Татьяна Полякова - Предчувствия ее не обманули
– У кого? – обалдела Женька.
– У того типа… Я видела что-то похожее на силуэт человека с горбом. Точно. Только это был вовсе не горб, а мешок с нашим покойником. Женя, я почти уверена, что все дело в этом мертвеце. Его не должны были обнаружить. Кто-то его искал, а кто-то прятал. Понимаешь?
– Не очень. А как же сокровища?
– Забудь о них. Теперь все стало на свои места.
– Может, у тебя и стало, а у меня как раз наоборот, – покачала головой Женька. – Откуда взялся покойник в доме тетки? И почему его надо прятать? А потом, мы же решили, что покойник – это Патрикеев? Так какое кому до него дело?
– А если убил его вовсе не брат тетушки и не она сама? А кто-то другой?
– Знаешь, Анфиса, я за тобой не поспеваю. У тебя то одно на уме, то другое… Наш мертвец – Патрикеев, это ясно, а вот на кой черт он кому-то сдался… Господи, прости, – торопливо перекрестилась она.
Я тяжело вздохнула. Версия, еще минуту назад выглядевшая безупречно, разваливалась на глазах.
– Так, – собравшись с силами, сказала я. – Завтра едем в город. Встретимся с Рудневой и выведем Ирину на чистую воду. Ей придется кое-что нам объяснить. Заодно попытаемся узнать, кто второй покупатель. Может, это хоть что-нибудь прояснит.
Женька согласилась и устроилась в постели поудобнее.
В ту ночь мы еще долго не спали, тихо переговариваясь в темноте. Меня больше интересовало, зачем стянули труп Патрикеева, Женьку – что искали в доме. Соглашаться с тем, что искали как раз труп, она категорически отказывалась. Так ничего толкового и не придумав, мы наконец уснули.
Утром Ольга Степановна поднялась рано, я слышала, как она ходит по дому, потом проснулся ее внук, двери постоянно хлопали, нечего было и мечтать, что опять усну. Окна терраски выходили на восток, от солнца она быстро нагрелась, стало душно, и я решила: пора вставать. Женька заворочалась и спросила сонно:
– Анфиса, который час?
– Половина девятого.
– Чего этим деревенским не спится? – Она села, потерла глаза и мрачно заявила: – Всю ночь мне покойники снились. Просто наказание.
Услышав наши голоса, в терраску заглянула хозяйка.
– Проснулись? Идемте чай пить.
Мы умылись во дворе под умывальником и вошли в кухню. Ольга Степановна накрывала на стол.
– Вы не беспокойтесь, – сказала я. – Мы у себя позавтракаем.
– Да какое беспокойство… Садитесь, я пироги разогрела.
Мы устроились за столом. Ольга Степановна разлила чай, посмотрела в окно, торопливо распахнула раму и сказала озабоченно:
– Куда это народ с утра несется? Неужто опять что случилось? Коля! – громко позвала она. – Коля, ты где?
Внук возник возле окна в майке и шортах, с перепачканными руками. Как выяснилось, он чинил велосипед.
– Какой-то дядька к ихнему дому побежал, – кивнул он на нас. – А за ним полдеревни.
– Какой дядька?
– Откуда я знаю. Он ругается, а остальные так бегут.
– Что делается, – всплеснула Ольга Степановна руками.
Не доев пироги и не допив чай, мы с Женькой устремились к тетушкиному дому. Я ожидала чего угодно: появления нового трупа или возвращения старого, но, как всегда, не угадала. Впереди нас бежал внук Коля, забыв про велосипед, за ним мы с Женькой, замыкающей была Ольга Степановна. Оглянувшись, я увидела, что со стороны деревни еще народ подтягивается, и увеличила темп.
Вскоре мы наблюдали довольно забавное зрелище. Возле нашей калитки стоял мужик лет шестидесяти, в джинсах на два размера больше, чем следовало, подхваченных солдатским ремнем, клетчатой рубашке, потерявшей свой цвет от многочисленных стирок и вытертой на локтях до дыр, и стоптанных ботинках с развязанными шнурками. В общем, по виду вроде бы обычный бомж, правда, со странностями. И джинсы и рубашка были чистыми. Окладистая борода и седая шевелюра делали его облик благородным, несмотря на подозрительную красноту носа и мутный взгляд. Я почему-то решила, что мужик своих вещей лишился и оделся в то, что подали добрые люди.
На плече у него висел рюкзак, с каким дети ходят в школу, что только подтверждало мою догадку. Стоя спиной к калитке, он обращался к толпе с вдохновенной речью. Человек десять слушали его, кивая и переговариваясь. Впереди стояли Надежда Николаевна и мужичок в тельняшке. Надежда Николаевна растерянно смотрела на оратора и время от времени повторяла с обидой:
– А говорили, будто он пропал.
Сообразив, что трупы отменяются и народ собрался послушать бородатого, я тоже уделила внимание его речи.
– Вот что делается на белом свете, – произнес он. – Из родного гнезда выгнали. Не успели покойницу на погост снести, а здесь уже чужие люди хозяйничают. Оставили человека без крова и средств к существованию.
– Иваныч, – всплеснула руками наша соседка, пробившись в первые ряды. – Да что ж ты такое несешь? Как тебе не стыдно?
– Ты не встревай, Степановна, еще разобраться надо, кто денежки супруги моей прикарманил, что она на свой смертный час откладывала.
– Ах ты, бесстыдник, – рявкнула Ольга Степановна, уперев руки в боки. – Да как у тебя язык повернулся…
Ясно было, что еще чуть-чуть и дело дойдет до рукоприкладства, причем мужику в предполагаемом поединке ничего, кроме полного и безоговорочного поражения, не светит. Был он узкоплеч и вообще производил впечатление голодающего и рядом со статной Ольгой Степановной выглядел заморышем.
– Уж так и повернулся. А то я не знаю, к чему ты супругу мою подбивала.
– Так скажи, чтоб и я знала.
Я тронула соседку за локоть и спросила:
– Это Патрикеев?
– Он самый, – досадливо плюнув, ответила она. – Явился, нехристь. Когда жену хоронили, ты где был? А теперь пришел дом делить, бесстыдник?
Народ одобрительно загудел. Тут Женька сделала несколько шагов по направлению к Патрикееву, народ замер. Если привидений Женька боялась до судорог и просто глупела на глазах, то мужики во плоти, трезвые или не очень, никакого страха у нее не вызывали. Напротив, они сами Женьку по неведомой причине побаивались. Вот и сейчас, обнаружив ее в досягаемой близости, Патрикеев дернул плечом и затих, с подозрением к ней приглядываясь.
– Ты кто? – спросила подруга.
Он обвел глазами граждан, точно ища поддержки, и ответил неуверенно:
– Так ведь я это… хозяин.
– Хозяин чего? – грозно осведомилась Женька.
– Жена моя, Дарья Кузьминична, царство ей небесное… дом… мне по праву… – окончательно смешался мужик.
– Нет у тебя никаких прав. Тетка с тобой развелась. И дом после этого в наследство от брата получила. По закону он мой, а если ты здесь будешь демонстрации устраивать, я тебя в магазин декоративных животных сдам, придется тебе в клетке сидеть вместе с хорьками.
Угроза, как ни странно, подействовала, хоть и произносила ее Женька, давясь от смеха. Глаза у дядьки забегали, он беспокойно оглядывался, потом вдруг погрузился в размышления, должно быть, прикидывая, могут его посадить в клетку с хорьками, или ничего, все обойдется. Тут влез Коля, которому было больше всех надо.
– Почему декоративных? – с интересом спросил он.
– Потому что существо бесполезное, значит, декоративное, – отрезала Женька. И стало тихо.
Тишину через пару минут нарушил Патрикеев.
– Мы, конечно, университетов не кончали, – с обидой заговорил он. – А простого человека всякий обидеть может. По закону, оно вроде так и выходит, но надо совесть иметь. Отняли дом да еще грозятся…
– Нечего было от жены бегать! – рявкнула Женька и повернулась к зрителям: – Так, граждане, расходимся. Больше ничего интересного уже не покажут.
Народ, косясь на мою подружку, потянулся по тропе в сторону деревни, Патрикеев, проводив аборигенов обиженным взглядом, повернулся ко мне и сказал с намеком на возмущение:
– Дайте хоть на бутылку.
– Нет, ты посмотри, – всплеснула руками Женька, и он подхватился и потрусил за остальными. Замыкала шествие Ольга Степановна с внуком, все еще продолжая выговаривать Патрикееву, а мы с Женькой направились в дом.
– Черт-те что, – бушевала подруга.
– Успокойся, Задорнов сказал, оспорить наследство Патрикеев не сможет…
– Да при чем здесь наследство? Ты его видела?
– Разумеется, видела.
– Он похож на зомби? Нет! Тогда кто у нас в подвале лежал?
– Да, – с грустью сказала я. – Старичка мы напрасно похоронили.
Грусть моя относилась к тому обстоятельству, что наша версия, можно сказать, мною выстраданная, окончательно катилась ко всем чертям.
– И что теперь делать? – спросила Женька.
– С ним?
– Анфиса, соберись. Если этот жив, то кто тогда покойник? И куда труп делся, будь он неладен?
Разумеется, этот вопрос и меня здорово волновал. Но, немного успокоившись, я пришла к выводу, что появление живого Патрикеева первоначальную версию скорее подтверждает.
– Мертвец пропал, так? – сказала я. – То есть кто-то его из дома вынес. Ты сама говорила: кому это надо, если убиенный Патрикеев. А вот если это кто-то другой, тогда все становится понятно… Я уверена, того, кто бродил по дому и пугал тетушку, труп как раз и интересовал.
