Екатерина Гринева - Это мой мужчина, или Мечта сильной женщины

– Нет, мам. Не хочу.

– Мать! Тащи вино и закуску, – прогудел отец. – Отметим Танино возвращение.

Мы выпили домашнее вино тети Таси, отдававшее терпким вкусом черной смородины, и я рассмеялась.

– Слушайте! Я же вам подарки привезла, чуть не забыла.

Я нагнулась за пакетом и достала оттуда бежевый халат с кремовыми узорами.

– Вот, мам, это тебе. А это – спортивный костюм для папы. Пусть начинает бегать по утрам.

– Он все только собирается, – поддела его мать.

– Вот еще чашка в подарок. Настоящий английский фарфор. – Я распаковала коробку и протянула чашку матери.

– Красивая.

– А это папочка, английская трубка. Бросай курить папиросы и переходи на хороший табак.

– Ему лучше вообще бросить, пока инфаркт не приключился. Дымит как паровоз. Говорю, говорю, да все без толку, – махнула рукой мать. – Человек сам себя гробит и делать ничего не хочет. Никакой силы воли.

– Уже поздно. Да и врачи не рекомендует в моем возрасте резко бросать курить. А вот трубочка – это хорошо, – погладил трубку отец. И сунул ее в рот. – Похож я на Шерлока Холмса?

– Надо было тебе еще и кепочку купить. Тогда был бы вылитый Холмс.

– Ничего, в следующий раз купишь. Поедешь еще в Лондон и купишь.

Я помрачнела. Тема «Я и Лондон», «Лондон и Я» стала для меня больным вопросом. Я старалась не думать об этом. Родители смотрели на меня с легким недоумением. Я поспешно улыбнулась и покачала головой.

– Не знаю, поеду ли я туда еще. Ну а напоследок – презент на полочку. – И я достала из пакета блюдо на подставке, на котором был изображен Биг-Бен.

– Какая прелесть! – воскликнула мать.

Она встала и поставила блюдо на место.

– Только бы не упало.

– Определи его в середину, – предложила я. – Так будет красивее.

Блюдо, купленное по совету Красницкого на блошином рынке в Портобелло, заняло почетное место между статуэткой быка и матадора, приобретенной в Мадриде в маленьком магазинчике сувениров, и тряпичной африканкой из Марокко.

– Ну, расскажи про Лондон, как там… – после недолгого молчания попросила мать.

Я вздохнула:

– Неси пирог.

Под мамин фирменный яблочный пирог, который, как всегда, был приготовлен невероятно вкусно (корочка цвета жженого сахара, кисло-сладкие дольки яблок, красовавшиеся сверху, рассыпчатое, тающее во рту тесто), было хорошо вспоминать Лондон и снова погружаться в этот город, как дайвер на рискованную глубину.

– Фотографии есть?

– Я же только что прилетела, еще не успела отдать снимки в печать. Когда будут, еще раз все расскажу и покажу.

– Да. – Мать с отцом переглянулись, и на лице матери появилось озабоченное выражение. – Я не знала: говорить тебе или нет…

– Да говори… Чего уж там!

– Звонил Дима, твой бывший муж…

– Чего ему надо?

– Просто спрашивал, где ты и что с тобой.

– Ясно. А ты не послала его далеко и надолго?

– Таня! – одернула меня мать. – Я сказала ему, что тебя в Москве нет. Но где ты – сообщать не стала.

– Правильно. Ну а что ему нужно?

– Он не сказал. Просто спросил, где ты. Звонил тебе домой, никто не подходил к телефону, решил позвонить нам.

– Если он возникнет еще раз…

– Мы поняли, – вмешался отец. – Никаких переговоров с сепаратистами и предателями.

Я невольно рассмеялась:

– Все правильно. Именно так.

– А я, значит, все делаю плохо? – обиженным тоном спросила мать.

– Нет, мам, ты просто не знала, как реагировать на этого подонка. Кроме того, ты женщина воспитанная. А с ним надо разговаривать по-другому: жестко и грубо. Другого языка он не понимает.

Я вспомнила, как Димка чуть не сорвал мне свадьбу своими назойливыми звонками и желанием влезть в мою жизнь и снова поселиться там. Хорошо же я тогда его отшила! У него даже лицо пошло красными пятнами.

Я встала.

– Ладно. Спасибо за хлеб-соль, чай-пирог. Я поеду домой.

– Может, посидишь еще? – откликнулась мать.

– Да нет. Меня в сон тянет, я едва со стула не падаю.

– Так в чем же дело, – прогудел отец. – Оставайся и ложись у нас в своей комнате.

– Завтра на работу рано, а от вас ехать неудобно.

– Какая работа? – вставила мать. – Отдохнула бы день-два. Отоспалась.

– Дела, дела, дела…

Я взяла у матери остатки пирога, завернутые в фольгу, и, расцеловавшись с родителями, поехала домой, чувствуя, что засыпаю буквально на ходу.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

На работе меня встретили сдержанно-радостно. Оно и понятно: начальник приехал, сейчас устроит, как полагается, разнос.

Наметанным взглядом я отметила разболтанность двух-трех сотрудников и не замедлила высказать им свои претензии. К Славке я нареканий не имела. К заместителям, тем более временным, всегда относятся не так, как к боссам. «Ты – свой, – читается в глазах коллег, – и выпендриваться здесь нечего. А то мы потом тебя так опустим, когда кончится твоя шефская лафа, что небо с овчинку покажется».

Я прекрасно понимала правила игры и поэтому делала скидку на Славкин возраст и на ситуацию. Он еще не был матерым волком, способным усмирить коллектив одним сердитым рыком. Это обычно приходит позднее. Однако в целом агентство работало хорошо, и результатами я осталась довольна.

В обеденный перерыв ко мне в кабинет без стука вошел Слава. Я удивленно подняла брови. Обычно он себе такого не позволял.

– Татьяна Владимировна! – Слава был непривычно-возбужденным. – Я тут факс получил. Объявлен конкурс на лучшую туристическую фирму. У нас хорошие показатели. Может, поучаствуем, а, Татьяна Владимировна?

Галстук у него съехал набок, а ворот рубашки был расстегнут.

– Поправь, пожалуйста, галстук, – машинально сказала я.

Он опустил глаза вниз.

– Сей момент, Татьяна Владимировна. Ну так как?

Я подавила вздох. Ну не выкладывать же правду-матку, что я не знаю о судьбе своей фирмы ровным счетом ничего. То ли она пойдет с молотка, то ли останется в моих руках.

– Идея хорошая, но лучше как-нибудь в другой раз. Может быть, примем участие в конкурсе в следующем году…

– Татья…

– Все, Слав, – оборвала его я. – Иди работай. Разговор окончен.

– Понял, – огорченно сказал он и, резко крутанувшись на месте, вышел из кабинета.

Оставшись одна, я подошла к окну и подняла жалюзи. Во дворе типичного московского особняка кипела жизнь. В песочнице копались ребятишки, на лавочках сидели мамаши и о чем-то разговаривали между собой, парочка автомобилистов возилась со своими тачками. И с этим мне, возможно, придется расстаться…

Я опустила жалюзи и вернулась на свое место.

Вечером ко мне приехала Настя. Она еще больше похудела и осунулась. На смену увлечению любовными романами пришла фантастика; из серой сумки выглядывал томик с трехголовым драконом на обложке. Я рассказала ей ровно половину своих приключений, опустив самые захватывающие: впечатлительная Настя не перенесла бы моих кульбитов. Когда я закончила рассказ о житье-бытье в Лондоне, она тряхнула русыми волосами и сказала скучным тоном:

– Счастливая…

– Не поняла? – От неожиданности у меня чуть не выпал из рук стакан с чаем.

– У тебя такая бурная, кипучая жизнь. А у меня…

– Ты поссорилась с Виктором?

– Нет, мы не ссорились. Все по-прежнему… – Она замолчала. Это значит, Виктор по-прежнему с ней только в качестве любовника и не собирается уходить из семьи.

– А ты не хочешь найти другого?

– Где? – На глазах Насти выступают слезы.

Я помню советы, которые давала мне Рита Шумейкина, и подхожу к Насте, сидевшей в кресле.

– Сначала нужно измениться самой.

– В смысле?

– Ну стать другой. Совсем другой. Слушай, давай я сейчас разогрею лазанью и дам тебе пару советов.

Уплетая лазанью, я делюсь с ней простыми истинами: люби себя больше всех, играй мужиками и не позволяй им играть тобой, не относись к ним серьезно и так далее. Но неожиданно понимаю, что мои слова падают в пустоту. Настя не воспринимает их.

Я замолкаю и прихожу к выводу, что мало дать советы: материал должен быть другим. Я хотела измениться, а Настя – нет.

– Ладно, уже поздно. – Я посмотрела на часы. – Мне завтра вставать на работу рано, так что давай прощаться.

– Я пошла. – Настя поднялась с кресла, и я окинула ее взглядом.

– Ты подумай над моими словами.

– Конечно.

Но по лицу Насти было видно, что все останется как есть.

Дважды, а то и трижды в день я проверяла почтовый ящик, причем в последний раз спускалась вниз около двенадцати часов, как будто бы ради моего извещения почтальон плюнет на свой график и выйдет в ночную смену. Я старалась не думать о том, что будет, если никаких бумаг Сейфур мне не переслал. В конце концов, мне придется всего лишь искать новую работу. Это не так страшно: с моим опытом, профессиональными навыками и связями я что-нибудь найду. Во всяком случае, на улице не останусь. Главное, что буду жива, и все, что связано с убийством Сейфура, останется позади.