Ты умрешь красивой - Юлия Лист
– Довольны? – Эмиль убрал телефон и двинулся вперед.
– Мне кажется, но… – начала оправдываться она. – Я сделала все, что было в моих силах! Я должна была. И потом бы очень пожалела, если бы струсила.
Эмиль покосился на нее, уголок рта дернулся в улыбке.
– Он больше не посмеет ни над кем так надругаться! – едва поспевала она за его быстрым шагом.
– Это был ваш экзистенциальный выбор. И вы его сделали. Посмотрим, что из него последует. Мы, кстати, уже пришли. Вот тут мальчики и пытались вызвать Жана Живодера. Нашли могилу человека, которого звали Жан Экошер[14], тоже мне – умники…
Они остановились возле небольшого склепа метр на два, выполненного в готическом стиле с узкой, устремившейся вверх крышей, украшенной завитками и двумя остроконечными башенками, двери – резные, металлические, но позеленевшие от времени – не заперты. Эмиль не договорил, оборвав фразу, и уставился на соседнюю могилу, расположенную за склепом. Только сейчас Вера обнаружила, что надгробная плита на нем сломана, куски камня разбросаны по сторонам, земля взрыта, а на памятнике черная перевернутая пентаграмма в круге, нарисованная краской из баллончика.
Лицо Эмиля стало белее мела, он медленно достал телефон, набрал быстрый вызов.
– Я на Пер-Лашез, – коротко сообщил он. – Опять.
Его рука опустилась, пальцы сжали телефон так, что довольно крепкая игрушка могла треснуть. Послышался глухой и отдаленный голос Юбера, слов было не разобрать. Эмиль нажал на сброс, прервав судорожное клокотание дяди.
– Эмиль, что случилось? – не выдержала Вера. – Это кто-то из ваших родственников?
Он не пошевелился. Вера обошла склеп мнимого Жана Живодера и ахнула. На памятнике было черным по белому написано: «Эмиль Герши 1865–1943». Некоторое время она стояла и хлопала глазами, но ее ожидал еще больший сюрприз. Фото на памятнике… Во-первых, ни один памятник и склеп на французском кладбище не содержал такой информации, как фото, максимум каменное изваяние, и то – редко. Овальную фотокарточку обычно вешали на могилах в России. Во-вторых, эта было вырезанное виньеткой лицо Эмиля из той самой фотографии, что Вера видела на столе у Юбера в кабинете офиса сыскного агентства. Она уставилась на черно-белое изображение Эмиля – непривычно кудрявого, со щеками не такими впалыми.
– Это что? – Вера в недоумении указала на фото. – Это ты? Это ведь не можешь быть ты?
Эмиль молчал, стоя, как истукан.
– Ответьте мне!
– Что вы хотите услышать? – зло вскричал он. – Что это моя могила? Да! Это моя могила, черт возьми! Я родился в 1865 году, умер во Вторую мировую в Сталинграде, а сейчас вылез из гроба!
– Эмиль, но это же чушь… Это ведь ваш прадедушка, да?
Он развернулся и бегом помчался к воротам. Вера очень быстро потеряла его во множестве узких тропок. Хотела набрать номер, глянула на свой телефон с полностью черным экраном и вздохнула. Добрых четверть часа она бродила между могилами и склепами, увитыми плющом и мхом, пытаясь уговорить себя поверить, что на фото был прадедушка Эмиля, а не он сам. Но его странная реакция и этот акт вандализма сбивали ее с толку.
А если он вампир? Или жертва какого-нибудь эксперимента? Что, если он мертвец? Ведь Эмиль ужасно бледный, – у него совершенного нездоровая бледность! А волосы? Зачем ему их красить и выпрямлять… На его волосах столько лака, что любой поп-айдол позавидовал бы такой шевелюре. Он вообще когда-нибудь спит, ест? Вера в ужасе поняла, что никогда не видела, как он питается человеческой едой. Один кофе пьет. Интересно, вампирам можно кофе? Их не тошнит от кофеина? Вера где-то читала, что вампиры не любят кровь курильщиков и кофеманов… И почему могила Эмиля Герши, кто бы он ни был, находится рядом с могилой Жана Живодера?
Она нашла его сидящим на скамейке у крематория.
– Эмиль, вы в своем уме? – вскричала она, падая рядом. – Я только из больницы, а вы меня бегать заставляете. Я заблудилась, здесь страшно, это ведь кладбище. А я боюсь привидений…
Тот сидел – краше в гроб кладут. Смотрел перед собой, еще чуть-чуть – заплачет. Она тронула его руку… И тотчас отдернула пальцы. Его кожа была ледянющей. Вера никогда не могла понять, как это – волосы шевелятся на голове. А сейчас поняла. Она сидела посреди кладбища, вокруг ни души, за их спинами крематорий. Рядом – человек, могилу которого только что раскурочили вандалы…
Нет! Ну что за бред! Ты же психолог, Вера!
Она преодолела смятение и взяла его руку. Жуть, какая холодная! Ему надо лучше питаться. Съесть прямо сейчас что-нибудь горячее.
По его лицу пронеслась гримаса отвращения, он вытянул пальцы.
– Не надо меня жалеть. Ненавижу, когда лезут с жалостью под кожу.
– Это же ваш дедушка? Кто мог его так не любить?
– Это не дедушка, а я! Меня они ненавидят.
– Кто?
Эмиль стиснул зубы, будто проглотил лимон.
– Я еду на Л’Эшикье. Вас отвезти? – Он поднялся и пошел к воротам.
Что за черт! И осмотр места преступления накрылся медным тазом.
Глава 11. Царство Морфея
Два часа, проведенные в изнуряющем безделии, показались Вере настоящей инквизиторской пыткой. Она осталась в своей квартире-студии, Эмиль поднялся на этаж выше, и все замерло.
Ни новостей от Кристофа о мертвом подростке, ни объяснений, кто разворотил могилу Эмиля Герши, ни новостей о Куаду. Вера попыталась разговорить Юбера: спустилась, увидев его перед входом в «Ботеко», отчаянно махавшего руками и пытавшегося помочь уборщикам справиться с граффити, которое возникло под утро в простенке между бистро и кафетерием «Зазза».
– А Эмиль Герши на Пер-Лашез – это ваш дедушка, да?
– Да, да! – вежливо отмахнулся Юбер.
– А что с мертвым мальчиком?
– Он в морге, милая.
– А от Куаду ничего не слышно?
– Заперся у себя в квартире, надеется переждать скандал.
Вот и все, что удалось узнать Вере от Юбера. Она вновь поднялась к себе, легла на кровать и продолжила слушать, как тот страстно дирижировал снятием ее изображения со стены.
После трех недель, наполненных очарованием Парижа, любовной негой, воздушным счастьем в объятиях самого
