Клуб «Ритц» - Алексей Миллер
– Конечно, конечно. Мне нравятся те районы.
– Ты читал уже Библию?
– Честно говоря, нет.
– Почитай. Даже если ты и не веришь в Бога, все равно почитай. Ведь ты должен очень хорошо понимать: чтобы во что-то верить, надо понимать, во что именно. Как ты думаешь, слепой от рождения человек может себе представить, что такое красный цвет? Или зеленый?
– Ему могут описать другие люди.
– Ха. Я тебе опишу чудовище, которое сам выдумал, и какова вероятность того, что оно в твоем представлении будет таким же, как и в моем?! Нулевая. А ты представь человека, который никогда не видел света. Все, что у него есть – это описания других людей. И, как ты заметил, его собственные чувства: обоняние, слух, осязание. Если ты скажешь слепому «запах свежей травы» или «трава», он представит себе это очень четко, поскольку чувствует запахи и может потрогать траву. Но, говоря, что трава зеленая или красная, как ты опишешь различия?
– Ну… Зеленый – это цвет, который вызывает позитивные эмоции, а красный…
– Чушь. Кто сказал, что зеленый у всех вызывает позитивные эмоции? У большинства? А, может, это потому, что трава и деревья зеленые. А люди любят растения. А слепые никогда этого не видели! Я тебе могу точно сказать, никогда такие люди не смогут понять полноценно, чем отличается желтый от красного. Это лишь частный пример. Так и ты никогда не сможешь понять, что такое Бог, пока не прочитаешь Библию. И не просто прочитаешь, а вникнешь в нее, откроешь сердце этой книге!
– Я постараюсь… Обещаю.
– Ты меня неправильно понял. Я не хочу тебя уговаривать, и, тем более, принуждать. Ты это должен сделать по доброй воле, – он посмотрел на меня быстро тем диким взглядом, который я заметил у него после встречи в клубе.
– Я молился, – после этой фразы я вспомнил Олю, у меня сразу закончились слова. Может, взять и прямо спросить его еще раз, что на самом деле связывает его с Олей? Но это так неэтично. Человек оказался так добр ко мне, а я могу своим вопросом поставить его в неловкое положение, ведь я понятия не имею, кем он ей приходится.
– Да. Это хорошо. Молиться нужно. Во время молитвы ты раскрываешь свою душу Богу. Только это нужно делать искренне. Не знай молитву наизусть, а знай слова, которые говоришь. Верь в них. Молиться – это очень сложное дело.
– Я молился за людей, которые мне дороги.
– Если усердно молиться, Бог всегда услышит. Но, еще раз повторюсь, молитва должна быть искренней. Ты не должен обманывать Бога и, что еще важнее, себя. Ты всегда можешь солгать мне, другу, родителям. Но никогда Богу или себе.
– Я был искренним. Честно.
– Ты должен доказывать это не мне. Я сам тоже очень часто молюсь. Когда мне плохо, я прошу Господа ниспослать благодать тому, из-за кого мне плохо. А когда мне хорошо, я прошу, чтобы Господь дал такое счастье и другим, чтобы они также могли испытать благодать. Я закрываю глаза и прошу о счастье. Большинство людей ведь молятся о преимуществе, когда им плохо. А когда хорошо, Бога для них не существует. Но, скажи мне, почему Господь должен слушать только человеческие рыдания?! Потому что он добрый. И он будет слушать всегда. Но я молюсь и будучи счастливым. Когда мне очень хорошо, тоже начинаю обращаться к нему.
Сейчас мне кажется, что Паша говорит не мне, а куда-то в пространство. Быстро и резко управляя машиной, он почти не следит за дорогой. Его взгляд устремлен в одну точку уже больше минуты. А слова, которые он говорит с такой четкостью, кажутся мне устрашающими. Я вспомнил, как и я молился больше не за себя, а за Олю и Веронику, за их счастье. Хотя, может, я это делал из эгоистических соображений, я хотел этого.
– Я молился за Олю и Веронику, – наконец я прервал гнетущее молчание.
– За Олю? – при этом его лицо приняло странный вид. Такое ощущение, что его тело пронзила нестерпимая боль: губы сильно сжались, глаза прищурились, ноздри широко раздулись. – Молись за нее. Только искренне.
Он останавливается на обочине. Мы находимся на улице Марата. В первую секунду мне кажется, что мы приехали. Но вместо того, чтобы выйти, мой спутник поворачивается ко мне. Смотрит так, как будто хочет просверлить во мне дырку, плавно наклоняется к моему уху и начинает тихо говорить:
– Она совершенна. Я готов отдать дьяволу на растерзание свое тело и душу. Но она не готова принять Бога, она не слушает меня. Она сознательно выбирает тьму и мучения. Любой, кто захочет разделить ее судьбу, неминуемо обрекает себя на муки ада. Даже будучи еще на земле, ты соприкасаешься с таким злом, какого прежде не видывал. Не стоит обожать ее. Этим ты только усугубишь ситуацию. Молись за нее как за дочь свою, как за сестру, сошедшую с пути.
После этих слов Паша, подобно змее, еще более изгибает шею и, касаясь губами моего уха, шепчет:
– Мои молитвы стоят очень дорого. Но ей еще нужны молитвы чистых людей, не запятнанных этим а-адом…
Я уже пожалел о том, что позвонил ему. От прежних переживаний не осталось и следа. Я сижу, боясь пошевелиться и произнести хоть слово. Что же это такое? Может, он просто разыгрывает меня? Да. Да. Я понял. Он – ее парень и сейчас просто хочет сыграть со мной злую шутку. «А-адом», – повторяет он. Выйти из машины?! Но получится нехорошо, если это не розыгрыш и человек примчался ко мне на выручку, а я сбегу посредине дороги. Может, он гей? И хочет произвести на меня впечатление? От этой мысли легче мне не становится. Надо закончить это. Я наклоняюсь вперед и громко говорю:
– Расскажи мне о ней. Я ее совсем не знаю.
Паша сразу прекратил шептать. Словно очнувшись от сна, он посмотрел на меня непонимающим взглядом, после чего вернул телу вертикальное положение и ответил:
– Прости. У меня бывает. Ха. Давай мы сейчас найдем приятное место, и я расскажу тебе все, что ты захочешь, – это предложение он закончил говорить с самой располагающей улыбкой, мгновенно обратно превратившись в обаятельного парня на дорогом автомобиле.
14
Бар Legoga. Мы одни в дальнем зале. Заказываем кальян, закуски, сок. Я решаю выпить виски. Несмотря на располагающую к общению обстановку, никто не начинает разговор. Меня
