Закон семьи - Анне Штерн
– А что с той семьей в квартале Шойненфиртель? – спросил Карл, чтобы нарушить молчание. – Почему ты думаешь, что они не желают тебя видеть?
Хульда облизнула пену с верхней губы и, казалось, раздумывала, стоит ли посвящать Карла в подробности еврейского семейства.
– Там очень необычное переплетение традиций и страха, вины и стремления считаться частью общины, – сказала она наконец. – Молодая Ротман произвела на свет здорового ребенка и даже ни секунды этому не порадовалась. Жутковатый раввин, который тут же оказался в их доме, чересчур, как мне кажется, вхож в семью и, видимо, оказывает на нее очень большое влияние. Ты знаешь, мне странно об этом рассуждать, будто я соглашаюсь со словами правой прессы. Представь себе, там всё происходит как в тех средневековых россказнях: среди евреев появился ребенок, а потом раз – и словно растворился в воздухе! Я пытаюсь убедить себя, что это только сказка из мрачных времен, когда евреев обвиняли в отравлении колодцев и убийстве детей, но после такого случая невольно поверишь, что дыма без огня не бывает.
– Растворился в воздухе? – спросил Карл. Он внезапно встревожился.
Хульда кивнула:
– Я вчера пришла с визитом к матери и ребенку, а новорожденный уже исчез.
– Исчез? Что ты имеешь в виду?
– В точности то, что говорю. Его не было в доме. Никто из Ротманов не желал мне признаваться, где ребенок. Словно его никогда и не было.
Карл скептически посмотрел на нее:
– Но ведь кто-то должен знать, где он. Семья обязана сообщить об этом в учреждение, каждое рождение подлежит обязательной регистрации. Младенцу в любом случае необходимо свидетельство о рождении.
– Знаешь, в твоем мире это работает, – сказала Хульда, допивая пиво. – Но в мире квартала Шойненфиртель властвуют другие законы, понимаешь? Там подчиняются канторам в синагогах, раввинам и старухам, хранительницам семейной чести. На законы немецкого государства жителям этого квартала плевать.
– Тебе нужно обратиться в полицию, – произнес Карл, только теперь заметив иронию в своих словах. – Я не имею в виду криминальную полицию, для начала обратиться в обычный полицейский участок и подать заявление.
– Не уверена, – ответила Хульда, – у меня нет даже доказательств, что ребенок вообще был. Мои показания против показаний Ротманов.
– Твое слово вызовет больше доверия, ты опытная акушерка. Какой тебе резон выдумывать несуществующего ребенка?
Помедлив, Хульда покачала головой:
– Я не уверена, что это что-либо даст. Я думаю, будет лучше, если я не стану подключать органы, а попробую самостоятельно выяснить, в чем там дело.
– Я надеюсь, ты шутишь! – вскричал Карл.
Кое-кто из прохожих обернулся, так он расшумелся.
Карл сделал шаг к Хульде и строго посмотрел ей в лицо.
– Абсолютно очевидно, что было совершено преступление, – добавил он тихим голосом, но не менее взволнованно. – Ты не представляешь, что творится в Берлине; это не первый ребенок, над которым совершается насилие. Есть всё, от растления малолетних до продажи детей. Этой семье так легко не отделаться!
– С каких пор ты стал семейным экспертом? – резко спросила Хульда. Казалось, она чувствует себя загнанной в угол, Карл заметил это по нервному трепету ее ноздрей. – Это моя работа, я занимаюсь ею годами и пока справляюсь, даже со сложными случаями. Не всегда хорошо биться головой об стену, иногда лучше дать время членам семьи подумать и принять правильное решение. Полицейский тут точно не поможет.
– Хульда, тут речь идет не о маленькой проблеме, которую можно переждать, – Карл взял ее за руку, но она отдернулась. – Кто знает, может быть, они убили ребенка, может, продали. Торговля людьми сейчас процветает в городе! Я видел такие злодеяния, в которые трудно поверить.
– Тогда расскажи мне наконец об этом, – вспылила Хульда, – вместо того, чтобы говорить намеками. Организованная торговля детьми? Что тебе об этом известно? И ты действительно считаешь, что здесь могут быть замешаны одни и те же преступники? Тогда помоги мне!
Карл и сам почувствовал, как его лицо стало непроницаемым.
– Мне не положено тебе об этом говорить, – пробормотал он. Перед глазами снова всплыли детские трупы, в тысячный раз за сегодня, и как каждый раз он силой отогнал их. На стенах в префектуре висели их фотографии, там он не мог от них сбежать. Но по крайней мере в воскресенье, на свидании с любимой, он не хотел вспоминать о несчастных детях.
Однако его любимая, казалось, на время забыла о своих нежных чувствах к нему. Она гневно сверкала глазами.
– Эта постоянная скрытность, будто я дурочка, которая все разболтает, – напряженно проговорила Хульда. – У тебя такой большой опыт. Важный инспектор, знаешь жизнь! А когда мне нужна твоя помощь, запираешься. Я всего-то простая акушерка, полагающаяся на интуицию. Да, иногда я бываю не права, но чаще моя интуиция ведет к цели. Позволь тебе напомнить, сколько всего я благодаря интуиции разузнала прошлым летом, пока ты и твой замечательный ассистент блуждали в потемках.
– Значит, ты действительно не собираешься действовать в интересах этого малыша? Это тебе подсказывает твоя тонкая интуиция? – спросил Карл, не обратив внимания на последнюю фразу Хульды, хотя слова эти горячо кольнули его в сердце. Такого, значит, она была мнения о нем? Что он не способен сам раскрыть свои уголовные дела?
Что ж, с горечью подумал Карл, в этом мнении она была не одинока. Фабрициус тоже часто давал ему понять, что он слишком медленный и расследования продвигаются недостаточно быстро. Что он заменим. И, в конечном итоге, его подчиненный, возможно, даже прав. Карл знал, что, хотя он всегда тщательно подходит к каждому делу, что он более-менее умен – но ведь не гений! Не гений, черт возьми, которому дано даже во сне комбинировать будущие ходы и выстраивать версии, которому даже подготовительная работа не нужна. Карлу всегда было необходимо время, чтобы поразмыслить. Время! Сразу не получалось ничего. Оттого он так часто сидел ночами на работе за письменным столом, оттого спал так плохо, ведь времени на размышления в его трудовых буднях в «Красной крепости» просто не оставалось и ему приходилось выкраивать его откуда-нибудь еще, если он хотел справиться с работой. Особенно в последние месяцы, когда борьба с преступлениями на фоне ситуации в стране переросла в безнадежную задачу, на выполнение которой в распоряжении имелось слишком мало полицейских.
– Ты
