Марина Серова - Мужчина не по карману
Возмутившись невниманием к себе, вода выплеснулась из кастрюли, зашипев на всю кухню и поднявшись кверху паром. Я выключила газ и выложила на тарелку пельмени. Хоть они и выглядели довольно заманчиво, а последний раз я ела еще до поездки в Озерки, но проглотила я их без особого аппетита. Невеселые мысли не давали насладиться пищей. Роза лежала рядом на столе, напоминая о том, что вдруг показалось уходящим навсегда.
Кое-как расправившись с ужином, я засобиралась в гости. Никак нельзя было приезжать к Кире с пустыми руками после того, что он для меня сделал, а тот шутливый «подарок», который я хотела вручить ему и Катерине на годовщину их свадьбы, до сих пор валялся неотправленным. Вот с ним-то я и приду к Кирьяновым в гости. Итак, вопрос о покупке презента отпал сам собой, остается только приобрести что-нибудь из горячительного.
Исследовав содержимое своего кошелька, я глубоко вздохнула: ту сумму, которую мне дала заказчица на расходы в ходе следствия, я благополучно истратила всего за один день. Успокаивало лишь то, что эти деньги ушли из моего кошелька с такой легкостью не зря. Я довольно-таки много накопала о новых подозреваемых практически за один вечер. Только вот вино Кире с Катериной придется теперь покупать на свои кровные, хотя, если хорошенько подумать, иду я к ним исключительно из-за своего расследования. Тоже, можно сказать, текущие расходы.
Надо было бы переодеться во что-нибудь потеплее. Но, взглянув на себя в зеркало и подумав, я решила оставить все как есть. Уж больно нравилась я себе в этой одежде. Так и влюбиться в себя, любимую, недолго… Повертевшись у зеркала, я окончательно уверилась в мысли, что переодеваться не стоит. Лучше накину длинное демисезонное пальто, а то оно заскучало на вешалке.
Пальто это я редко надеваю — работа не позволяет, и, оказавшись в нем, почувствовала себя немного не в своей тарелке. Отражение в зеркале выглядело неожиданно повзрослевшим, зато с претензией на элегантность. Довольная, я улыбнулась сама себе и к Кирьяновым поехала в новом амплуа.
Киря с порога заметил мою претензию. Он так и сказал:
— Какая ты сегодня, Татьяна… — однако, какая именно, не уточнил.
Катерина тоже обратила внимание на метаморфозу, только Киреныш не заинтересовался внешностью пришедшей гостьи, его больше волновала шоколадка, заманчиво проглядывавшая сквозь тонкий пластик пакета. А мое пальто нисколько его не беспокоило.
Весь вечер мы, взрослые, просидели за столом, а Киреныш с шоколадкой — в своей комнате. Визит удался: Киря был в ударе и травил анекдоты не переставая. Удивительно, как можно запомнить столько историй. Было весело, но я чувствовала, что чего-то мне не хватает. И, кажется, знала чего. Мне не хватало Романа.
* * *Утро наступило пакостное. Нет, я не болела, поскольку мало пила, все-таки за рулем. Но все же утро мне не нравилось ни с какой стороны. Во-первых, я не выспалась. Вернулась от Кирьяновых поздно, уже глубокой ночью, и времени на то, чтобы поспать, практически не осталось. А во-вторых, за окном барабанил проливной дождь, первый настоящий дождь в этом году.
Я представила, каково сейчас на дорогах, и жизнь показалась отвратительной. Подождать, что ли, когда прекратится непогода, и еще поваляться в постели? Датская ведь вряд ли встает рано. Тем более что сегодня выходной день — суббота. Но уснуть я больше не смогла, а барабанная дробь дождя мешала.
Открыв глаза, я смотрела на тяжелую хмурую тучу, которая нависла над окном, грозя вот-вот упасть и раздавить мой дом. Ветка клена, мучимая ветром, рвалась в комнату, убегая от непогоды, при этом неприятно для слуха царапая окно. В квартире тоже было пасмурно и неуютно.
Мрачные мысли, навеянные ненастьем, полезли в голову. Чтобы не поддаться им, я поднялась с дивана и отправилась в ванную. Привычные утренние хлопоты отвлекли немного, и на кухню я пришла уже реанимированная — хоть и не прыгая от восторга, но в приличном расположении духа.
На столе лежала забытая там вчера роза. Она немного подвяла, отчего казалась несчастной, жалкой. Я пожалела также свое чувство, и мне нестерпимо захотелось позвонить Роману. Я поколебалась немного, стараясь усовестить себя и повернуть на рабочий лад, но собственное «хочу» оказалось сильнее. Подойдя к телефону, я взяла трубку.
Звонок в дверь нарушил тишину комнаты. Кто бы это мог прийти в гости в семь часов утра? Открыла.
— Надеюсь, не разбудил? Я не мог ждать, когда ты мне позвонишь, и, хорошо помня, как вчера искал весь день одну симпатичную блондинку, решил, что выловить тебя можно только рано утром.
Я так обрадовалась Роману, словно не виделась с ним целую вечность. Когда он оказался рядом, прежнее чувство вспыхнуло с новой силой.
— Ты вовремя, я только что хотела тебе звонить, — сказала я и впустила гостя в дом.
* * *Часа в четыре я опомнилась, что не сделала за день ничего. Можно считать, я прогуляла сегодня работу. Для успокоения совести нужно было хотя бы съездить к Датской, взять у нее еще денег на текущие расходы и расспросить о школьных друзьях сына. Но уйти от человека, приятного во всех отношениях, не было никакой возможности. Как загипнотизированная, я смотрела в его глаза и слушала все, что он мне говорил.
Усилием воли заставляя себя вспомнить предсказание костей, я старалась посмотреть на мужчину, сидящего рядом, другими глазами. Не получалось. Я мысленно повторяла вновь и вновь запомнившуюся тревожную фразу: «Ваш знакомый обманывает вас». И она наконец подействовала.
— Совсем забыла, мне ведь надо идти, — словно только что вспомнив о чем-то, сказала я.
— Снова дела?
— Да.
— Кем же ты работаешь, если даже по субботам срываешься с места?
Что-то мне подсказывало, что называть свою настоящую профессию не следует.
— Коммивояжером, — солгала я.
Роман недоверчиво улыбнулся, но спорить не стал. Мы еще долго прощались, и только около пяти я смогла выйти из дома, чтобы отправиться к заказчице. Дождь все еще шел, но стал заметно слабее. Я ехала по городу и удивлялась: как легко Роману удалось выбить меня из рабочей колеи.
* * *Мне повезло — Датская была дома. Когда она мне открыла, я неожиданно подумала, что эта женщина и спать, наверное, не ложится, предварительно не накрасившись. За этим хорошо просматривалось то, как она старалась скрыть свой настоящий возраст.
— Если вы скажете мне, что хороших новостей нет, я не вынесу, — сказала она, впуская меня в квартиру.
— Наоборот: новости есть, и очень даже обнадеживающие, — успокоила я ее. — Теперь я точно знаю, что ваш сын ни в чем не виноват. В то время, когда произошло убийство, он был совсем в другом месте.
Реакция на мои слова последовала незамедлительно. Алла Леонидовна восхищенно всплеснула руками и, приложив их к сердцу, прислонилась к косяку двери. Даже толстый слой пудры не смог скрыть возникшую на лице бледность. Я испугалась не на шутку.
— Вам плохо? — подбежала я к женщине и вовремя успела ее подхватить.
Алла Леонидовна рухнула прямо мне в руки, потеряв сознание. Она оказалась довольно тяжелой, и я с трудом дотащила женщину до дивана. Сбегав на кухню и набрав в стакан воды, я брызнула ей в лицо. Потом, когда она начала приходить в себя, дала ей попить. Большими шумными глотками Датская опустошила стакан и слабым голосом проговорила:
— В стенке, откройте верхнюю дверцу… Там нашатырь.
Исследовав все верхние дверцы, я нашла наконец нужный пузырек. Он стоял у самого края. Там же, чуть глубже, виднелась вата. Сделав тампон и смочив его в спирте, я подошла к Алле Леонидовне и потерла ей виски. Женщина глубоко вздохнула и поднялась.
— Извините за беспокойство, последние дни я так волнуюсь за Аркашу. А у меня больное сердце.
Она тяжело дышала и все еще выглядела неважно, но к лицу уже вернулась краска. Правда, нездоровая, пятнами.
— Я всегда знала, что мой мальчик ничего плохого сделать не мог. А тут такое обвинение… Я спать перестала, — слезы навернулись ей на глаза, — и снотворное не помогает. — Она еще раз судорожно вздохнула, как вздыхают маленькие дети, когда плачут взахлеб, набирая в легкие истраченный кислород. — Расскажите мне все. Только ничего от меня не утаивайте. Я хочу знать всю правду.
Утаивать мне было нечего, и я выполнила просьбу заказчицы в точности, не упустив ни одной подробности. Алла Леонидовна слушала внимательно, не перебивая, только изредка привычным движением поднося руку к сердцу. Упоминание о школьных товарищах Аркадия заставило ее задуматься.
— Как же я теперь жалею, что так мало интересовалась друзьями Аркаши, — в сердцах сказала Датская, когда я закончила. — Я всегда думала, что мой сын имеет право на личную жизнь, на свои секреты. Да и он не любил, когда к нему приставали с расспросами. Нет, вы не подумайте, я выслушивала его, но только когда он сам заговаривал о своих школьных делах. А он так мало о них рассказывал.
