Сидни Шелдон - Оборотная сторона полуночи
Он дал о себе знать самым неожиданным образом – через ее консьержа, крохотного человечка старше семидесяти лет со слезящимися глазами и сморщенным, высохшим лицом. У него выпали все нижние зубы, и, когда он говорил, его трудно было понять. Ноэль вызвала лифт, и консьерж уже ждал ее в кабине. Они спускались вниз вместе, и до остановки лифта он успел пробормотать ей:
– Торт, заказанный вами на день рождения, готов, и вы можете получить его в булочной-кондитерской на рю де Паси.
Ноэль удивленно посмотрела на него, полагая, что неверно истолковала его слова, а затем сказала:
– Но я не заказывала никаких тортов.
– Рю де Паси, – настойчиво повторил консьерж.
И тут Ноэль поняла. Однако, догадавшись, в чем дело, она все же не собиралась идти туда, пока не заметила двух гестаповцев, ждущих ее на другой стороне улицы. За ней следят, как за преступницей! Шпики о чем-то переговаривались и не видели Ноэль. Разъяренная, она обратилась к консьержу:
– Где здесь служебный вход?
– Пожалуйста, сюда, мадемуазель.
Ноэль последовала за ним, прошла по коридору, спустилась в цокольное помещение и выбежала на улицу. Через три минуты она поймала такси и отправилась на встречу с Исраэлем Кацем.
Булочная-кондитерская представляла собой обычную лавку, расположенную в захудалом районе, где жили представители среднего класса. Ноэль открыла дверь и вошла. С ней поздоровалась низкорослая женщина в безукоризненно чистом белом переднике.
– Слушаю вас, мадемуазель.
Ноэль колебалась. Еще не поздно уйти, отступиться и не влезать в сомнительное и опасное дело, которое, в сущности, ее не касается.
Женщина ждала.
– У вас... у вас должен быть для меня торт, испеченный ко дню рождения, – заявила Ноэль, чувствуя себя не в своей тарелке. Ей казалось глупым, что для такого серьезного случая используются какие-то детские уловки.
Женщина понимающе кивнула:
– Торт готов. Вы можете взять его, мадемуазель Паж.
Повесив на дверь табличку с надписью «Закрыто» и заперев замок, она обратилась к Ноэль:
– Пойдемте со мной.
Он лежал на койке в маленькой задней комнате булочной. Лицо покрылось потом от боли и напоминало посмертную маску. Простыня, в которую его завернули, пропиталась кровью, и на левое колено был наложен толстый жгут.
– Исраэль!
Он повернулся лицом к двери, и простыня упала на пол. Ноэль увидела, что его колено превратилось в утопающее в крови месиво из мяса и раздробленных костей.
– Что случилось?
Исраэль Кац попробовал улыбнуться, но из этого ничего не вышло. Он заговорил хриплым голосом, в котором от боли чувствовалось крайнее напряжение:
– Они наступили на Таракана, но ведь нас не так-то легко раздавить.
Выходит, она была права.
– Я читала об этом, – сказала Ноэль. – Ты выдержишь?
Исраэль сделал глубокий болезненный вдох и утвердительно кивнул. Он говорил с трудом, задыхаясь.
– Меня ищет гестапо. Они перевернули вверх дном весь Париж. Единственный шанс на спасение – исчезнуть из города... Если мне удастся добраться до Гавра, друзья морем переправят меня за границу.
– Сумеет ли кто-нибудь из твоих друзей вывезти тебя из Парижа на машине? – спросила Ноэль. – Можно спрятаться в кузове грузовика...
Исраэль слабо покачал головой:
– Повсюду заставы. И мышь не проскочит.
И даже Таракан, подумала Ноэль.
– Ты можешь ехать с такой ногой? – спросила Ноэль, чтобы выиграть время. Она пыталась принять решение.
Он сжал губы и изобразил подобие улыбки.
– Я и не собираюсь путешествовать с ней, – ответил Исраэль.
Ноэль бросила на него недоуменный взгляд. В это время открылась дверь и в комнату вошел огромный, широкоплечий бородатый мужчина. В руке он держал топор. Подойдя к кровати, мужчина отбросил простыню. Ноэль почувствовала, как у нее побелело лицо. Она вспомнила генерала Шайдера и лысого альбиноса из гестапо и тут же представила себе, что ее ждет, если она попадет им в лапы.
– Я помогу тебе, – сказала Ноэль.
7
Кэтрин
Вашингтон – Голливуд, 1941 год
Кэтрин Александер казалось, что наступил новый этап ее жизни. Душа переполнилась чувствами, каким-то чудесным образом поднявшими ее на такую головокружительную высоту, что просто дух захватывало. Когда Билл Фрэзер был в городе, они каждый вечер обедали вместе, ходили на концерты, в оперу или в драматический театр. Билл нашел ей небольшую, но очень уютную квартиру недалеко от Арлингтона и вызвался оплачивать ее. Однако Кэтрин настояла на том, чтобы делать это самой. Он покупал ей одежду и драгоценности. Поначалу Кэтрин возражала. Воспитанная в строгих правилах протестантской этики, она считала неприличным принимать от него дорогие подарки. Когда же Кэтрин убедилась, что Фрэзеру доставляет огромное удовольствие одевать и украшать ее, то перестала спорить с ним по этому поводу.
«Как там ни крути, – рассуждала Кэтрин, – но ты стала любовницей». Она всегда считала это слово постыдным. Любовница представлялась ей чуть ли не падшей женщиной, скрывающейся от людей где-нибудь на окраине города, постоянно меняющей квартиры и живущей на грани душевного срыва. Тем не менее сейчас, когда она сама была любовницей, Кэтрин обнаружила, что ее представления оказались ложными. Просто она спит с мужчиной, которого любит. Здесь нет ничего низкого и грязного. Все делается совершенно естественно. «Интересно, – думала Кэтрин, – что поступки, совершаемые другими, часто воспринимаются нами как нечто ужасное, но стоит самой сделать то же самое, и ты уже чувствуешь свою правоту». Фрэзер был заботливым и понимающим спутником, и Кэтрин казалось, что они всю жизнь прожили вместе. Кэтрин заранее знала, как он отнесется к тому или иному событию, и научилась улавливать даже самые незначительные перемены его настроения. Вопреки заверениям Фрэзера она по-прежнему оставалась равнодушной к половой жизни с ним. Кэтрин убеждала себя, что в их отношениях секс играет незначительную роль. Она не школьница, которая гоняется за приятными ощущениями и не может жить без удовольствий. В жизни надо довольствоваться малым, с горечью думала Кэтрин.
В отсутствие Фрэзера его рекламным агентством управлял заведующий отделом выполнения заказов Уоллес Тернер. Уильям Фрэзер старался как можно меньше заниматься делами своего агентства, чтобы целиком посвятить себя работе в государственном департаменте. Однако когда в его предприятии возникала какая-нибудь крупная проблема, сотрудники агентства обращались к нему за советом. У Фрэзера вошло в привычку обсуждать подобные вопросы с Кэтрин. Таким образом он проверял на ней свои решения. Он находил, что она создана для бизнеса. Нередко Кэтрин подавала ему идеи для проведения рекламных кампаний, которые оказывались весьма эффективными.
– Если бы я не был таким эгоистом, Кэтрин, – сказал ей однажды за ужином Фрэзер, – то послал бы тебя на работу в агентство и поручил бы самостоятельное выполнение одного из заказов наших клиентов. Но я бы так скучал по тебе, – добавил он. – Я хочу, чтобы ты была здесь со мной.
– Я тоже хочу остаться здесь, Билл. Я счастлива, что у нас все так сложилось.
И Кэтрин не покривила душой. Единственное, чего она жаждала, так это выйти за него замуж, хотя для спешки не было повода. Фактически они во всех отношениях уже были мужем и женой.
Как-то во второй половине дня, когда Кэтрин заканчивала выполнение очередного задания, в контору вошел Фрэзер.
– Как ты смотришь на то, чтобы сегодня вечером отправиться за город? – спросил он.
– Это было бы чудесно. Куда именно?
– В Виргинию. Мы обедаем с моими родителями.
Кэтрин удивленно посмотрела на него.
– Они знают про нас? – спросила она.
– Не все, – улыбнулся он в ответ. – Только то, что у меня потрясающая помощница и что я привезу ее обедать.
Если она и почувствовала разочарование, то не подала виду.
– Прекрасно, – заявила Кэтрин. – Я забегу домой и переоденусь.
– Я заеду за тобой в семь часов.
– Договорились.
* * *Дом Фрэзеров был расположен в красивой холмистой местности в штате Виргиния и представлял собой постройку колониального стиля, возведенную на ферме, территория которой занимала двадцать четыре гектара. Часть земли была покрыта высокой сочной зеленой травой, а остальное составляла пахота.
– Никогда не видела ничего подобного, – восхищалась Кэтрин.
– Это одна из лучших коневодческих ферм Америки, – пояснил Фрэзер.
Машина проехала мимо загона для породистых лошадей, миновала ухоженный выгул около конюшен и оставила позади домик конюха.
– Я словно попала в другой мир! – воскликнула Кэтрин. – Как я завидую тебе, что ты рос здесь.
– Ты думаешь, что тебе бы понравилось жить на ферме?
– Да это, в сущности, и не ферма, – простодушно заметила она. – Когда живешь здесь, создается впечатление, что владеешь целой страной.
