Сэм Льювеллин - Прилив
Омываемые отливной волной, мы дрейфовали наискосок в направлении пограничной линии. Ветерка в полном смысле не было. Но легкое дуновение его говорило о том, что солнце нагрело землю сильнее, чем море, и теплый воздух будет подниматься, вытягивая поток холодного воздуха с моря. Солнечный ветер.
Но если он поднимется слишком скоро, нас преждевременно перенесет через пограничную линию и придется огибать яхту организаторов для повторного старта. В безветрии это могло бы занять весь день.
— Осталось три минуты, — сообщила Бьянка.
«Плаж де Ор» натолкнулся на вал отливной волны и развернулся вокруг своей оси словно игрушечная лодка в водовороте потока. Между нами и пограничной линией были другие яхты, которые, стоя на якоре, величаво отражались в голубом зеркале воды. Нас несло на судно водоизмещением в полтонны, дрейфующее кормой вперед и мягко покачивающееся при нашем приближении. Я не мог припомнить, стояло ли оно на якоре перед нами. Если да, то оно было на правильном курсе. Если нет — то мы.
— Ты сейчас врежешься в него! — вскричала Фрэнки.
— Давайте поднимем дрифтер[25], — сказал я.
Ян и Бьянка напомнили мне, что ветра нет. Они уперлись спинами в фал. Длинный, эластично увязанный змей паруса выстрелил вверх к топу мачты. «Полутонка» находилась уже в двадцати ярдах. На ее передней палубе склонился над брашпилем человек.
За палубой яхты организаторов голубое зеркало воды затуманилось ветром.
— Поднять паруса! — скомандовал я.
Фрэнки потянула парус левого борта. В спокойном воздухе грянул хлопок разрываемых эластичных стяжек. Огромный парус зареял на свободе. Теперь «полутонка» находилась в десяти футах ниже по отливному течению. Ее команда закричала. С незапущенным двигателем не было никакой возможности избежать столкновения.
Послышалось шуршание и мягкий удар. Внезапно лицо мое ощутило дуновение. Дрифтер раздулся голубиной грудью, полной ветра, и штурвал ожил в моих руках, лишь только руль зацепил воду. Человек у якорного троса «полутонки» перестал кричать, пристально наблюдая за нами. Видны были мелкие капли пота, выступившие на его лбу. Корма «Плаж де Ор» все еще поворачивалась в направлении «полутонки». Но теперь ветер был в гроте яхты, и она двигалась вперед, раскачиваясь кормой. Я осторожно положил штурвал право руля, и корма отошла от носа «полутонки». В течение пяти секунд она находилась так близко, что я мог бы подойти к борту и пожать руку человеку у брашпиля. Но все же мы не задели судна.
— Старт! — возвестила Бьянка, глядя на секундомер.
Грянул выстрел. «Плаж де Ор» скользнул через пограничную линию. Стартовое пространство позади представляло собой невообразимую толчею яхт. Впереди простиралась чистая вода.
— Блеск! — восхитилась Фрэнки.
С нее мгновенно слетела вся спесь.
Я улыбнулся ей. «Папочка всегда делает что надо».
Мы были далеко.
Глава 17
Удачный старт дает психологическое преимущество, хотя нельзя ожидать, что его удастся сохранить. Но мы, лидировав с отрывом в двадцать секунд, пока что удерживали его.
Ветер постепенно крепчал, пока не задул с запада во всю силу. Головные яхты подкрадывались к нам. Они шли плотной ровной группой. Справа по борту тянулся низкий берег. Слева — голубой, острый, как нож, горизонт.
К вечеру мы заметили остров Йе — синеватый черепахообразный пригорок над горизонтом.
— Держись к нему поближе, — сказал Ян.
Я отдал ему бразды правления. Бьянка положила руль к ветру. Из-под носа в корму ударили мощные залпы водяных брызг, а корпус загрохотал так, как это бывает при действительно большой скорости.
— Они не следуют за нами, — сказал Ян. — Думают, что мы сошли с ума.
Лаг метался между девятью и двенадцатью. Но группа кремово-желтых парусов вблизи нас вырывалась вперед. Я взглянул на решительный профиль Яна. Я и сам не был уверен, что он не сошел с ума. Одна из заповедей гонщика гласит: нет проку в быстром плавании, если направление выбрано неверно.
— Быть может, у них есть свой резон? — предположил я.
И тут же устыдился: Ян плавал в этих водах с тех пор, как выучился ходить.
Он промолчал. А спустя пять минут сказал:
— Смотри!
Впереди, поперек зеленых волн, было заметно медленное перемещение пены и пузырьков воздуха.
— Скумбрия, — сказал Ян.
Он говорил не о рыболовстве. Ян имел в виду, что маленькая рыбка скумбрия находит себе пищу в пене, образуемой кромкой быстрых рек отливной волны, текущих сквозь более медленные морские воды.
С шумом водяных брызг, вылетающих из-под носовой части, «Плаж де Ор» ворвался в отливное течение.
— Так держать! — скомандовал Ян.
Загромыхали лебедки. Большие аэродинамические поверхности парусов заскрипели.
— Теперь смотри, — сказал Ян.
Мы снова упорно плыли на ветер. Но вода под нами перемещалась против ветра. Остров Йе выступил из моря, словно поднятый гидравлическими домкратами. Другие парусники остались позади. В девять часов с востока скатились сумерки и за круто наклоненной передней палубой смутно вырисовались огни острова Бель-Иль.
Продвижение замедлилось. Нам навстречу дул свежий северный ветер. Мы перемещались галсами: зигзагообразным курсом, лавируя и так пролагая свой путь на север. Яхта шла правым галсом, ветер дул в мое правое ухо. Справа по борту, словно подвешенные в кокпите жуки-светляки, мерцали огни острова Бель-Иль. Наш «зиг» — правый галс в Бискайский залив — затянулся. Пора было делать оверштаг[26]и переходить на «заг» — галс в направлении берега, который вынесет нас к Поинт-де-Поулейнс, на северной оконечности острова Бель-Иль. Обогнув его, мы могли бы приспособиться к ветру, поднять спинакер и направиться домой. Вся соль была в том, чтобы сменить галс в нужный момент. Если бы мы чересчур затянули правый галс, то понапрасну потеряли бы время. Если бы преждевременно сделали оверштаг, то врезались бы в скалы.
— Теперь пора? — спросил я.
— Нет еще, — возразил Ян. — Солнечный ветер повернет нас.
Рулевой компас показывал курс триста двадцать градусов: значительное отклонение от севера к западу. Я усомнился в правоте Яна.
Из люка показалась голова Фрэнки.
— Радио, — сказала она. — Господин Фьюлла.
Внизу была темная бестолковая пещера, набитая призрачными экранами и брезентовыми мешками, разбросанными как трупы в склепе. Я втиснулся в навигаторское кресло. Даже по радио голос Фьюлла звучал так, словно он был оглушен шумом.
— Как идут дела? — спросил он. — Как Тибо?
— Чудесно, — заверил я. На такой гонке, как эта, пресса заполучит множество радиоперехватов по высокочастотной связи. — Насколько я понимаю, мы лидируем.
— Сообщите мне ваши координаты, — попросил Фьюлла.
«Плаж де Ор» шлепнулся в невысокую крутую волну и с грохотом и скрипом перевалил через нее. Я передал координаты.
— Ближайшая яхта в полумиле с подветренной стороны, — сообщил Фьюлла. — Очень хороший шанс.
Я самодовольно ухмыльнулся в микрофон. Фьюлла пожелал мне удачи. Я повесил микрофон и вышел на палубу. Спонсоры, если вы не привыкли к ним, могут заставить вас почувствовать себя пуделем.
— Ну что? — спросил Ян.
Ветер усилился даже за то время, что я был внизу. Он дул так сильно, что перехватывало дыхание. Силуэты Фрэнки и Бьянки темнели в наветренной стороне кокпита.
Компас показывал почти триста пятьдесят градусов: десять градусов от положенного севера. Ветер отклонялся, и мы следовали изменению его направления.
— Солнечный ветер! — гаркнул Ян. — Он всегда дует с северо-востока. До завтрашнего утра не затихнет. Он доставит нас домой!
Я поднялся наверх, чтобы осмотреться. Встречные волны наносили мощные удары, и крутые черные стены воды, устремляющиеся вдоль длинных валов Атлантики, обрушивались в кокпит пеленой брызг. На траверзе появилось мерцание Поинт-де-Поулейнс. Ближе и далеко впереди по правому борту мигал десятисекундный ярко-красный буй отмечающий рассеянные скалы.
Ветер то спадал, то налетал шквалами и опять спадал. Он пытался сменить направление, обходя компас по часовой стрелке и вновь соскальзывая обратно.
Бьянка стояла у штурвала, руками ощущая ветер так, как, вероятно, наездница ощущает через поводья породистую лошадь. За кормой, там, где яхта шла бейдевинд, словно призрачный ятаган изогнулся кильватер. Вновь налетел шквал ветра. При его порывах яхта вибрировала, как виолончельная струна. Ветер затих и ударил снова, на этот раз сильно, с носа судна, так что поручни с подветренного борта яхты окунулись в море и черная вода снова рухнула в кокпит. Новый щипок струны. Стена воды обрушилась на кормовую часть, словно кулаком ударив меня в лицо.
Ветер стабилизировался. Палуба накренилась, и мир затих, если не считать свиста кильватера и ударов и натиска волн. За кормой над фосфоресцирующим кильватером мерцал зеленый свет. Над ним виднелась бледная тень. Я зажмурился и вновь открыл глаза: свет по-прежнему был там. Навигационный огонь правого борта! Можно было видеть белый гребень волны у его подножия и отчетливые треугольники парусов. Оппозиция прибыла.
