Мистик Томас Свит - Евгений Александрович Козлов
Спаситель наставлял отвечать добром на зло, любить своих врагов, но мы носим на груди крест, мы молимся и говорим – веруем, так почему же учение Христа не вмешается в наши сердца. Если мы будем лишать человека жизни за преступление, якобы он неисправим и убийство облегчит его душу от новых грехов, то тогда мы уподобимся демонам, которые утратили любовь. Где надежда на исправление, ведь человек не система, а беспорядочное многогранное мысленное возрастание, ибо вместе с нами жили святые, которые в начале своей жизни не были столь целомудренны и мудры, но Господь наставил их на путь истинный. Но люди с гордынею на лицах облачаются в судейские мантии, дабы карать или миловать.
Всякий осуждающий – палач. – заключил Томас Свит и улыбнулся своим помыслам. – Как хорошо, что Чарльз Одри не ведает о моих протестных мыслях, ведь он некогда был ярым поклонником закона, жаль, что те правила чаще направлены на поддержание материального благополучия людей, чем на их духовность.
2012г.
Три возраста времени
Глава первая
Небольшая комната, больше похожая на кладовую. По центру комнаты у стены стоит обыкновенный стол, обильно устланный газетой, изрядно нагруженный всякого рода механизмами, отдельными деталями, гордо держит ту аккуратно сваленную груду вещей. Включена лампа освещающая. Это место бурной деятельности. Если тщательно приглядеться, то мы увидим бесцветные стены. Висят на ржавых гвоздях механические часы в превеликом множестве, крупные, малые, простые и вычурные, резные трофейные, в виде животных и якорей, кошка с мигающими глазками, каких только нет, половина добросовестно работают, остальные мирно спят укрытые периной слоя пыли. Все часы заведены на одно точное время, потому тикают и трезвонят в едином оркестре, дирижер им не нужен и сами они славно справляются с поставленной задачей возвещать о наступлении полдника и полночи. Догадаться какова профессия хозяина всего ассортимента вычислительной техники нетрудно, даже легко, это не коллекционер, не любитель, а самый настоящий часовщик. В его обязанности входит починка часов, как полная, так и частичная. Мастерской заведует дедушка юноши, который приходится ему внуком, старик является его единственным оставшимся опекуном и одновременно учителем. Не будем вдаваться в подробности сиротства, дабы не навязывать жалость прямым образом. Оставим предвзятость и остановимся на сегодняшнем дне. Итак, речь пойдет о Натаэле, выше отмеченном часовщике, он находится именно в той комнатке, ранее описанной нами. Сидит за столом сутулясь, умело орудуя всевозможными приспособлениями, начиная от ножа и пинцета, оканчивая лупой, полировальной шкуркой и иглой для шитья, всеми этими нехитрыми предметами тот мастерит, производит качественную починку наручных часов. Зачастую у часов по общему обыкновению ломается ремешок, а не сам механизм. Клиенты по обыкновению приходят с проблемой внешнего плана их часов, нежели внутреннего состояния, преподносят “больного” снимая с руки, либо вынимая из кармана. Стоит заметить, что такая работа оплачивается заведомо лучше, по этой причине в первую очередь часовщиком обслуживаются наручные часы. В то же время громоздкие “шарманки” реже идут в ремонт, чаще им определяют более подходящее место, как среди остального мусора, и неважно где, чердак то, или общая свалка, участь древности предрешена. Починка ремешков такова: если выпадет одно звено, оборвется один из двух кожаных лоскутов, то найти в точности подходящий задача не из легких, фирмы выпускают эксклюзив с постоянством, дабы возвыситься над конкурентами, забывая о деталях, в таких случаях приходиться использовать подручные средства, разрабатывать камуфляж, инсценировать недостающую деталь, потому не особо радовался тому занятию Натаэль, но и не отказывался от работы. Руки, в особенности его пальцы исколоты и повреждены. Весь внешний вид юноши далеко не декоративно-прикладной, а вполне реалистично простой. Его одежды как у типичного школяра, он сама непосредственность, ведь бедность отнимает многие веселые игрушки жизни. Он молод, примерно семнадцать лет живет в этом мире, у него появилась уже чуть белесая щетина на лице, глаза немного округлены, потому взгляд кажется удивленным, желто русые волосы всклочены, отвыкшие от зубцов расчески мирно свисают, он, безусловно, худощав, раз не располагает достатком. Натаэля в силу возраста постоянно куда-то влекло, но боролся он с искушением нескончаемой работой, он не был полностью невинен, однако и прелюбодеем его назвать было трудно.
В мастерской всем заведовал умудренный дедушка, разговаривал с клиентами, принимал заказы, получал плату и т.д., ученик же не высовывался, а лишь делал, добросовестно исполнял возложенное на него поприще. Чтобы молодой человек уделял всё свое свободное время одному занятию, необходимо нечто большее, чем скромная зарплата. Интерес и привлекательность труда, вот что нужно. Занимало юношу не часовое искусство, к материальному он был всегда равнодушен, было кое-что иное заставляющее его сидеть на одном месте. Натаэля будоражило само время, часы лишь отсчитывали, но не более того. Он увлекся познанием непознанного, философию и теории физики он не ведал. Но вопреки неразумию своему, он самолично пытался напрячь задатки своего ума, высечь из камня воду, и постичь, наконец, то несравненно значимое устроение всякого движения, те три частоты, неповторимые. Он не верил тому, что история являет собой закономерность, некую спираль, что прошлые события непременно повторятся, так как мы не учимся на своих ошибках, однако он искренне верил в изменчивость времени, что возможно стоять на месте, после сотворить шаг назад, либо вперед. Юноша весьма эксцентрично подходил к вопросу времени, впрочем, его (времени) много, он с упоением размышлял, покуда руки присоединяли шестеренки, и тем самым он постигал тайну не только умственно, но и тактильно. Кратко говоря
– подходил к вопросу основательно. Вдобавок, несомненно, ему нравилось контролировать организм часов, когда каждая мельчайшая часть находилась, сидела на своем законном месте, затем воспроизводило стремление к отсчету. Довольно заманчиво было наблюдать, как скрестив детали, не получаешь жизнь, но мнимое движение, без человека которое скоро прекратится. Он размышлял о тех веках, в которых люди еще не изобрели вычислительные предметы и приемы, не существовали солнечные, водяные, механические часы. Неужели они всюду и всегда опаздывали? Как им удавалось приходить в определенное время, или они были не так зависимы, не так ответственны? И видимо они не оправдывали свои поступки как свершенные, так и не свершенные, нехваткой того чего тогда не было. Однако живя в нынешнем веку, Натаэль быстро позабыл те фантазии. В реальности он, впрочем, и каждый из нас, усваивает один обыденный факт: нам дан неизвестный жизненный путь, неопределенный по времени, в коем необходимо успеть воплотить всё задуманное и предначертанное.
“Однажды весною люди посадили
