Андрей Воронин - Первое дело слепого. Проект Ванга
Снова отодвинув Стояна, который, будто нарочно, опять оказался у него на дороге, Глеб под обращенными на него взглядами толпы зашагал к открытой калитке.
* * *Едва переступив порог номера, Граф тут же с отвращением содрал с себя и яростно швырнул в кресло пиджак, оставшись в перекрещенной ремнями наплечной кобуры, насквозь пропотевшей рубашке.
– Вот ведь старая галоша! – процедил он, рывками ослабляя узел галстука и стаскивая его через голову, как помилованный висельник веревочную петлю. – Ума не приложу, как я ее не пристрелил!
Грабовский с кривой полуулыбкой опустился во второе кресло, налил себе из сифона теплой газированной воды и жадно выпил. Внутри у него до сих пор все дрожало. Знаменитая пророчица напугала его – он даже не знал, чем именно, – но больше всего он боялся именно того, о чем сейчас толковал Граф: что этот кретин, привыкший верить в силу интриг и оружия, и ни во что больше, рассвирепеет и попытается причинить чересчур разговорчивой и не в меру проницательной бабке какой-нибудь вред. Почему-то Грабовский был уверен, что из этого ничего бы не вышло: пистолет дал бы осечку, или Граф промазал бы (чего с ним, в общем-то, не случалось), или какой-нибудь камень, скатившись с горы и прокатившись, никого не задев, по всему поселку, размазал бы его по мостовой в тот самый миг, как он направил бы на Вангу свою карманную мортиру…
– Обычная юродивая, – разорялся задетый за живое Граф, расхаживая из угла в угол по тесноватой, убого обставленной комнатушке, которая здесь именовалось двухместным люксом. – Старая слепая дура. Черт нас к ней понес… Как же – достопримечательность!
Грабовский хотел спросить, что она там такое говорила насчет его зарезанного брата, но решил, что умнее промолчать. Никто не любит, когда его секреты извлекают на свет божий и выставляют на всеобщее обозрение. И потом, если Граф признает, что старуха говорила правду о его покойном родственнике, ему, да и Грабовскому тоже, придется согласиться с тем, что и все остальное, сказанное сварливой ясновидящей, соответствует действительности, в том числе и провал задуманной ими сделки, и скорая смерть. А пистолет – вон он. Теперь, когда они добрались до места, а Шкипер с Трубачом прибудут с минуты на минуту, Граф больше не так уж и нуждается в помощнике. В случае чего перебьется как-нибудь. Возьмет и пристрелит, чтоб не задавал глупых вопросов…
– А что она говорила-то? – спросил Гроб, решив на всякий случай прикинуться дурачком.
Граф, который возился с пряжкой наплечной кобуры, прервал свое занятие и исподлобья вопросительно уставился на него.
– А ты не понял?
– Да откуда? Я ведь по-болгарски не понимаю. Некоторые слова вроде знакомы, а в общем – каша и каша, хуже какого-нибудь турецкого… Сказала она хоть что-нибудь толковое?
– Да нет, конечно, – не моргнув глазом, солгал Граф. – С какого переполоха? Обыкновенная старая макака. Привыкла жить как королева, чтобы все ей в рот смотрели… Чем-то я ей не понравился, или просто живот у нее схватило, вот она и выдала по полной программе: уходи, мол, нечего на меня глазеть, тут тебе не зоопарк… А по мне, так чистый зоопарк! Кстати, – продолжал он уже другим, серьезным и заинтересованным тоном, – про тебя она сказала, что у тебя вроде есть какой-то дар. Может, хоть тут угадала? А? Ты как – чувствуешь в себе экстрасенсорные способности?
Грабовский отрицательно помотал головой. Он видел, что Граф затевает какую-то очередную игру, и сосредоточился на том, чтобы не угодить в расставленную им ловушку. А в том, что ловушка есть, можно было не сомневаться. Это было одно из любимейших развлечений Графа – окружать собеседника словесными капканами, даже если никакой практической пользы от этого не предвиделось. Просто так, чтобы не потерять квалификацию…
– Откуда? – повторил он. – Нашел экстрасенса…
– А жаль, – неожиданно приходя в прекрасное расположение духа, заявил Граф и снова принялся дергать заевшую пряжку. – Ей-богу, жаль! Нам с тобой сейчас не помешало бы знать, что день грядущий нам готовит.
Последнее прозвучало с оттенком искренней озабоченности, и Грабовский подумал, что, сколько бы майор ни хорохорился, слова прорицательницы здорово его зацепили. Ну а то как же! Насчет брата она ему сказала чистую правду – это понятно. Приходилось признать, что вздорная старуха действительно видит людей насквозь, с одинаковой легкостью проникая как в их прошлое, так и в будущее. Тут было о чем призадуматься. Граф об этом думать не хотел – а что, спрашивается, ему еще оставалось? Что он мог придумать, что предпринять в связи с услышанным? Повернуться и бежать, убоявшись старушечьего карканья? Честно говоря, Гробу казалось, что это был бы самый разумный вариант, но Графа он, естественно, не устраивал: товарищ майор мысленно уже потратил вырученные от продажи проекта «Зомби» сумасшедшие деньги, и возвращаться из светлого мира казавшихся вполне осуществимыми грез на грешную землю ему очень не хотелось.
И подумать только, что на визите к ясновидящей настоял именно Граф! Вот это и называется – искать приключения на свою голову…
Еще когда они заселялись в отель, портье, которого никто ни о чем не спрашивал, первым делом поинтересовался, записались ли они на прием к Ванге заранее. А узнав, что нет, сочувственным тоном сообщил, что «товарищи из России» приехали зря: очередь к ясновидящей, оказывается, растянулась уже примерно на год вперед. «Товарищи из России», естественно, не стали объяснять, что Ванга им нужна как прошлогодний снег, огорченно поцокали языками и поднялись в номер. И вот там, в номере, Графу, что называется, попала шлея под хвост: он решил, что непременно попадет к бабке на прием, и притом буквально завтра, еще до приезда Шкипера и Трубача.
Практиком он действительно был очень неплохим и еще до конца дня ухитрился разыскать какого-то местного партийно-государственного деятеля, который за приличную мзду взялся устроить им встречу с ясновидящей. Насчет мзды Граф, похохатывая, объяснил Грабовскому, что тут все, как в России, – без взятки никуда не сунешься – и что за посещение Ванги вполне официально берут деньги: с местных жителей десять левов, с иностранцев – двадцать. «Даже билетики отрывают, – сообщил он, смеясь. – Точь-в-точь как в зоопарке!»
Деятель, которого отыскал Граф, тоже оказался неплохим практиком: поздно вечером он позвонил в номер и сообщил, что вопрос решен, а утром самолично за ними зашел, чтобы проводить к ясновидящей и из чистого любопытства поприсутствовать при разговоре.
Разговора, однако, не вышло – бабка устроила безобразную сцену. Они даже до калитки не успели дойти, как вдруг дверь дома распахнулась настежь, на крыльцо выскочила старуха и, подойдя к калитке, – очередь при этом уважительно попятилась – выдала Графу, что называется, по первое число.
Грабовский, которого выпущенный прорицательницей заряд задел лишь по касательной, да и то в самом конце, имел прекрасную возможность оценить реакцию их провожатого. А реакция была весьма показательная: бедняга не на шутку испугался – вот и вся реакция. Он даже посерел, и усы у него обвисли, как у моржа. Он явно верил каждому бабкиному слову, и в его глазах гости из бывшего СССР были теперь какими-то монстрами с руками по локоть в крови и с клыками, как у тигра. Драпал он от дома Ванги так, что даже попрощаться забыл, пробежал мимо своей служебной «Волги» и скрылся за углом. Видно, в бар поскакал, нервы лечить…
– А с этого хрена усатого, – будто прочтя его мысли, вдруг заявил Граф, – я семь шкур спущу и вдоль по улице пущу. За что он с нас такие деньги содрал, ты мне можешь объяснить? Облаять нас и дома могли, и притом совершенно бесплатно…
Он наконец расстегнул ремень, снял кобуру и, к немалому облегчению Грабовского, сунул ее в ящик стола.
– Козел толстопузый! – бушевал он, снова рассвирепев при воспоминании о потраченных впустую, и даже хуже, чем впустую, деньгах. – Все у нас, славян, не как у людей, все через задницу… Напиться, что ли? Все настроение изгадила, старая сука…
Грабовский глубокомысленно подвигал нижней челюстью. Напиться – это была мысль. Может быть, хоть тогда, под воздействием теплой и вонючей, как самогон, ракии, уляжется эта противная дрожь внутри. Он уже почти решил последовать совету Ванги и бежать от Графа на все четыре стороны. Но, во-первых, просто так главарь его не отпустит, сматываться надо тайком, улучив момент, и так, чтобы Граф не сразу хватился. Во-вторых, куда он побежит с пустыми карманами? В родное консульство?
А в-третьих… Черт, бросать затею, сулившую солидный куш, в самом конце, в шаге от финишной ленточки, было обидно. А вдруг старуха ошиблась? А вдруг Грабовский ее не совсем правильно понял? В болгарском-то он действительно ничего не смыслит…
И потом, Ванга сама сказала, и вполне ясно: у него дар. Так неужели он, пользуясь этим даром, не сможет почуять опасность в самый последний, решающий момент? Неизвестно, когда этот момент наступит, если наступит вообще. Если Графа прикончат, плакать о нем никто не станет. Но, может быть, это все-таки произойдет после завершения сделки, а не до?..
