Искушение прощением - Донна Леон
Гриффони уткнулась ему в спину и издала сдавленное «Хм».
Профессоресса Кросера привстала со стула. Мальчик положил сэндвич на тарелку и тоже стал подниматься. Брунетти улыбнулся, и Сандро попытался ответить ему тем же. Сегодня лицо подростка было не таким бледным и выглядел он спокойнее. Выдав вежливое Buongiorno![50], Сандро глянул на мать, словно не зная, что делать дальше.
– Прошу вас, синьора, не вставайте! – произнес Брунетти, обращаясь к хозяйке дома. – У нас осталась еще пара вопросов. Мы подождем вас в гостиной.
Прежде чем профессоресса Кросера успела ответить, мальчик спросил:
– Вы нашли того, кто напал на моего отца?
Сандро старался говорить как взрослый, но под конец в его голосе все же прозвучал испуг.
– Еще нет, – ответил Брунетти. – Поэтому мы и хотим поговорить с твоей мамой еще раз.
– О чем? – спросила профессоресса скорее с любопытством, чем с раздражением.
– Мы кое-что нашли, синьора, – сказал Брунетти, решив ограничиться этим. И, поворачиваясь к выходу, добавил: – Ждем вас в salotto[51].
Они с Гриффони прошли по коридору в гостиную, сели на прежнее место и стали ждать хозяйку.
Профессоресса пришла через пару минут и закрыла за собой дверь. Брунетти встал.
– Что вы хотите узнать? – спросила синьора Кросера, не отходя от двери.
– Мы осмотрели вещи вашего супруга. Единственная находка, вызвавшая у нас вопросы, – вот это! – С этими словами комиссар вынул из кармана купоны.
Она взглянула на них и озадаченно спросила:
– А что это вообще такое?
– Купоны на косметику. Непонятно, зачем вашему мужу было тратить на это такие деньги. – И, вспомнив важную деталь, Брунетти добавил: – Они выписаны на его имя.
Синьора Кросера взяла купоны у него из рук, полистала их и отдала обратно. Затем прошла к софе и села, а Брунетти вернулся на прежнее место, рядом с Гриффони. Профессоресса глянула на часы, как будто сомневалась, хватит ли у нее времени на объяснения. Она попыталась улыбнуться, но когда ей это не удалось, сказала:
– Дело в том, что у моего мужа есть тетя.
Судя по тону, ей было что рассказать об этой особе.
Полицейские молчали, ожидая продолжения.
– Zia Matilde[52], – произнесла синьора Кросера с нарочитой беспристрастностью. – Матильде Гаспарини. Это ее фамилия значится на купонах. Не знаю зачем, но муж принес их домой, когда в последний раз вернулся от тетки, и сказал, что должен кое с кем поговорить о них. Матильде восемьдесят пять, и только Господу известно, зачем она тратит на косметику столько денег.
Было ясно, что эта ситуация неприятна профессорессе. Брунетти, конечно, мог бы сказать что-нибудь о женской глупости, о вечной погоне за молодостью, но не в присутствии той, чей муж отчаянно цепляется за жизнь, и уж точно не перед сидящей рядом Гриффони. Поэтому он не придумал ничего лучше, как спросить:
– Муж говорил вам что-нибудь о них?
Профессорессу удивил этот вопрос.
– Сказал только, что не совсем понял из рассказа тетки, как эти купоны к ней попали. – И она добавила: – Туллио пошел навестить тетю, после того как ее выписали из больницы, тогда и узнал о них. Но Матильде сказала, что сейчас не стоит тревожить ее расспросами.
Синьора Кросера улыбнулась и покачала головой, вспоминая инцидент, к которому, похоже, отнеслась в свое время, как к старческой прихоти.
– Она лежала в местной больнице? – спросил Брунетти просто для поддержания разговора и, когда профессоресса кивнула, поинтересовался: – По какой причине?
– Однажды утром badante[53] не смогла ее разбудить и вызвала скорую. Нас не было в городе, ей несколько дней не удавалось с нами связаться, и она очень переживала… Я говорю о сиделке.
Брунетти ограничился поощрительным кивком, и женщина продолжила:
– Туллио, когда приехал в больницу, сначала поговорил с доктором, и только потом с Матильде. Врач сказал, что она, похоже, перепутала медикаменты и приняла слишком много снотворного. И что с пожилыми людьми такое часто случается.
Брунетти и Гриффони дружно кивнули. Клаудиа еще и сочувственно вздохнула, как будто и ей было что рассказать о стариках.
– Туллио сказал доктору, что он племянник, а не сын Матильде, и мало что знает о состоянии ее здоровья, потому что она никогда не болеет и вообще не говорит на эту тему. Он даже имени ее семейного врача ни разу не слышал.
Больничный доктор ответил, что тетушка Матильде не так здорова, как кажется: судя по медицинской карте, у нее болезнь Паркинсона и она принимает лекарства. Еще ей выписали медикаменты для лечения болезни Альцгеймера на ранних стадиях.
Профессоресса Кросера вскинула брови, ненадолго закрыла глаза, а затем добавила:
– Когда Туллио в конце концов увиделся с тетей, он был поражен произошедшей с ней переменой. Сказал, что Матильде показалась ему очень старой и растерянной. Всё уговаривала сходить к ней домой и забрать эти купоны, чтобы Беата, ее badante, их не украла. И не успокоилась, пока Туллио не пообещал сделать это в тот же день.
– И сделал? – спросил Брунетти.
Она кивнула.
– Матильде взяла с него слово, так что выбора у него не было.
Профессоресса покачала головой – вот уж глупость! – и сказала:
– Беата ухаживает за тетей Матильде уже десять лет. Она ей почти родная. Безумие – думать, будто она может что-нибудь украсть. У нее было для этого десять лет.
Чем дольше синьора Кросера рассказывала о престарелой родственнице мужа, тем сильнее нарастало раздражение в ее голосе.
– На следующий день Матильде выписали домой – это было две недели назад, – и Туллио пошел ее проведать. А потом еще раз. Она опять спрашивала о купонах, приказала ему хранить их у себя, и он обещал так и сделать.
– Вы с ней виделись?
– Со дня выписки – нет, – сказала профессоресса Кросера. – Только муж к ней ходит. Ходил…
– Она знает, что с ним произошло?
Профессоресса медленно покачала головой.
– Я позвонила и рассказала о случившемся Беате. Та ни о чем не знала. Я попросила, чтобы она как можно дольше скрывала эту новость от тетушки. Беата ответила, что это будет нетрудно сделать, ведь к Матильде больше никто не приходит.
– Почему? – наконец подала голос Гриффони.
– Все ее знакомые либо умерли, либо живут в доме для престарелых, – резко ответила профессоресса Кросера, давая понять, что разговор окончен.
Клаудиа еле слышно кашлянула и посмотрела на коллегу с выражением: «Ну и что у нас дальше по плану?»
Брунетти достал блокнот и сказал:
– Синьора, не могли бы вы дать нам ее адрес?
– Вы же не собираетесь с ней беседовать?
Брунетти на собственном опыте уже не раз убеждался в том, что свидетель стерпит все, кроме сарказма, поэтому решил не говорить профессорессе, что тетушка ее мужа может оказаться гораздо разговорчивее, чем малахитовый бегемотик. Комиссар улыбнулся и сказал:
– Синьора, мы не обнаружили в вещах вашего мужа ничего странного и подозрительного, не считая купонов. В этом надо разобраться. Хотя бы для того, чтобы исключить еще одну версию. – После короткого раздумья он спросил: – Вы позволите их забрать?
– Вы же не будете расстраивать тетю Матильде? – задала вопрос синьора Кросера.
Гриффони быстро ответила:
– Нет. Даю вам слово!
Профессоресса задержала на ней взгляд, а затем резко кивнула.
– А если вам не удастся ничего у нее узнать? – спросила она.
– Тогда попытаемся раскопать еще что-нибудь, – сказал Брунетти, который предпочел бы дать более конкретный ответ.
– Она живет возле Кармини[54], – сказала профессоресса Кросера. – В доме напротив моста. Простите, но номера я не знаю. Просто спуститесь с моста, держась середины, и упретесь в ее дверь. Пятый этаж. На звонке – ее имя.
Брунетти встал с софы; женщины последовали его примеру. Профессоресса проводила полицейских к двери. На пороге они остановились. Только теперь Брунетти понял: он не спросил, как чувствует себя синьор Гаспарини, но не успела у него окончательно сформироваться
