Александр Ермак - Заговор рвачей
Тот, что с косичкой заколебался:
– А этот?
– А куда он денется. Хорошее место выбрал. Кричи – не докричишься. А лавку эту он на себе не утащит.
Верно сказал. Я уже попенял себе, что выбрал настолько глухое место. Кричать из этих зарослей было бесполезно. Через двадцать шагов никто ничего не услышит, а до обитаемых аллей отсюда метров двести. И монументальную скамейку действительно не утащить на наручниках.
Тот, что в бейсболке, продолжил:
– Ну, пошли что ли.
Тот, что с косичкой, согласился:
– Пошли, – посмотрел на меня, – Сиди смирно. Мы скоро. И не волнуйся, больно не будет. Мы тебе просто один укольчик поставим. Для начала. И ты нам все совершенно добровольно и с большой охотой расскажешь. Все, что нам нужно. Ну, и отдашь то, что мы ищем. А чтоб тебя потом мысли всякие не мучили и на подвиги не призывали, мы после нашей беседы тебе еще один укольчик поставим. Другой. От него ты про все неприятности в своей жизни забудешь.
Тот, что в бейсболке, осклабился:
– И про приятности тоже.
Второй согласно кивнул:
– И про приятности тоже.
Тут я понял смысл одной из ранее оброненной парнем с косичкой фразы «в кафе перепутал очередность». Видимо, когда эти ребята встречались с Запалиным в кафе «У Самсона», то так же, как и в моем случае, собирались сначала с помощью одного укола разговорить его, узнать, где тетрадь. И уже потом с помощью другого укола они хотели заставить его про все забыть. Но этот в бейсболке, получается, перепутал шприцы, и Запалин забыл все прежде, чем успел что-либо рассказать. И они не знали, не знают наверняка, что тетрадь-то все это время была и есть у меня.
Не знали, но скоро узнают. Они получат то, за чем охотятся…
Запалин про все забыл. И я забуду про все. Про желтую тетрадку. Про работу. Про санаторий. И, самое обидное, про Анну…
Они ушли. Но затем тот, что в бейсболке, вернулся. Нашел среди моих вытряхнутых вещей майку. Крепко завязал мне рот:
– На всякий случай.
Ушел.
Я услышал, как за кустами парни о чем-то громко заговорили, заспорили что ли. Я не мог разобрать о чем. Голоса их удалялись. Но скоро ребята-докторята вернутся…
Вот и кончилась вся эта история, все это беспокойство. Один укол и я все забуду. Забуду Анну. Нет, этой мысли я допустить не мог. Но что можно было сделать в сложившейся ситуации? Отдать им тетрадь? И они отпустили бы меня? Журналиста, который прочитал ее, который так же, как Запалин, стал опасен для «Медозы». Нет, так просто они меня не отпустят. Убивать, конечно, не станут. Это не братья Карамазовы. Они умнее. Им лишнего шума не нужно. Они не пытают, не убивают. Они просто ставят уколы. Раз – и нет проблем…
Так все, видимо, и будет. Сначала с помощью одной инъекции они разговорят меня, узнают все, что нужно Розендорфу, «Медозе». Потом с помощь другой заставят все забыть. Я напрягся, и наручники врезались в запястья. Я не хотел забывать Анну. Не хотел. Только вчера на перроне я держал ее в руках. Я старался запомнить ее всю в подробностях. Изгибы тела. Ее запах. А теперь раз – и все забуду…
Я закрыл глаза. Я думал о нас с Анной. Я старался быстро-быстро пережить наши с ней встречи еще раз. Все. Успеть до возвращения ребят Розендорфа…
Сзади за спиной что-то хрустнуло. Как будто кто-то наступил на сухую ветку. Ну, вот и все. Как же быстро они обернулись. Да, тут же все так близко…
Нет, похоже, это были не они. Больше ни звука. Ко мне никто не приближался. И я вновь хотел было закрыть глаза, вернуться к мыслям об Анне. Но на щеку прямо под глазом сел комар. Деловито проколол своим хоботком кожу. Стал набухать, наливаться кровью. Я моргнул, дернул щекой. Бесполезно. Извиваюсь, пытаясь посильнее тряхнуть телом, головой. Но комар сидит на щеке как приклеенный. И продолжает зловеще набухать, наливаться кровью.
Вдруг перед глазами появилась чья-то рука. Чьи-то пальцы легким прикосновением сминают комара. Другая рука поглаживает мою бедную головушку, и я узнаю, узнаю эти нежные, нежные пальцы. Уж не брежу ли я?
Майка стянута с моего рта, и я выдыхаю:
– Анна…
Она рассмеялась и вышла из-за спины.
Это была не Анна. Цыганка:
– Говорила, ведь, я предупреждала, что ждут тебя неприятности из-за чужой вещи. Оставил у себя, не избавился.
Значит, не бабочку я видел на днях в парке. Тогда в кустах у аллеи, ведущей к моему «кабинету», действительно мелькнула одежда цыганки. Да, без сомнения, это была она. Цыганка следила за мной?
Конечно, она заодно с этими медозовскими мерзавцами. Им, видимо, просто лень идти за своим чемоданом. Они сделали вид, что ушли, а сами тихонько вернулись и сидят сейчас за кустами. Ребята ждут, что я сейчас раскроюсь перед своей спасительницей, скажу, где тетрадь.
Я нахмурился:
– Что тебе нужно здесь?
Ее левая рука забинтована. Пальцами одной правой она развязала узел на майке, бросила ее мне на колени:
– Травку одну искала да корешки разные, а вот нашла тебя.
Я с подозрением попросил:
– Позови кого-нибудь на помощь.
Она вопросительно посмотрела на меня:
– Милицию?
«Ту, у которой на стене фирменный календарь „Медозы“?», – мелькнуло в голове. Ответил:
– Нет.
– А кого?
– Не знаю. Кого-нибудь, кто сможет отстегнуть меня.
Она усмехнулась:
– Давай я попробую.
Я стал перебирать в памяти все, что могло бы оказаться полезным в подобной ситуации:
– У тебя есть пилка для ногтей? Или шпилька для волос?
Цыганка сунула правую руку под юбки. Я смотрел на ее левую:
– Что у тебя с рукой?
– Порезала. Травка одна есть с очень острыми листочками. На цыганском «нежность» называется…
Она вытащила из юбок какую-то тряпочку, развернула ее:
– И пилка есть, и шпилька есть…
– Давай, попытайся открыть.
Она, однако, не торопилась использовать ни пилку, ни шпильку:
– Но, думаю, лучше всего здесь подойдет ключ.
И она поднесла к моему лицу ладонь, на которой лежал маленький ключ от наручников.
– Откуда это у тебя?
Она гордо тряхнула черными Анниными волосами:
– Мы цыгане свободу любим. И от нее ключи всегда с собой носим.
Цыганка ловко отстегнула меня:
– Уходи, они скоро вернутся.
Я замялся. А все-таки, если эти двое действительно сидят за кустами. Наблюдают и ждут.
Видя, что я не двигаюсь с места, цыганка улыбнулась:
– Хорошо, я уйду первой…
Уходит. А может, она действительно была здесь одна? Я тихонько выкрикнул вслед:
– Спасибо тебе.
Цыганка, дойдя до кустов, обернулась:
– Пожалуйста, дорогой, пожалуйста…
И исчезла в зарослях. Тихо, так же, как и появилась.
Получается, что она уже видела меня здесь на скамейке. Цыганка видела, как я читаю тетрадь? Видела, где ее прячу?
Я бросился к ножкам скамейки. Слава богу, все было на месте: и желтая тетрадь, и копии документов. Я облегченно вздохнул. Значит, цыганка не видела, куда я прячу тетрадь. И может быть она, вообще, никак не связана с «Медозой»? Но связана с кем-то другим? Или вообще ни с кем?…
Впрочем, мне сейчас не до раздумий. Бросаю тетрадь и материалы в сумку, закидываю их сверху собранными со скамейки и из травы вещами. И прочь отсюда!
Я рванул в сторону противоположную той, в которую ушли те двое. В сторону от «Медозы». Мимо Запалинской «Пальмиры», мимо Анниного «Янтаря»…
Обращаться в местную милицию нельзя. Но куда, куда бежать? Как только эти мерзавцы вернутся и увидят, что я исчез, они первым делом бросятся искать меня на железнодорожном вокзале. Автовокзала и аэропорта здесь нет. Куда же мне податься?
Ноги сами вывели меня к кафе Самсона. Он был на месте:
– Садись, дорогой, покушай.
– Спасибо, но некогда. Очень спешу.
Он понимающе кивнул:
– К своей девушке? – и тут же удивился, – Она не придет сюда?
Самсон привык, что его кафе стало местом нашей встречи.
Я отрицательно покачал головой:
– Она уже не придет. Она уехала.
– Эх, – всплеснул он руками, – с такой девушкой не попрощался.
– Не переживай, – попытался успокоить его, – это я виноват, торопил, чтоб на поезд не опоздала. Ты уж извини. Она на вокзале тоже переживала, что с тобой не попрощалась. Велела сказать тебе от нее лично: «До свидания». Тебе, Георгию, и вашим семьям. «До свидания» и «Большое спасибо»…
Самсон улыбнулся:
– Ладно. Значит, еще раз приедет.
Я придвинулся к нему поближе:
– Самсон, у меня огромная просьба к тебе.
– Слушаю, дорогой.
Я оглянулся и перешел на шепот:
– Вывези меня на трассу. На Москву…
Самсон не понял:
– Вызвать такси?
– Нет. Вывези сам. На своей машине. И если кто вдруг что-нибудь про меня будет спрашивать, ты меня не видел.
Самсон тоже заговорил шепотом.
– Хорошо, понял. Когда тебя отвезти?
– Прямо сейчас.
Он задумался:
– Хорошо…
Через пять минут Самсон позвал меня:
– Садись в машину.
– Лучше лягу, – забрался я на заднее сидение.
– Так серьезно? – спросил Самсон, глядя на меня, растянувшегося ниже окон машины.
