Сергей Зацаринный - Неверное сокровище масонов

Сделав это открытие, я вновь вернулся к недочищенной картошке и своим размышлениям. Мне вспомнились слова старой служанки из тереньгульского дворца о том, что никто не знает входа в секретные подземелья. Бабушка явно знала, что говорит. Вряд ли управляющий имением, главной заботой которого, было сельское хозяйство, был посвящён в тайны старого дома.

Семнадцатый год в этих краях прошёл сравнительно мирно. Крестьяне ограничились конфискацией барских земель. Во всяком случае, документация в Вельяминовском имении велась до 1918 года. Там скрупулёзно отмечена и отсутствие запашки, и переписка с волостным советам по поводу земель, и сокращение поголовья скота, виду недостатка кормов. Даже барскую пашню волостком официально не отобрал, а оформил в бесплатную аренду. Никто ещё не верил, что всё это навсегда. Вдруг вернуться баре — отвечай тогда!

Та же осторожность видна и в действиях тереньгульской власти. Барский дом конфисковали не абы как, а по решению сельского схода, в лучших традициях круговой поруки. Поэтому не тронули содержимое. Оно вообще, судя по всему, представлялось мужикам ненужной обузой. Ведь, нужно всё описывать, охранять. Всё это больших денег стоит, а в крестьянском быту совершенно не пригодно. Кому нужны все эти статуи, картины, книги, ковры, побрякушки? А не убережёшь — потом спросят. Если не баре, то новые власти.

Самым разумным выходом представлялось заставить управляющего вывести всё это добро в другое место, благо у него в подчинении ещё оставались имения в Гладчихе и Вельяминовке. Совсем недалеко, сам проверял.

Самым надёжным местом и представлялось имение в Вельяминовке. Глухой лесной угол на отшибе от деревни и дорог. Много помещений. Его так никто и не тронул за всё время гражданской войны.

Лена говорила, что дом в Тереньге конфисковали в 1917 году. Как следует из воспоминаний старого чекиста, именно в это время здесь появлялся некий сызранский комендант. Это порождало ещё одну версию исчезновения барского имущества. То, что не представляло ценности для крестьян, вполне могло сгодиться человеку из города.

Я снова побежал из кухни к книжным полкам. Помниться Дорогокупец привозил мне книгу «Город Сызрань». Чем чёрт не шутит, может там найдётся упоминание об этом коменданте. Благо революционный период дотошные краеведы осветили очень старательно. Не обошли они вниманием и тогдашнего коменданта.

В том, что это был именно тот, кто мне нужен, я ничуть не сомневался. Ведь он даже не упоминался на страницах книги иначе, чем с приставками «проходимец» и «авантюрист». Фамилия тоже, словно специально подобрана для романтической истории — Гидони. Член РСДРП, называвший себя плехановцем, с удостоверением депутата Петроградского совета в кармане, сей доблестный муж появился в Сызрани летом 1917 года. Цель приезда у него была совершенно невинная — прочитать несколько лекций. Авторы книги отметили, что Гидони неизменно обрушивался с нападками на большевиков и называл Ленина германским шпионом. Вскоре его назначают военным комендантом Сызрани, а уже ближе к осени, незадачливый лектор бежал из города. Причём указано, что он оказался замешанным в неких неблаговидных делах. Что под этим подразумевалось, авторы книги не сообщали. Кстати, выяснилась одна интересная подробность. Полномочия Гидони в качестве депутата Петроградского совета давным-давно истекли. Поломав немного голову насчёт того, какой национальности может соответствовать фамилия Гидони, я снова занялся обедом.

Дядю Борю моё открытие ничуть не удивило. Мне показалось даже, что он пропустил весь рассказ мимо ушей. Задумчиво жуя, приготовленный мной салат из молодой редиски, старый философ только буркнул:

— Меня больше интересует, что же надеялся найти в бывшей усадьбе доктор Хильшер. Самое главное — откуда он вообще узнал о существовании этой усадьбы?

— Версий, как обычно нет?

— Самое странное и удивительное — нет ни одного факта, от которого можно было бы оттолкнуться! Ясно лишь одно, куш был солидный.

— Материальные ценности исключаются?

— Сразу и бесповоротно! Не те люди, чтобы искать барские клады, да ещё за линией фронта. Это может быть только или очень ценный документ или религиозная реликвия.

— А что делать этим предметам на забытой Богом усадьбе?

— Только одно. Скрываться от глаз людских.

Отдохнув после обеда, дядя привычно отправился к соседям играть в шахматы, и я остался дожидаться Алексея в одиночестве. Меня, правда, он звал с собой, обещая приятное общество и вчерашние пироги, но я решил добросовестно довести своё дежурство по кухне до конца и накормить уставшего библиотекаря горячим ужином.

Увы, мой подвиг вряд ли был оценён по достоинству. Разбогатевший после проделки с флэш-картой Алексей, вернулся с несколькими здоровенными пакетами, из содержимого которых я упомяну лишь чилийское вино и красную икру, чтобы создать полное представление. Но, мой салат из редиски был, тем не менее, съеден с удовольствием. С разварной картошечкой. Вино решили не открывать до дядиного прихода.

Уже за чаем, я поведал о своих открытиях. К моему удивлению, библиотекарь, в отличии от дяди, сразу оживился, услышав фамилию Гидони:

— Александр? Собственно, что я спрашиваю. Судя по тому, что Вы рассказали, конечно, Александр.

— Известная личность? — я весь напрягся в предвкушении.

— Весьма. Писатель, публицист, критик. Автор книг, редактор журналов и, между нами говоря, довольно тёмная личность.

— Именно то, что нужно. А совпадения исключаются?

Библиотекарь рассмеялся:

— Как раз в данном случае совпадения происходят.

— То есть?

— Я ездил в Москву за материалами о Рерихе. Так вот. Самую первую монографию об этом человеке написал его знакомый литератор Александр Иосифович Гидони.

— Но почему исключаются однофамильцы?

— Потому что в биографии Александра Иосифовича есть маленький, но существенный штрих. Летом 1917 года выполнял ответственные поручения Временного правительства в Среднем Поволжье, в том числе и в Сызрани. Очень любопытная личность, как ни смотри.

— А чем он занимался в остальное время?

— Да чем только не занимался. С 1904 года жил в Петербурге. Учился в университете на юриста, потом был там же присяжным поверенным. Принимал участие во многих громких уголовных процессах и делах, связанных со средствами массовой информации. В 1906 году эмигрировал ненадолго в Швейцарию по причине преследования за революционную деятельность. Всё остальное уже из области культуры.

— Тоже интересно.

— Активно участвовал во всех тогдашних, как сейчас бы сказали, литературных тусовках. Завсегдатай «Бродячей собаки» и «башни» Вячеслава Иванова. Автор монографий о Родене и Рерихе, печатал статьи в журналах. Среди знакомых Блок, Луначарский, Бенуа. Ещё один интересный факт. Являлся разработчиком закона об охране памятников старины и произведений искусства, принятого затем Четвёртой Государственной думой.

— А говорили, проходимец…

— Во время февральской революции в нём вдруг проснулся талант военного организатора. Гидони оказывается в числе руководителей охраны Таврического дворца, где заседала Государственная дума, а потом под его контролем оказываются Зимний дворец и Русский музей. Депутат Петроградского совета. Затем поездка с лекциями в Поволжье. Так вот и очутился в Сызрани.

— А что с ним стало потом?

— До 1921 года жил в Советской России, работал в знаменитой «Комиссии Горького» — Особого совещания по делам искусств. Потом эмиграция.

— И всё?

— Наоборот. Здесь начинается самое интересное. Политический эмигрант Гидони начинает выступать с просоветскими публикациями в западной прессе, едет для этого в Нью-Йорк, затем в Берлин, а в 1925 году возвращается в СССР.

— Репрессировали?

— Встретили с распростёртыми объятьями. Читает лекции, работает в журнале «Современный театр». Но в 1929 году вновь эмигрирует. Появляется в Берлине, в Париже. Последний раз мелькает, знаете в качестве кого?

— Губернатора острова Борнео?

— Кажется смешным, но Вы почти угадали. Гидони служил секретарём у махараджи Бароды. Было такое княжество в Индии. Этот набоб, как раз путешествовал по Европе, поражая всех своим богатством. После этого бывшего сызранского коменданта окончательно поглотила река забвения. Существует непроверенная версия, что он всё-таки окончил дни в застенках НКВД в 1943 году. Но, как он туда попал и правда ли это — неизвестно.

— Человек с такой биографией мог с достоинством носить звания проходимца и авантюриста. Особенно интересно, что он как-то оказался замешанным в нашей истории. Знать бы, случайно застрял в Сызрани этот театральный критик или намеренно?

— В библиографических справочниках он отмечен, как писатель-фантаст.