Андрей Белозеров - Роскошь нечеловеческого общения
— Да ладно тебе, кончай придуриваться. — Галина Сергеевна вошла в комнату. — Ну и вид у тебя… Ты что, совсем обнищал, Крюков?
— Я? Нет. Напротив. Зарабатываю честным трудом. Благосостояние мое растет. Иду, так сказать, в ногу с политикой наших учителей и отцов. Строю свой маленький буржуазный мирок. А вы, я вижу, уже почти построили? — Он оглядел стол, окинул взглядом комнату. — Смотрю, обновы у вас появились. Да, строительство идет не под дням, а по часам.
Крюков встал со стула, подошел к телевизору, недавно приобретенному Журковским. Телевизор был огромен и занимал ровно столько же места, сколько сервант с посудой, который пришлось переместить в комнату сына. Владимир, поселившись у супруги, оставил свою «детскую» в полном запустении и вообще в родной дом наведывался редко. Теперь «детская» стала походить на склад старых, отслуживших свое вещей — старый телевизор «Витязь», тот самый сервант, на месте которого теперь расположился домашний кинотеатр, два мягких кресла с затертой до черноты обивкой на подлокотниках, обшарпанные книжные полки и многое другое из того, что постепенно, стараниями Галины, замещалось новыми, современными предметами обстановки.
— Ишь ты, — покрутил головой Крюков, рассматривая телесистему. — И что, тарелка есть, что ли?
— Есть, есть, — подтвердила Галина Сергеевна. — Ну что, господа, пора старый год провожать. Гоша, давай поухаживай за дамами.
— Разве вы больше никого не ждете? — спросил Крюков, отвинчивая водочную пробку.
— Как это так?! — Карина Назаровна даже замахала руками. — Анатолий Карлович вот с минуты на минуту…
— А почему же он задерживается? Заработался? — ехидно спросил Крюков.
— Да ты не язви. Сам-то… Не могу просто! — Галина Сергеевна встала за спиной сидящего у стола Крюкова. — Гоша! Что с тобой происходит? Где ты был?
— На службе, — важно ответил писатель.
— И где ты теперь служишь?
— На кладбище. — Гоша уже разливал водку по рюмкам. — Ну что, проводим старый?
— На каком еще кладбище?
Галина Сергеевна обошла вокруг стола и устроилась на стуле напротив Крюкова.
— Как — на каком? На Поляковском, — солидно ответил Крюков со значением в голосе. — На Поляковском, — повторил он, поднимая рюмку. — Ну что, провожаем или нет?
Дамы растерянно чокнулись с писателем и выпили.
— Как же ты?.. Кем же ты? — спросила Галина Сергеевна, запив водку глотком персикового сока.
— Хорошие писатели везде нужны, — строго сказал Крюков.
— Перестань кривляться, Гоша, — улыбнулась Галина Сергеевна. — Что ты там делаешь, расскажи.
— Что-что… Сторожу могилки.
— Хорошая работа, — Журковская покачала головой.
— Не хуже других. У нас всякий труд почетен. А то воруют, знаете ли… Наш народ бизнес понимает туго. Цветной металл уносят со страшной силой. Оградки, фрагменты памятников — буковки всякие, звездочки, крестики… Все тащат. Приходит человек на могилку мамы, скажем, или папы, а от могилки один холмик остался. Если остался… Весь металл — тю-тю… Скамеечки даже уносят. Для дачи там или еще куда…
Гоша налил по второй.
— Ну где же ваш муж, Галя? Так ведь и пробегает все торжество. Меж тем народная мудрость гласит — как Новый год встретишь, так его и проведешь.
Галина Сергеевна почувствовала нарастающее раздражение. В самом деле — без четверти полночь, а Толя не появился, даже не позвонил, чтобы объяснить, предупредить…
— Что делать, — вздохнула Журковская. — В каждой работе свои плюсы и свои минусы… Давайте выпьем… За все хорошее, что было в этом году…
— А у меня ни хрена хорошего в этом году не было.
— Что вы, Гоша, что вы! Как можно так говорить? Когда провожаешь старый год, нужно все хорошее вспоминать, не может так быть, чтобы ничего хорошего… — зачастила Карина Назаровна. — Так не бывает. Это не дело, Гошенька, не дело…
— Дело! — отрезал Крюков. — Чего тут разводить бодягу. За Новый выпьем, конечно, с более оптимистическим настроем, а за старый я могу пить только с радостью, что он наконец закончился. Пройдет зима, будет весна, будет тепло… Вот за что нужно пить. А все остальное… — Гоша досадливо махнул рукой.
— Крюков, если будешь портить нам праздник, я обижусь, — сказала Галина Сергеевна.
— Да ладно… Извини уж, Галя… Просто у меня действительно полная тоска была в этом году. Нечего вспомнить… Вернее, есть что, но лучше бы не вспоминать.
— Пил бы ты поменьше, — сказала Журковская. — И все было бы по-другому.
— Да? — Крюков с интересом взглянул на хозяйку.
— Да, — подтвердила она. — Именно так. В этом твоя главная проблема.
— Нет, Галя, ты ошибаешься. Моя проблема в другом. Ну да ладно. Не будем. Не будем омрачать вечер.
— Ночь, — поправила Карина Назаровна. — Ночь уже. Сейчас куранты будут бить… Галя, сделай звук побольше… Давайте быстренько… За старый…
Карина Назаровна, перехватив инициативу, чокнулась с Галиной Сергеевной и писателем, быстро опрокинула в рот рюмку и потянулась к блюду с маринованными огурчиками.
На экране телевизора появилось лицо президента. Крюков, увидев его, сморщился.
— Не кривляйся, — наставительно произнесла Журковская. — Давай, шампанское быстро открывай. Все уже, время…
Крюков ухватился пальцами за горлышко бутылки (Галина Сергеевна отметила, что ногти писатель, видимо, давно не стрижет и не чистит — черные полосы грязи особенно контрастировали с блестящей фольгой), крутанул, потянул, и пробка выскочила, издав легкий хлопок.
— Россияне! — сказал с экрана президент.
Крюков прикрыл глаза, и на лице его снова появилась гримаса отвращения.
— Россияне! — повторил президент. — Я… — Он сделал свою обычную паузу.
В этот момент в дверь начали звонить.
— Слава Богу! — воскликнула Галина Сергеевна и, поставив на стол бокал, бросилась открывать. Звонки не прекращались, пока она бежала в прихожую, пока гремела цепочками и замками.
— Ишь ты, забаррикадировались, — пробормотал Крюков, с ненавистью продолжая вглядываться в лицо президента.
— Я хочу… — словно перевалив через невидимое препятствие, продолжил глава государства.
Из прихожей донеслись крики, ахи, охи и мужские голоса, среди которых выделялись тенор Журковского и еще один, очень знакомый.
— Я хочу поздравить вас, дорогие мои… — говорил президент.
Крюков повернул голову и увидел, что в гостиную из коридора валит целая толпа.
Первой вошла Галина Сергеевна, затем в дверь одновременно протиснулись ее муж и господин Суханов, за ними — двое молодых людей, держащих в руках большие картонные коробки, потом в комнату ступил мэр города Павел Романович Греч, следом — его жена Наталья Георгиевна Островская, звезда отечественной эстрады Вячеслав Люсин и еще двое парней в кожаных куртках, которые они не посчитали нужным снять.
Лица прибывших были мрачны и сосредоточенны.
— С Новым годом, дорогие мои! — сказал президент.
Журковский схватил пульт дистанционного управления и выключил телевизор.
Глядя в потухшие глаза профессора, Крюков понял, что случилось что-то очень нехорошее.
Суханов молча подошел к столу, взял бутылку «Абсолюта», плеснул из нее в фужер и быстро выпил.
— Ну, рассаживайтесь, гости дорогие… — заговорила Галина Сергеевна, поглядывая на мужа.
— Да, прошу, что называется, к столу, — сказал он. — Паша, давайте, давайте… Новый год, однако… Который час? Ах, да…
Суханов снова налил, выпил и, повернувшись к мэру, сказал:
— Я поехал, Паша.
— Куда?
— Как это — «куда»? Разбираться.
— Может, не стоит? — Павел Романович взял его за рукав. — Подожди… С кем там разбираться? Что это даст?
— Даст. Я сейчас все выясню. Ребята!
Он кивнул парням, замершим у дверей с коробками в руках.
— Ребята, быстро за мной!
Парни аккуратно поставили коробки на пол и вышли из комнаты.
— Ты вернешься? — спросил Журковский.
— Не знаю, — сказал Андрей Ильич. — Не знаю. Буду звонить, держать вас в курсе. Все, пока.
Он уже вышел было в коридор, но, повернувшись, посмотрел на всю компанию, продолжавшую стоять вокруг стола, и бросил:
— С Новым годом. С новым счастьем!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
БИЗНЕСМЕН
Глава 1
Сегодня я не буду вас ни о чем спрашивать, — сказал следователь.
Бекетов печально вздохнул. Не будет спрашивать — значит, какую-то гадость приготовил ему этот молодой человек с прилизанными волосами.
— Да, не буду. Просто расскажу кое-что. Вам это покажется интересным.
Бекетов всячески избегал смотреть молодому человеку в глаза. Очень уж честными были эти глаза, очень уж душевно говорил молодой следователь. Не обмануться бы, не дать слабину… Пусть этот голос звучит где-то там, вне его, Бекетова, сознания. Как это называется? А, ну конечно, — даю установку… Вот этой установке и будет следовать Гавриил Семенович Бекетов и ни на шаг от нее не отступит. Слишком глубоко можно увязнуть, стоит только начать давать показания. Слишком далеко тянутся ниточки. Интересы слишком больших людей затрагивает эта паутина неформальных отношений, сплетенная бог знает когда, задолго до Бекетова.
