Алина Кускова - Фантом банановой диеты
Его неиссякаемый энтузиазм прорывался через все препятствия.
Как только удалось урегулировать дело с похищением Аллы Звонаревой и утрясти проблемы с магазином, в котором племянница профессора устроила пиршество, Туровский продолжил порученное ему расследование. Впрочем, профессор сразу дал понять, что его интересует факт покушения на престарелого родственника, а не предполагаемое исчезновение картины. Как догадался Андрей, картина Ображенскому была не дорога. Ни как ценность, ни как память. Это настораживало и заставляло думать. Он не верил в то, что украшать стены гостиной могла простая подделка, рядом с ней в комнате висели достойные полотна, оригиналы, хоть и не таких известных мастеров, как Лейтон.
Но звенья не связывались в единую цепочку.
Ювелиром, в руках которого должна была начать свое существование эта золотая цепь событий, стал Вячеслав Сергеевич Светляков.
Лишь только Андрей представился и сказал, что приехал от господина Ображенского, все пошло по плану сыщика.
– Рад! Очень рад вас видеть!
Ему навстречу поднялся грузный, молодящийся мужчина с доброжелательным выражением утомленного лица и распахнул объятия.
– Друг моего друга – мой друг!
И Андрей оказался в неловких объятиях великана.
– Как профессор? – Вячеслав Сергеевич после обмена любезностями предложил Туровскому стул рядом с его столом, заваленным бумагами, среди которых виднелись наброски с работ известных художников. Видимо, набросками баловался сам владелец художественного салона.
– Профессор чувствует себя отлично, – начал говорить Туровский. – Беда случилась с его дедом, Иваном Терентьевичем, он упал с лестницы. Но, к счастью, не пострадал. Одни ушибы.
– Какая жалость, какая жалость, бедный Иван Терентьевич, – закачал головой, как китайский болванчик, Светляков, – в его возрасте даже ушибы могут пагубно отразиться на здоровье. Но я рад, что с ним все в порядке. Надеюсь, – тут он хитро подмигнул Туровскому, – эта неприятность не мешает Ивану наслаждаться моим Лейтоном? Вы видели пейзаж? А? И как он вам показался?
– Замечательно! – восхитился Андрей. – Словно его создавал сам мастер!
– Ха-ха, – Светляков расплылся в кресле, – придраться не к чему. Вот что значит талант! И самое занимательное, мой друг, знаете что?
– Нет, – признался Туровский, чувствуя, что приближается к великой истине, – не знаю.
– А! – довольно провозгласил Светляков, – не знаете! А самое занимательное то, голубчик, что Лейтон после Ивана стал пользоваться повышенным спросом. Профессор, сам того не желая, сделал его модным художником в нашей тусовке. Хи-хи. С чего бы это? Нет, я признаю значимость его творений для художественного мира в целом, но в частности…
– У вас заказали сразу три копии картины Лейтона «Восточный полдень»? – догадался Андрей. – Три фалыпака?
– Фалыпак, – скривился Светляков, – дорогой мой, зачем же так грубо?
– Списки с оригинала, – поправился Туровский, которому по большому счету было все равно, как назвать картины. Главное, чтобы Светляков это подтвердил!
– Три великолепные работы, – похвастался тот, – достойные украсить любой солидный интерьер! Вы думаете, Андрей Александрович, у наших многоуважаемых толстосумов висят исключительно подлинники? Ошибаетесь, голубчик! Должно же что-то подлинное висеть в музеях, а на всех оригинальных работ старых мастеров не хватит. Благосостояние наших сограждан растет не по дням, а по часам. Современные работы повышенным спросом не пользуются. Как узнаешь, станет ли полотно ценным настолько, чтобы его с гордостью можно было передавать по наследству? То-то. Вот и заказывают умные люди копии. Кстати, смею вас заверить, уважаемый Андрей Александрович, качество так называемых фалыпаков даст фору любой экспертизе. Начинающему коллекционеру отличить копию от оригинала невозможно! Наша школа экспертизы самая высочайшая в мире, но, Андрей Александрович, могу смело утверждать, и самая ангажированная. Весь мир держится на мнениях экспертов. Скажут они, что подделка – оригинал, и уйдет полотно за хороший капиталец в частную коллекцию. Впрочем, – Светляков отмахнулся, – сегодня нельзя поручиться и за музеи с мировым именем. Слышали про Эрмитаж? То-то. У меня, Андрей Александрович, много талантливых ребят. Процесс производства достаточно трудоемкий: одаренный парень пишет картину, реставратор ее старит, искусствовед придумывает ей легенду. Желаете Лейтона для себя?
Туровский Лейтона для себя не желал. Но постарался не обидеть отказом маэстро. Андрей обещал подумать, чем украсить свой солидный интерьер. Светляков обрадовался, что заполучил еще одного серьезного клиента, и предложил Туровскому кофе с коньяком.
Они посидели еще немного, развлекая друг друга умной, содержательной беседой о перспективах современной живописи в свете безбедного существования художников-творцов новой школы. Оба никуда не спешили.
Со старыми мастерами все было понятно без слов. Мир подделок – фалыпаков – занимал огромные размеры. По мнению Светлякова, до шестидесяти процентов всех живописных работ прошлых веков.
Туровский большей частью молчал и слушал, изредка задавал наводящие вопросы. Светляков отвечал, сам того не зная, на вопросы головоломки.
На обсуждение похищения Звонаревой профессором было наложено табу, Аллу такое положение дел вполне устраивало. Ей надоело повторять одно и то же, чувствовать себя жертвой не хотелось. Раз уж решила стать сильной и твердой духом, так не следует возвращаться к событиям, в которых Алла предстала не в лучшем свете. Если бы она оказала стойкое сопротивление противнику: ударила Слона в пах, а Спирю – сначала в пах, а затем коленкой в лицо, – это совсем другое. Этому ее учили на занятиях самообороны. Но там ни слова не говорили о том, что жертва попадает в устойчивый ступор, когда противник нападает внезапно.
Как бы то ни было, тему своего похищения Алла обсуждать не желала. Она с огромным удовольствием провела бы остаток вечера в своей комнате с книгой в руках. Но около десяти часов неожиданно позвонил Андрей Туровский и попросил ее посидеть в гостиной до полуночи. Алла не смогла ему отказать потому, что голос Андрея показался ей загадочным. Она сопоставила его с объявлением профессора за ужином о том, что сыщик собирается поймать сразу всех грабителей с уликами, и решила отсидеть два каторжных часа в гостиной.
В гостиной Ображенских не было телевизора!
Алла вспомнила о нем, когда удобно устроилась в кресле и поискала глазами пульт.
Профессор постоянно говорил, что телевидение на современном этапе – вредная зараза, разрушающая умы человечества. Он беспокоился за психическое состояние домочадцев и не разрешал смотреть телепередачи.
Алле пришлось сходить наверх за книгой, но читать ей не дали.
Первой в гостиную заглянула Машка и поинтересовалась, не пора ли наевшемуся организму на покой. Она выразила предположение, что организмы лучше всего переваривают отбивные в постели, когда их владельцы спят и видят прекрасные сны. Алла ответила, что спать не хочет, а отбивные и так перевариваются отлично, живот у нее, во всяком случае, больше не урчит. А то когда она сидела на банановой диете, часто попадала в неловкие ситуации от этого жуткого бурления с требованием еды.
Машка посидела с Аллой, повздыхала, поговорила о завтрашнем меню и ушла немного расстроенная. Чем, Алла так и не поняла. Неужели Суркова жалела, что накормила подругу?
Следом за Машкой в гостиную заглянул студент Горюнов. С видом обиженного на всю оставшуюся жизнь непонятого экспериментатора он посмотрел на читающую Аллу, хмыкнул и побежал в кабинет к профессору.
Чем был недоволен этот человек, Алла знала точно. Ей было наплевать на его недовольство.
После Горюнова зашла Анестезия.
Алла знала, что Воронцову раздирает любопытство, но посвящать в подробности похищения не собиралась. Анестезия тоже понимала это и непонятно на что надеялась.
– Хорош, – сказала Анестезия после пятиминутного сидения в гостиной.
– Да? – Алла оторвала глаза от книги, детектив был действительно занимательный. Автор описывал ограбление века – похищение знаменитого полотна Леонардо да Винчи из Лувра. У него там выходило все гораздо проще, чем троекратная кража картины Лейтона из профессорской гостиной.
– Мужчина хорош, – повторила Анестезия, кивая в сторону «Восточного полдня».
– Мужчина?
Алла не понимала, что может быть хорошего в загорелой мужской спине, повернутой к зрителю. Вот если бы он сидел передом…
– Что, – скривилась Воронцова, – фантазия подводит? Можно же представить, какие у него бездонные глаза, тонкие губы, твердый подбородок, орлиные брови.
Алла не понимала, как все это можно представить по одной спине, пусть даже и оголенной. Лично ей больше нравились две толстушки, эротично возлежавшие под деревом. Но она решила не спорить.
