Анна Данилова - Дом на берегу ночи
— Тогда вообще не понимаю, что вам от меня нужно?
— Варвара, я ничего не предпринимала и никого к вам не посылала!
— Тогда кто? — Варвара нахмурилась. — Что же это получается? У него есть еще кто-то, какая-то женщина, которая захотела, чтобы я ушла от него? Вы случайно не знаете, кто она такая?
— Варвара!
— Ох да, извините… Выходит, я напрасно сюда пришла и просто лишний раз потрепала вам нервы… Ну, тогда вы уж меня извините… Я пойду…
Она встала и, бормоча про себя, направилась к выходу. Потом повернулась к Оксане:
— Вот не дай бог оказаться на вашем месте! Честное слово…
Оксана встала и налила себе холодной воды, выпила залпом.
— Люба!
— Да здесь я. — Любаша уже стояла рядом.
— Ты слышала?! Нет, ты слышала?!
— Вы уж извините меня, Оксана Дмитриевна, но я тут поблизости была и кое-что услышала…
— Люба, как все это понимать?! Мало того, что я терплю постоянные измены Виктора. Так теперь еще какая-то «прости-господи» заявляется ко мне в дом и начинает права качать, выговаривать мне свои обиды!
— Тяжело все это говорить, Оксаночка Дмитриевна, но она-то думала, что это вы через подставное лицо угрожаете ей, хотите, чтобы она оставила Власова, а поскольку это не вы, то получается, что у нашего Виктора Владимировича есть еще одна женщина. И женщина эта считает, что она имеет право на него. Совсем запутался Виктор Владимирович… Вы вот меня, конечно, не послушаете, а я вам так скажу — не пара вы. Я давно вам говорю, но кто я такая? Просто мне вас очень жалко. Бог с ними, с деньгами! Они у вас и так есть. Вон, сколько площади на рынке вы сдаете в аренду, и все это оформлено на ваше имя. Так что, если даже вы и разведетесь с Виктором Владимировичем, все равно с голоду уж точно не умрете. И дом он оставил вам, и сбережения у вас имеются. Вы встретите еще свою судьбу, выйдете замуж и, кто знает, может, удастся еще и родить! Возможно, бог вам не дал ребенка, чтобы вы родили его для другого мужчины… Послушайте простую женщину. Ну кто еще вам скажет это в лицо? У вас же и подруг-то нет. Все одна да одна. Вон книжки умные читаете, кино смотрите, в театры ходите… В Москву специально ездите, чтобы постановки модные посмотреть, и что? Разве в спектаклях этих не можете найти ответ на свои вопросы? Жить надо, Оксана Дмитриевна, понимаете? Жить, значит, двигаться вперед, не стоять на месте. Вы должны бывать на людях. У вас вон сколько нарядов-то! Поезжайте куда-нибудь за границу, на курорт… Отдохнете, наберетесь сил…
Оксана стояла, глядя на растущие под окном цветы, и плакала.
— Понимаешь, Люба, я все ждала, что он опомнится, что поймет, кто ему настоящий друг. Что вспомнит, какая у нас с ним была любовь, как мы понимали друг друга… Но все проходит… Знаешь, Люба, что-то тревожно у меня на душе. Нехорошо. Ты бы позвонила Егору, пусть приедет за продуктами… Ты же перцы фаршировала, я знаю, и пирожки испекла. Может, ты поедешь вместе с Егором? Разведаешь обстановку… Вдруг там, в том доме в Сосновке, поселилась уже другая его пассия?
— Оксана Дмитриевна! — не выдержала Люба. — Да что же это за характер у вас? Пассия! Слово-то какое интеллигентное! Ох, Оксана Дмитриевна, вы точно не от мира сего… Вас бьют, а вы подставляете и подставляете свои щеки! Какие, к черту, перцы! Пусть хлеб один ест или пельменями покупными питается!
— Люба! Прекрати!
— Да вы и понятия не имеете, с кем жили… — Люба с трудом заставила себя замолчать, чтобы не сказать лишнего. — Ладно, как скажете. Могу и я поехать. Мне-то что?
— Постой… И я тоже с тобой поеду… Ты звони, звони Егору, скажи, чтобы приехал за нами… У меня же есть теперь причина с ним поговорить, я расскажу ему про эту Варвару, пусть знает все… Сделаю возмущенное лицо, скажу, чтобы он приструнил своих баб… Хоть увижу его, поговорю… Знаешь, я лучше сама позвоню Егору, а ты давай, где там твои пирожки, контейнеры? Укладывай все! Сейчас поедем. Даже если его нет дома, подождем там, во дворе… А я пойду приведу себя в порядок. Где мои щипцы для завивки, не знаешь?
— В ящике тумбочки, на месте, где им еще быть, — вздохнула Люба и, ворча, принялась собирать сумки.
17. Федор. 2014 г
— Я проснулся и не сразу понял, где я и с кем, — начал свой рассказ Федор. — Мы много выпили, я раньше вообще никогда столько не пил…
— Давай сразу определимся с датой. Когда это было?
— 13 июня 2009 года, это точно.
— Так, дальше…
— Ну, что… Голова раскалывалась, тошнило, живот болел… Думаю, что мы траванулись этой водкой, которую Арнаутов нашел в той же сумке, в которой мы привезли алкоголь. Но об этом потом…
Я повернул голову и увидел что-то непонятное, словно белый кокон. Я коснулся рукой этого кокона, нащупал как будто бы плечо… Подумал еще тогда, что это чья-то идиотская пьяная шутка. Ну, что кто-то прикалывается, понимаете? Я принялся будить этого «кого-то»… Потом столкнул его с кровати… Да-да, мне подложили труп в кровать! Уложили рядом со мной! И это удивительно, что кровь не успела пропитать постель, вот тогда мне было бы труднее…
Когда этот сверток, рулон, называйте, как хотите, оказался на полу, я убедился, что он похож формой на человеческое тело. Я испугался, конечно… И стал разворачивать белое покрывало. В некоторых местах оно пропиталось кровью, но она успела подсохнуть, из чего я сделал вывод, что она вытекла довольно давно.
Когда показались длинные волосы, я понял, что это женщина, а когда совсем развернул кокон, то увидел совсем молоденькую девушку. У нее была рана на голове, и там все посинело, ну как будто ее сильно ударили, понимаете? И две колотые раны в области груди и живота. Вот оттуда и вытекло много крови.
Девушка была мертва. Незнакомая девушка.
И я сразу понял, что произошло. Что мне ее подкинули. Но не наши, а кто-то чужой. Уже позже, когда я анализировал буквально все, что происходило на пикнике, я понял, что в какой-то момент кто-то чужой проник на территорию арнаутовской дачи и подбросил нам, развеселившимся и пьяненьким, еще водки. Андрей тогда сказал фразу, которую я потом вспомнил: «Странно. Откуда водка? Вроде бы все выпили…»
Ну, сказал и сказал! Мы только рады были еще выпить, чтобы веселье не угасло, понимаете? Можете у Никиты спросить, он тоже может вспомнить эту Андреевскую фразу о водке.
— То есть, ты хочешь сказать, что те люди, что подбросили вам труп, для начала подпоили вас?
— Думаю, что это не «люди», а кто-то один. Убил девушку, повез в лес, здесь же вокруг сосновый бор, есть куда спрятать труп, да только его же еще и закопать нужно. А тут едет человек на машине, в багажнике труп, видит, дача, компания веселится, все молодые… Человек поехал в магазин, купил водки, и в тот момент, когда его никто не видел, открыл калитку, сделал несколько шагов и положил водку в сумку. Или рядом с сумкой, думаю, так и было! Оставил водку и вернулся в машину, которую предварительно поставил в кусты, чтобы оттуда было удобно наблюдать за нами. Ведь подбросить труп, значит, не только избавиться от него, но и связать личность убитой девушки с кем-то из нашей компании. То есть, увести следствие сразу же по ложному пути. Вот что сделал этот человек.
И вот ночью, когда мы все, уставшие и пьяные, разбрелись по комнатам, этот человек вошел в дом, открыл первую попавшуюся дверь, а это была дверь террасы, где спал я. Увидел меня, крепко спящего, оставил дверь открытой и ушел за трупом. Принес его и положил мне на кровать. Вот так. Отравил мне всю жизнь своей подлостью…
Маша смотрела на него и спрашивала себя, а как бы она поступила, если бы ей подбросили труп?
— Если бы ты сразу забил тревогу, позвонил в милицию, то его, быть может, нашли… — предположил Борисов.
— Я в тот момент рассуждал иначе. Девушке уже помочь было нельзя. Если приедет милиция, то первым делом арестуют меня, на меня повесят это убийство. Скажут, что я был пьяный и ничего не помню. Будут трясти нас всех, огромная беда свалится на наши, ни в чем не повинные головы…
У многих из нас впереди были вступительные экзамены, все строили планы на будущее, я мечтал, что уеду в Питер, поступать в ветеринарную академию, что заживу самостоятельно…
Разве мог я предположить, что за мной в тот момент, когда я избавляюсь от трупа, кто-то наблюдает?
Я закопал труп на берегу в очень красивом месте, но таким образом, чтобы его все-таки поскорее нашли. Даже находясь в Питере, я пытался быть в курсе всего, что происходит в Калине, как бы между прочим расспрашивал знакомых, с которыми первое время перезванивался… Но кого я мог спросить: не нашли ли на берегу труп убитой девушки?
А потом все эти воспоминания стали бледнеть, и кошмары, преследовавшие меня все эти годы, отступили. Я же не преступник, говорил я сам себе, никого не убивал. Пусть трясется от страха тот, кто разбил ей голову и добил ударами ножа. Это изверг, холодный и расчетливый человек. Я не удивлюсь даже, если он привез этот труп из города, где убил, чтобы впоследствии подкинуть кому-нибудь здесь, в Абрамово.
