Чарлз Тодд - Свидетели Времени
Только один раз они коснулись в разговоре отца Джеймса, и то лишь мимоходом.
Седжвик отодвинулся со стулом от стола и вытянул больную ногу.
— У нас эта осень выдалась погожей. Эдвин приезжал пару раз, и как-то мы утром ездили в Остерли, как раз в тот день, когда там нашли тело убитого священника, хотя тогда мы этого не знали. Мы оставили автомобиль у церкви Святой Троицы и дошли пешком до Кли, где нас встречал Эванс. Мы взглянули на дамбы и большую ветряную мельницу на болотах, устроили пикник. Сегодня я уже не могу ходить, проклятая нога.
Позже, когда они вернулись в дом, лорд Седжвик показал акварель одного из Честенов — вид Остерли, и Ратлидж заметил там же, в гостиной, фотографию на подоконнике. Мужчина на болотах с ружьем, сеттер у его ног с обожанием глядит на хозяина, ждет команды. Седжвик, если и заметил его взгляд, не подал виду. Но Ратлидж узнал лицо на фотографии и собаку — Эдвин, младший сын, у которого была лодка в Остерли.
Через некоторое время молчаливый Эванс вез его обратно. Ратлидж глубоко задумался, а в это время Хэмиш непрерывно что-то комментировал по поводу его визита к лорду и вдруг сказал: «Этот Седжвик, не хотел бы я оказаться с ним наедине, мне было бы неуютно. Он похож на сержанта Муллинса».
Странное сравнение. Муллинс прибыл к ним вместо сержанта Макайвера, который перед этим был ранен в бедро и его отправили домой. Оба сержанта получили звание во время тяжелых боев, когда не было времени на официальные представления. Вместо выбывшего раненого или убитого ставили на его место какого-нибудь опытного солдата, повышая в звании прямо на поле боя. Муллинс был закаленный солдат, осторожный и начисто лишенный чувства юмора. Он был мясником до войны, на глаз мог определить серьезность ранения и сказать, вернется в строй человек после оказания помощи в ближайшем лазарете или нет. Сочувствие было ему незнакомо.
Лорд Седжвик обладал тем же практицизмом в подходе к жизни. Он принимал мир как есть и без лишних переживаний.
Но все-таки что-то было спрятано в этом человеке, какая-то тайна, и еще это исступленное желание быть местным сквайром, как до него поколения истинных аристократов Честенов. Но его дед был торговцем, а деревенские жители часто проявляли снобизм, и деньги не могли купить то уважение, которое у них вызывала истинно голубая кровь.
«Это все и объясняет», — мысленно дал он ответ Хэмишу.
Седжвик назначил награду за поимку преступника или информацию о нем только потому, что бывший лорд поступил бы именно так. Тем не менее уже два поколения Седжвиков владеют этой землей и наследуют титул, они проводят уик-энды с потомками королей. Первый лорд Седжвик, Ральф, чьи предки были сомнительного происхождения, нашел американку жену для единственного сына. Но его внуки при удачном раскладе могли найти себе невест среди обедневших аристократических семей, и тогда сыновья этих внуков стали бы подлинными титулованными особами, не наследуя запаха торговли.
Три поколения необходимы для того, чтобы проложить мост через социальную пропасть.
Теперь будущее династии определят Артур и его брат.
Если только лорд Седжвик действительно не найдет себе вторую и несомненно более титулованную жену. Тогда через мачеху шансы рода увеличатся.
Титулованная жена никому не помешает в высшем обществе.
Мысли Ратлиджа вернулись к своей роли в расследовании убийства в Остерли.
От него не ждали активных действий. Блевинс сразу дал понять, что не хочет непосредственного участия лондонского инспектора в своих делах. Но чем больше Ратлидж узнавал о жителях Остерли, тем больше задумывался и о священнике, и о том, что привело его к такому концу.
Конечно, Уолш был идеальным подозреваемым для Блевинса. Все обстоятельства складывались как нельзя лучше. Во-первых, Уолш был не из Остерли, что с самого начала устраивало Блевинса, который не допускал даже мысли, что священника убил кто-то из местных жителей. И от Уолша тянулась ниточка к отцу Джеймсу: Силач был на церковном празднике и вполне мог поживиться за счет церковного сбора. При таком раскладе память отца Джеймса останется незапятнанной — никаких соблазненных прихожанок церкви Святой Анны или надругательства над мальчиками из хора, никаких темных пятен, которые могли бы разрушить светлую память священника и бросить тень на весь приход.
Очень удобный выход из положения. Для всех, кроме Уолша, разумеется.
Блевинс мог слепить из имевшихся уже улик, по своему желанию, обвинение. А лондонский коллега и соперник мог помешать, продолжая въедливо собирать воедино кусочки мозаики в другую картину. Хэмиш посоветовал:
«Тебе лучше отправиться в Лондон, все равно ты не переделаешь его и не переубедишь. Он и тебя втянет в свои ошибки, так что придется потом отвечать вместе с ним».
«Он должен представить подписанное признание Уолша. За недостаточностью улик это единственное, что будет принято во внимание на суде», — ответил Хэмишу Ратлидж.
Эти слова, сказанные просто так, вдруг определили для Ратлиджа цель. Он продолжит расследование.
У гостиницы он поблагодарил Эванса. Три местных жителя с большим любопытством наблюдали, как приезжий инспектор вылезает из автомобиля лорда Седжвика. Не пройдет и получаса, как об этом будут знать все.
Ратлидж пришел в полицейский участок, где в этот момент оказался только дежурный констебль. В ответ на вопрос о новостях констебль покачал головой:
— Новая повозка была заказана задолго до ярмарки, половина денег была уплачена сразу, а вторая потом, в два приема, последний взнос — уже после убийства. Инспектор был просто счастлив. Но вдруг нашелся точильщик ножниц, выплыл откуда-то. Он клянется, что был с Уолшем в ту ночь, когда убили священника.
— Но какая гарантия, что он говорит правду?
— Инспектор Блевинс сам с ним разговаривал. А инспектора не проведешь, это я вам говорю!
Возвращаясь в гостиницу, Ратлидж заметил человека, сидевшего на парапете в гавани, он кормил птиц. Под его ногами в скользкой грязи у берега копошились несколько уток, выискивая куски черствого хлеба. Его фигура со спины показалась знакомой. Это был человек с газетой, из «Пеликана». Серый кот, наблюдавший с интересом за активностью птиц, сидел неподалеку и не обращал внимания на человека, как будто того не существовало.
Приблизившись к незнакомцу, Ратлидж заметил напряженное выражение его лица, темного от загара, и черные волосы с седыми прядями. Почему-то подумалось: «Странное занятие в такое время дня».
Ратлидж прошел мимо.
Когда он появился, миссис Барнет высунула голову из-за стойки:
— Инспектор? Из Лондона вам оставили телефонное сообщение. Хотите сейчас им позвонить?
Это было сообщение от сержанта Уилкерсона. Ратлидж позвонил в Ярд, и после почти сорока минут поиска сержанта, наконец, отыскали. Грубый голос Уилкерсона так басисто зарокотал в трубке, что Ратлидж даже отставил ее от уха. Сержант был старой школы и верил, что чем громче говорить, тем тебя лучше поймут.
— Меня просил вас разыскать старший суперинтендент Боулс, сэр. Он хочет, чтобы вы вернулись в Лондон, и как можно скорее.
— Но я уже начал тут расследование, — попробовал было отговориться Ратлидж, но сержант прервал его:
— Да, сэр, он знает. Мы нашли тело женщины, и неизвестно, есть ли тут связь с вашим убийством или нет. Он хочет, чтобы вы приехали и взглянули.
Ратлидж похолодел. Хотя сам не понял своей реакции. Он был почти уверен, что знает, кто она. Марианна Элизабет Трент.
Еще один тупик.
Он ехал на предельной скорости и без остановок, поэтому оказался в Лондоне на следующее утро. Заехав домой побриться и переодеться, он отправился в Ярд, где стал разыскивать сержанта Уилкерсона.
Они не часто работали вместе. Сержант обычно работал в паре с инспектором Джойсом. Джойсу было за пятьдесят, звезд с неба он не хватал, но был хорошим полицейским. Его не повышали, да он и сам не стремился к карьерному росту, частенько говоря, что бумажная работа — не его конек, он предпочитает работать с людьми, а чем выше поднимаешься по служебной лестнице, тем выше объем бумаг. Уилкерсон немного удивился, увидев Ратлиджа.
— Вы ехали всю ночь, сэр? Хотите, вам принесут чаю?
— Не откажусь. — Он не заснул за рулем только потому, что Хэмиш не умолкал всю дорогу. — Пошлите за чаем и приходите ко мне.
Чай в Ярде делали очень крепким, он мог пробудить ото сна кого угодно и обволакивал желудок, давая долговременное чувство сытости. Дух и тело после такого чая бодрствовали часами.
Сержант появился через несколько минут. Рост сержанта был под стать его голосу. У него было красное лицо, редеющие светлые волосы и двойной подбородок, свисающий на форменный воротник, — впечатление было такое, что он его душит. Он служил давно, получил сержанта с выслугой лет и не испытывал к Ратлиджу неприязни за то, что тот пришел со стороны.
