето, деревня, рыбалка, деревенские друзья, первые сигареты, девчонки… Все было так замечательно, интересно… Я возвращался домой поздно, и всегда на столе меня поджидал ужин, молоко… А как бабушка жарила карасиков! Я больше нигде никогда не ел таких карасей.
В соседнем доме жила моя тетя. Ее звали Соня. Но выглядела она совсем не как тетя, она была молодой, жизнерадостной и веселой молодухой. Вроде бы замужем, да только ее муж вечно был в отъезде, где-то подрабатывал, что-то строил, какие-то телятники, коровники. Соня часто зазывала меня к себе, кормила, поила. Это она первая предложила мне вино. Домашнее, вишневку. И пивом ледяным в самую жару угощала. Говорила, что с соленой рыбой пиво – это здорово. С ней было легко, весело, она обожала анекдоты, знала их тысячу! Еще она играла на гитаре, пела, у нее часто собиралась молодежь, пили вино, закусывали, танцевали. Она и меня звала, и, хотя мне было как-то неудобно, я приходил, смотрел на них на всех, слушал, и мне становилось иногда даже как-то страшно от всей этой взрослой жизни. Пьяные парни тискали деревенских загорелых и раскрашенных девок, хохотали и еще наливали себе водки. А у меня от вина голова кружилась, не говоря уже о водке, и я чувствовал тошноту и слабость. Мне казалось, что все эти парни очень сильные, раз пьют водку и в состоянии еще двигаться, хохотать и много есть. И все же было что-то притягательное во всем этом, словно и я рядом с ними становился взрослее, и какие-то смутные желания бродили во мне в поисках выхода…
И вот однажды вечером, когда все гости моей Сони разбрелись, я помогал ей прибираться, носил воду, складывал пустые бутылки в ящик, что стоял в сенях… Скажу так. Я и раньше знал, что некоторые местные девушки ночью купаются голышом, и мы с пацанами все собирались не спать, а пойти и посмотреть… И как-то пару раз я вставал в полночь, мы встречались с соседским мальчишкой в полной темноте в нашем огороде, откуда тропа вела прямо к речке, но никого на берегу так и не встретили, тогда никто из девчонок купаться не пришел.
Словом, гости ушли, и Соня пригласила меня покататься на лодке, при луне. Она выпила и казалась мне какой-то загадочной, не такой, как всегда. Смотрела на меня тихим, долгим взглядом, словно хотела сказать что-то или спросить. Я же, представив себя на веслах, напротив нее, обрадовался. Мне было даже приятно, что она увидела во мне не своего маленького племянника, слабака, а парня, который станет катать ее на лодке, парня с крепкими руками и накачанным прессом. Сказать, что я испытывал к ней сексуальное влечение, – этого не было. Мне было важно только то, что она воспринимает меня именно как сильного парня, это правда. Я слишком хорошо ощущал ту громадную разницу в возрасте, которая существовала между нами. К тому же у меня была одна девчонка, наша, деревенская, Танюха, которая так целовалась, что у меня перехватывало дыхание. Вот она меня возбуждала, я просто обмирал, когда мы с ней в лесу… Ну ладно. Все это не имеет значения. Я рассказал тебе это лишь для того, чтобы ты поняла, что ничего между мной и Соней у меня быть не могло. Она всегда оставалась для меня только тетей.
И мы пошли на речку. Нашли бабкину старую лодку в камышах, я устроился с веслами напротив Сони, она оттолкнулась от берега, и мы поплыли. Тогда я был еще слишком мал, чтобы прочувствовать красоту, окружавшую нас. Река буквально плавилась под лунным светом. Река неширокая, и было слышно, как на противоположном берегу шумит лес… Страшно, жутко и вместе с тем прекрасно. Соня говорила что-то о том, как она ночами ходила на сома… Конечно, не одна, а с кем-то, я не знаю, с кем. Они забрасывали в воду донки с колокольчиками – на сома и сазана, – которые позванивали при малейшем ветерке, и ждали, ждали… В безлунные же ночи, рассказывала Соня, они светили на воду фонарем и видели, как разбегались от яркого света мелкие рыбешки, и вдруг появлялся крупный судак! Вот такие были разговоры – о рыбалке, о рыбе… Луна светила, было свежо, но не холодно, кровь бурлила, я продолжал работать веслами… И тут вдруг Соня, не сводя с меня глаз, принялась снимать через голову платье. Меня как парализовало, я бросил весла, сидел и смотрел на нее… А она, посмеиваясь, свернула и положила платье рядом с собой, сидела голая, улыбалась… Потом… Ох, Лиза, я не могу говорить… Просто я почувствовал, что сейчас умру. Не знаю, что со мной стало. Думаю, когда я увидел, как она… Сейчас-то я понимаю, что она играла со мной как кошка с мышкой, что просто развлекалась, проверяла меня, как я среагирую на ее обнаженное тело. Возможно, хотела от меня конкретных действий… Я зажмурился. Почувствовал, как лодка покачнулась, опасно так покачнулась… А когда я открыл глаза, то увидел, что Соня стоит рядом со мной, почти касаясь меня. Она обняла меня за голову, наклонилась, видимо, чтобы поцеловать, и тут я не выдержал и оттолкнул ее от себя… И все! Лиза, поверь, это все, что я сделал!
– Она упала в воду? – спросила Лиза, хорошо представляя себе описываемую Дмитрием сцену в лодке. – Так?
– Да. Она упала и утонула. Сразу ушла под воду. Может, вода была слишком холодной, и у нее сердце остановилось, не знаю. Я кричал, звал ее. Я и рыдал, и стонал, и бил кулаками о край лодки, со мной случилась настоящая истерика! Я бы кинулся в воду, чтобы спасти ее, но она исчезла! И еще… Было очень тихо. Ни всплеска, ни звука… Деревня была далеко. Я подумал, что Соню уже не спасти, но если люди услышат мои крики и проснутся, увидят меня, то поймут, что вместе с Соней в лодке был я. К тому же как бы я рассказал бабушке, зачем я сел в лодку с Соней ночью, тем более знал, что она выпила? Мне было стыдно. И я решил вернуться домой. Не помню, как я доплыл до деревни, спрыгнул с лодки, после чего оттолкнул ее, почти так же, как еще пару часов тому назад это сделала Соня, и отправил ее в свободное плавание.
– Значит, Соня утонула?
– Да. Утонула.
– А ты? Кто-нибудь знал, что ты был с ней в лодке?
– Нет. Никому и в голову не пришло, что я мог быть там. Конечно, если бы кто-то решил вдруг рассмотреть мои ладони, то увидел бы кровавые мозоли, ведь я черт знает сколько проплыл в ту ночь… Сначала-то мы плыли по течению, а потом я греб в обратную сторону.
– Ее нашли?
– Да. Ее тело прибило к берегу в двенадцати километрах от нашей деревни, в Докторовке… Потом рыбаки заметили и лодку. Вот все у нас и решили, что Соня выпила лишнего, села покататься и утонула… Некоторые умники решили, будто Соня сама утопилась из-за неразделенной любви к одному учителю, но все это неправда. Любовь была взаимной, да только у него была семья, дети… Скорее он бы утопился, зная, как весело его любовница проводит вечера…
– И эту историю ты рассказал Ирине?
– Да. Смалодушничал. Просто Соня время от времени снится мне, и я просыпаюсь, мне становится страшно так, что словами не объяснишь. Вроде я – взрослый, неглупый мужик, уверенный в себе и все такое… Я понимаю, что особой-то вины моей нет, что она сама виновата, что так повела себя… Она же могла и не утонуть, упасть в воду – да, но не утонуть. Выплыла бы, хохоча, я бы помог ей забраться в лодку, и мы бы вернулись домой. Просто поостыла бы, поняла, что со мной так нельзя, что я еще совсем зеленый. Да я испугался ее, понимаешь? Одно дело – с Танюхой обжиматься, а другое – увидеть свою тетку в таком виде… У нас вся деревня в трауре ходила, все плакали по Соне. Бабушка так и вовсе убивалась. И только спустя много лет как-то сказала мне, что все поняла про Соню. Что не одна она в лодке была. Потом посмотрела на меня, перекрестила и прошептала: хорошо, что хоть ты, внучок, не утоп. И не казни, мол, себя. Сонька, она баба дурная была, прости меня господи, развратная, чуть до петли Федьку Полозова не довела…
