Виктор Багров - NEXT 3. Маски сброшены
— Не получится, оракул! Дубль первый, он же — последний. Снято! Мы едем в разных машинах в разные стороны.
— Легче стало?
— Трудно сказать... Скорее — грустно.
— Грусть пройдет...
— Надежда юношей питает, да?
Оператор, так и не дождавшись еще одной бумажки с изображением «штатовского» президента, выключает музыку, дергает рубильник — гаснут разноцветные гирлянды, перестают брызгать фонтаны, останавливются водовороты. Праздник окончен, наступили серые будни.
— Эй, VIP-персоны, ваше время вышло. Закругляемся. Поторопитесь! Через десять минут парк запрут и спустят злых собачек.
— Злых собак не бывает, мистер, — немедленно отреагировала Сашка. — Голодные собачки только выглядят обоззленными. На самом деле, они не кусаются... Как я сейчас, к примеру...
Глава 18
«Красиво» распрощавшись с недавно горячо любимой девушкой, коварный соблазнитель постарался изгнать ее образ из головы и сердца. Поначалу не получалось — Сашенька вцепилась в сознание острыми коготками, никак не хотела покидать полюбившееся ей местечко. Но не прошло и часа, как угрызения совести перестали терзать парня. Все в жизни меняется, утвердился он на позиции правдолюбца, и привязанности и антипатии. Стоит ли терзать себя, когда впереди его ожидает новая встреча и новая работа? Сашка поболеет, поплачет и успокоится. В этом ей поможет новая любовь к тому же Витьке, парне с третьего курса.
Самолечение помогло — образ девушки померк, потом вообще исчез.
Следующий визит — в коттедж Кирсановых. Федечка не особенно уважал будущую свою мачеху, но вежливость и обязательность — закон для настоящего джентльмена. Без этого он превращается в дикаря, папуаса.
Как принято, они почаевничали, обменялись мнениями по поводу мерзкой погоды и непредсказуемого подпрыгивания цен. Ольга Сергеевна, с присущей всем женщинам проницательностью, ожидала главного.
Наконец, пасынок, помолчав, признался в причине своего посещения.
— Понимаете, Ольга Сергеевна, я просто не мог уехать, не объяснив вам своих мотивов. Да и какие мотивы, когда Белугин погиб... Так, малозначащие наблюдения...
Кирсанова вытерла повлажневшие глаза.
— Гибель Петра Алексеевича для меня трагедия. Это ужасно...
— Действительно, ужасно... Лишь бы в этом ужасе не было закономерности.
«Мачеха» подняла голову и пристально поглядела в лицо Федечки.
— У тебя есть основания?
— Как сказать? И да, и нет. Пока ничего определенного. Если буду знать точно, обязательно скажу... Всех вам благ... Счастливо!
— Погоди. Еще один вопрос... Извини, не совсем вежливый... Ты уедешь, так и не помирившись с отцом?
Действительно, бестактный! Федечка никогда не мирился с попытками лезть в его жизнь, но спрашивает не посторонний человек — подруга отца.
— Я с ним не ссорился.. Только, когда собеседник уверяет, что мои планы маленького вторжения в провинциальный городишко равносильны уничтожению целой провинции, трудно оставаться спокойным.
— Он любит тебя и боится...
— И я люблю его, — нехотя признался Федечка. — Но это вовсе не значит, что любимого сына разрешено записывать чуть ли не в приверженности к утилитарной биоэтики. И долдонить об этом через каждые пять минут.
— Куда записывать? — не поняла Кирсанова. — В какую еще биоэтику? Бог с тобой, Федя! Лавр и слов таких не выговорит.
— Поясняю: утилитарные биоэтики — такая всемирная тусовка ученых садистов, которые всерьез доказывают, что слабых нужно убирать для того, чтобы сильные становились еще сильней. Понятно излагаю?
— Более или менее понятно... Одно только не ясно: как убрать?
Федечка усмехнулся. До чего же тупы окружающие его люди! Ни сообразительности, ни примитивной фантазии, разложи им по полочкам и бирки приклей! Раньше он считал Кирсанову более умной, теперь приходится усомниться.
— Совсем убрать. На фиг! Не помогать, не лечить... Ну, и так далее. Всех, от больных младенцев до стариков. Вот любимый папочка и упрекнул меня в планах истребить нищий городок в целях строительства на его месте города будущего. Одним словом, записал в фашисты.
Переубеждать самонадеянного мальчишку все равно, что пытаться пробить головой железобетонную стену. Бесполезная трата сил и нервов.
— Оба хороши. Два сапога пара.
— Не переживайте, Ольга Сергеевна, со временем все утрясется. Оно, это время, и лечит и калечит. Чаще лечит... Жаль попрощаться с Иваном не удалось... Впрочем, может быть оно и к лучшему. Слишком он у вас... электрический... На свадьбу, надеюсь, пригласите?
— Не уверена, что она состоится...
Федечка с удивлением и с недоверием поглядел на женщину.
— Нет. вы уж, пожалуйста, не сомневайтесь! Даже не думайте об этом! А то отец, если не женится, обставит отремонтированную квартиру столами «Юсси» и затоскует. Тем более, меня рядом не будет — орать не на кого. Папа без дела ни дня не может, помрет, не дай Бог. Без дела и без ора.
— Опомнись, болтун! Разве женитьбы — это дело?
— Для отца? Еще какое! Подозреваю — намного страшней, чем управлять «Империей».
— Выяснилось, что я ничем и никем не управляю. Там продолжают умирать. Началось с Володи, моего первого супруга... Сейчас — Петр Алексеевич... Кто на очереди? Страшно подумать.
— Умирают везде...
Ничего не об»яснив, только туманно предупредив о грозящей опасности, Лавриков-младший
уехал.
Разговаривая с Ольгой Сергеевной, отвечая на ее вопросы, соглашаясь и протестуя, он не переставал думать об отце. Добром и жестком, веселом и грустном, занудливом и внимательном человеке, которого сам Бог послал ему...
Лавр тоже думал о сыне. Пожалуй, впервые в жизнь он был таким растерянным. Даже, если точнее, безвольным. Ранее мифическая опасность, якобы, нависшая над Федечкой, после визита Мамыкина и убийства Белугина превратилась в реальность.
Надо что-то делать! Лавр задавал этот вопрос и утром, и днем, и вечером, даже во сне и не находил ответа. Да и что может предпринять несчастный пенсионер, пусть даже бывший авторитет, смотритель криминального общага? Только посоветовать, предупредить. Но все советы и предупреждения отскакивали от сына, как теннисные мячики от стенки.
Была бы жива Катенька, неожиданно вспомнил он умершую подругу, все было бы проще и надежней. Она с»умела бы отговорить сына от смертельно опасного поступка — внедрения в вотчину Мамы. А он, отец, никак не может это сделать. Пыжится, обрушивает на шкодливого мальца лавину мало о чем говорящих доказательств, опускается до примитивных угроз. Наказать непокорного мальца, высечь.
Как любит выражаться Санчо — западло все это!…
Постояв на балконе, незряче поглядев на панораму огромного мегаполиса, Лавр погасил папиросу и взял мобильник. У него остались только две привязанности: Федечка и Оленька. Санчо — не в счет, он — привычная опора и защита, друг и в радости, и в беде.
Сотовая связь, по мнению Лавра — величайшее изобретение, сравнимое разве с колесом. Попикаешь кнопками — общайся с кем-то, который находится или в той же Америке, или — под боком, на даче. Поговорил, пипикнул специальной кнопочкой — отключился. Еще раз щелкнул — включился.
Просто и удобно!
После набора номера аппарат приятным женским голосом сообщил что-то на чужом языке, скорей всего, на английском. Потом повторил по-русски. «Ваш абонент временно недоступен!»
Это Ольга, его Оленька, недоступна? Бред какой-то, мобильник умом тронулся.
Вообще-то, всякое может быть. Иван по рассеянности или со злым умыслом отключил аппарат, или он испортился, или Оленька пошла покопаться в земле, а сотовик забыла на веранде.
А вдруг...
Лавр торопливо переоделся, спустился на лифте. Открыл машину, сел на водительское место. Включил двигатель, пробормотал, обращаясь не то к послушному «Жигулю», не то к не ожидающей жениха Ольге.
— Гора не идет в Магомету — Магомет идет к горе. Мы никому не скажем про эту тайную романтическую автопрогулку. На фиг все посторонние мысли. Пипикнул кнопочкой — отключились. Сейчас я с машиной — единое целое... Как будто целое бывает не единым... Глупости лезут в башку... Успокоиться, думать только об Оленьке, которая не ждет его... Поехали. Только плавно, без рывков. Как учит настырный Санчо...
С Богом!...
Водительского умения у Лавра — никакого. Завести двигатель — получается. Чаще — не с первого раза. Со скрежетом включить скорость — тоже научился. А вот рулить, менять полосы, обгонять другие машины никак не получается. Поэтому ехал он осторожно, старался держаться поближе к обочине…
В загородном коттедже Лавра, действительно, не ожидали. Лиза, откинув голову на спинку кресла-качалки, о чем-то мечтала. Кирсанова возилась в теплице, что-то поливала, удобряла. Она любила возиться в земле, работа отвлекала от мыслей о быстро взрослеющем сыне, о непростых отношениях с ним.
