Человек, который умер смеясь - Хэндлер Дэвид

— А больше никто не звонил узнать, как у меня дела?

— Кто, например?

Я пожал плечами. Это тоже было болезненно.

Лэмп снова открыл блокнот.

— Еще звонила женщина, которая сказала, что она Мерили Нэш.

Ну вот, у меня снова забилось сердце.

— Что-нибудь передавала?

— Э-э… — Он полез в блокнот. — Сейчас… «Не умирай, балда».

Ладно, не буду.

— Когда похороны Санни?

— В пятницу. Мисс Дэй сказала, что вы можете вернуться в гостевой домик, когда вас выпишут. Она предположила, что вы захотите остаться до похорон.

— Правильно предположила.

Я с трудом сел, коснувшись босыми ногами холодного пола. Я немного посидел на краю кровати. В ушах у меня звенело. На мне была короткая больничная рубашка и больше ничего.

— А вам уже можно вставать? спросил Лэмп.

Проверим на практике. Поможете?

Он просунул руку мне под мышку и помог встать. Несколько секунд я стоял, покачиваясь, словно новорожденный жеребенок, потом указал на туалет, и Лэмп помог мне до него доковылять. Он был сильный, хоть и невысокий.

— Мисс Дэй, похоже, очень за вас переживает, — осторожно заметил он. — Вы с ней…

— Нет.

— Извините, это не мое дело. Милая женщина. Красивая. Никогда не забуду, как она в том французском фильме «Рай» залезла в постель к тому парню и…

— Угу. Вы с Виком сойдетесь, у него та сцена тоже в десятке любимейших.

Я надеялся увидеть свое отражение в зеркале над раковиной, но там оказалось чудовище Франкенштейна. Лицо покрывали пятна всех оттенков синего и красного. Не хватало только торчащих из шеи болтов.

— Послушайте, Хоги, сказал стоявший в дверях Лэмп, — насчет того, что вы можете очень помочь, — это я серьезно. Возможно, вы что-то знаете. Какой-то факт, который он сообщил только вам. Когда у вас в голове прояснится, вы, возможно, вспомните. Не выкладывайте все сразу прессе, ладно? Свяжитесь со мной. Я буду очень признателен.

— Разумеется.

— Отлично. Ну ладно, я, пожалуй, пойду.

— Пора смотреть «Лесси»[54] и на боковую, да?

Лэмп рассмеялся.

— Мне нравится ваше чувство юмора. — Потом он откашлялся. — Слушайте, я лучше поставлю у вас за дверью человека.

— Зачем?

— На всякий случай. Возможно, его убил Эрли. Разозлился на что-нибудь, схватил пистолет из кабинета и застрелил босса. Но как знать? Есть же еще наша с вами теория. Если она верна, вы, возможно, в опасности.

— Я же сказал вам, что ничего не знаю.

— Ну, тот, кто застрелил Санни Дэя, может этого и не знать. Или терзаться сомнениями. — Он ободряюще улыбнулся. — Не беспокойтесь, Хоги, вы в надежных руках. Я еще никого не потерял.

— Мне уже лучше. На самом деле у меня сильно кружилась голова.

— До сих пор не могу поверить, что передо мной тот самый Стюарт Хог. Может… может, вы мне как-нибудь книжку подпишете?

— С радостью.

Он уже повернулся, чтобы уйти, и едва успел поймать меня, когда я все-таки потерял сознание.

Вся ночь прошла между сном и бодрствованием, в полузабытьи. Один раз меня разбудила медсестра, чтобы дать таблетку, другой раз — врач, чтобы посветить мне в глаза фонариком. Рано утром, когда только начинало светать, я выпил немного сока, поел каши и продегустировал отвратительный больничный кофе. Головокружение немного отступило, но чувствовал я себя паршиво. Так паршиво, как бывает, когда теряешь друга и ощущаешь, что частично несешь за это ответственность.

За прошедшие сутки я стал нарасхват. В «Энкуайрер» предложили мне пятьдесят тысяч долларов за рассказ о последних днях Санни. В «Стар» сказали, что дадут больше. Меня пригласили на передачу «Доброе утро, Америка», изъявив готовность прислать съемочную группу для записи в больничную палату. И на «Сегодня» тоже. И на «Шоу-бизнес сегодня вечером».

Я снова стал популярен. Я был нужен всем, прямо как в дни моей славы. Но на этот раз я всем отказывал. Это сбивало их с толку. Они ничего не понимали. Им-то казалось, что мне привалила удача — вышедший в тираж писатель вдруг оказался связан с убийством звезды первой величины и получил шанс прилично заработать. Я бы тоже так считал, если бы смотрел на это дело со стороны. Но я был внутри.

Я дозвонился респектабельному пожилому джентльмену, руководившему издательством. Разговаривал он не особенно респектабельно — его обуревала жадность.

Он сообщил, что издательство планирует выпустить книгу Санни как можно скорее, собрав ее из порядка сотни страниц обработанных расшифровок, которые я успел сдать, и того, что я сумею выжать из оставшихся записей. Плюс фотографии и пространное послесловие от моего лица, описывающее обстоятельства смерти Санни и то, что случилось потом.

После этого издатель смущенно откашлялся.

У меня к вам один очень важный вопрос, молодой человек.

— Нет, не сказал, — отозвался я.

— Не сказал что?

— Он не сказал мне, из-за чего они подрались в «Чейсенс».

— Понятно. Очень жаль. Ну что ж, выясните, что сможете. Продолжайте брать интервью. Попробуйте повидаться с тем типом, которого они арестовали, с телохранителем. Вы же знакомы — вдруг он вам признается? И поддерживайте контакт с прессой в качестве эксперта. Это вам поможет, когда дело дойдет до рекламного турне книги. Но особо не распространяйтесь — нельзя же отдавать им наши сенсации.

— Боюсь, вам придется найти кого-то другого. Я не собираюсь продолжать работу.

— Но у вас же контракт.

— Контракт у меня был с Санни.

— Но… но мы же вели себя добросовестно. Мы о вас позаботились.

— Я верну вам деньги за больницу.

— Дело не в деньгах, молодой человек.

— Правда? А в чем?

— Книга все равно будет, с вами или без вас. Если ее не закончите вы, это сделает кто-то другой. Посторонний человек. Вы правда хотите, чтобы этот ваш проект закончился именно так? Не могу в это поверить. Оставайтесь в Лос-Анджелесе. Оставайтесь и закончите то, что начали.

— Меня это не интересует.

— Не могу в это поверить, — повторил он, похоже, искренне озадаченный. — Вы, наверное, не в себе. Это все травма. Подумайте еще, завтра поговорим.

Я повесил трубку и позвонил Ванде. Чтобы добраться до нее, мне пришлось сначала иметь дело с главой собственного агентства — в доме Санни трубку теперь снимал Хармон Райт. Моим самочувствием он не поинтересовался.

— Как ты там? — Ванда запыхалась, и голос ее опять напоминал голос той маленькой девочки на пляже.

— Мутно. А ты?

— Каждый раз, когда слышу шаги, поднимаю голову — кажется, он сейчас войдет в дверь. Наверное, я… просто не могу поверить в то, что случилось. Тут мама. И Хеши. Даже Гейб заехал на несколько минут.

— Правда?

— Он плакал, Хоги. Он сказал, что убийство Санни — это преступление против всех американцев. Они… полиция думает, может, это Вик.

— Может быть.

— И это после всего, что Санни для него сделал.

— Вик просто один из подозреваемых, ничего еще точно не известно.

— Тебя когда выпишут?

Пришла медсестра, принесла еще таблеток. Я проглотил их, запив водой.

— Наверное, завтра. Слушай, Ванда, я хотел тебе сказать, что я… извини, что я не попрощался.

— Да неважно. Ты здесь, и это главное. С Лулу все в порядке, но она по тебе скучает. И я тоже. Возвращайся.

— Они хотят, чтобы я закончил книгу.

— И я тоже хочу.

— И ты?

— Ну да. Он бы этого хотел. И потом, если не ты, найдется какой-нибудь пройдоха. Тебе надо ее закончить, Хоги.

— Допустим, я это сделаю. Все же выйдет наружу. «Чейсенс». Этот роман. Не смогу ничего пригладить, так уж я устроен.

— И хорошо.

— Но есть же еще твоя мать, надо о ней подумать. Это ее заденет, и… ладно, извини, что я об этом заговорил. Сейчас неподходящий момент.

— Да нет, ничего страшного, — успокоила она меня. — Я все как следует обдумала, честно. Та драка папы с Гейбом — тридцать лет прошло. Это уже древняя история. По-моему, пора сказать правду. Хватит секретов. Хватит этих чертовых секретов. Именно это и причиняет людям боль — секреты, а не правда.