Дарья Калинина - Кража с обломом
— Неужели нашли? — заволновалась и я.
Особой силой воли я никогда не отличалась, поэтому любопытство вскоре пересилило здравомыслие, и я просочилась следом за Маришей. Держась у стен и постоянно оглядываясь по сторонам, чтобы определить, нет ли за нами слежки, мы двинулись на голоса. Полное отсутствие мебели вызывало недоумение, которое усугублялось на редкость ярким светом в прихожей. И зачем было вкручивать по четыре стоваттных лампочки? И почему не увезли люстры вместе с мебелью? Но, на наше счастье, все внимание остальных было приковано к Григорию, который зачем-то ковырялся в ванне. Никогда бы не подумала, что человек, пытающийся открыть слив, может привлечь к себе столь жадный интерес.
Видимо, Григорий уже успел посвятить бандитов в тонкости своей профессии, потому что они почтительно не мешали ему проверять свою догадку и внимательно следили за его действиями. О том, чтобы ему помочь, они даже не заикались, а только нетерпеливо, шумно дышали. Даже из коридора мы слышали это сопение. Казалось, что это целый косяк китов, больных ларингитом.
— Готово! — провозгласил Григорий, и среди бандитов пронесся нетерпеливый стон.
— Где камешки? — спросил мрачный голос, принадлежавший не менее мрачному типу, который походил на персонаж бестселлера про пиратов.
— В тот день, когда Михаил спрятал камешки, у него, видимо, начал развиваться стойкий психоз — постоянное беспокойство о том, как бы доверенные ему ценности не пропали. Сначала он старался просто забыть о них, как говорится, выбросить из головы, положившись на русское «авось». Когда же понял, что брильянты не идут у него из головы, начал придумывать им место для хранения ненадежнее.
Ничего путного не придумав, он впал в другую крайность — возненавидел эти камни. Визит родственника подстегнул его, а изрядная доза водки довершила дело. Мозг Михаила отключился, а его подсознание приказало ему избавиться от опасного раздражителя любым путем. Таким образом камешки оказались в ванне и ушли вместе с водой. То есть во всякой другой квартире они бы ушли, но Мишка вечно упускал в ванне разные нужные вещи, поэтому мастера, ставившие ванну, приспособили фильтр внутри слива, в котором и должны лежать сейчас камешки.
— Кто же знал? — развела руками Мариша в ответ на мой укоряющий взгляд. — Но зато теперь они получат свое добро и угомонятся.
Я недовольно хмыкнула, но сказать ничего не успела, так как остальные в этот момент дружно охнули, когда Григорий извлек нечто из слива. Затем воцарилось продолжительное молчание. Что именно извлек Григорий, нам видно не было, но лица бандитов мрачнели все больше и больше.
— И что ты нам тут уши тер? — произнес все тот же мрачный тип. — Это же простые голыши, которых на любой дороге навалом.
— Ничего подобного, — возмутился Григорий. — Это морские камешки. Там их еще полно.
Бандитов его пояснение не удовлетворило, они дружно тяжело вздохнули и потеряли интерес к Григорию. Так как отвернулись от него они неожиданно и нас с Маришей в известность о своем намерении не поставили, то первое, что увидели двое, стоявшие к нам лицом, были мы собственными персонами.
Некоторое время мы вчетвером исправно пялились друг на друга, потом к тем двоим присоединились еще несколько пар глаз, и мы с Маришей сочли за благо удалиться. Может, нам бы это и удалось, если бы среди компашки не оказался тот тип с Тверской, у которого был мобильник и ключи от «Мерседеса».
Сейчас его руки были пусты, но все равно это был он и, конечно, узнал бы меня, если бы я вовремя не спряталась за дверью. Марише провернуть этот маневр не удалось, поэтому толстяк ее засек.
— Мариша! — так и не заметив меня, преувеличенно радостно воскликнул он. — Ты что тут делаешь? А где же Миша?
— Как где? — удивилась Мариша. — Вы же сами сказали, что он за решеткой. Так и сидит в тюрьме, бедняга, верно, Гриша?
Григорий, который в это время очумело разглядывал разноцветные камешки у себя на ладони, оторвался от этого увлекательного зрелища и спросил:
— Когда же он успел?
— Так, — произнес мрачный тип. — Все понятно.
Что ему там было понятно, мы не узнали, потому что не успел он закончить фразу, как нас с Маришей и след простыл. Может, мы и невежливо поступили, не дав ему закончить свою мысль, но я об этом не жалею. Да и вообще мрачный тип не производил впечатления человека, с которым приятно поболтать.
На улицу мы выскочили первыми благодаря тому, что я захлопнула за собой дверь, и погоне пришлось потратить несколько секунд на борьбу с замком.
Помогло нам и то, что лифт верно дожидался нас, и мы успели в него запрыгнуть первыми. Нашей погоне пришлось довольствоваться черной лестницей, которая к тому же выходила на противоположную сторону дома. Поэтому мы успели укрыться за гаражами к тому моменту, когда из-за угла показался авангард погони.
Высоко вскидывая зад, бежал мрачный тип пиратской наружности, следом за ним спешили трое крепких ребяток, которые по молодости лет вряд ли занимали сколь-либо существенное положение в обществе. Последним ковылял владелец «Мерседеса».
Ноги у него были коротенькие и толстенькие, поэтому трусил он еле-еле, отдуваясь и пыхтя.
— Жорик совсем стал плох, — раскритиковала Мариша своего знакомого, — жрет слишком много.
Таким манером он от ожирения помрет, не дождавшись приведения в силу справедливого приговора.
У него два пожизненных за какие-то дела по молодости, — пояснила она мне. — Он потом поменял фамилию, внешность и, по-моему, даже отпечатки пальцев, стал страшно много жрать и разжирел до неузнаваемости. Когда выпьет со шлюхами, то любит потрепаться про свою молодость, когда был еще то ли Пильщиком, то ли Грильщиком.
Я почувствовала себя совсем нехорошо, в мои планы совсем не входило перебегать дорогу такому жуткому типу, а ведь именно этим я только что вплотную и занялась.
— Пожалуй, нам пора, — предположила я, стремясь как можно быстрее убраться отсюда.
— Точно, — поддержала меня Мариша. — Надо предупредить Мишку и его педиков, чтобы они линяли. Доктора мы сейчас вытащить не сумеем, а долго он не продержится. Думаю, что в нашем распоряжении ровно минута, начиная с момента, как Жорик приступит к допросу. Он в такие минуты тоже любит вспомнить молодость, но только тогда почему-то никто не смеется.
— Они его не сильно попортят? — встревожилась я на бегу.
— С чего бы это? — ужаснулась Мариша. — Он же здравомыслящий человек, книжек, кроме учебников, сроду не читал, поэтому героя из себя корчить не будет. А зачем им его портить, если он прославлен своими сеансами на всю столицу? Ведь к его услугам порой прибегают даже шишки из правительства. Такого важного человека бить без крайней на то необходимости никто не будет.
Я немного успокоилась, хотя, с другой стороны, чего бы мне это вообще волноваться из-за какого-то хиляка. Я с ним даже толком не знакома, и мне он сразу же не понравился да еще вдобавок пытался нас обставить и подставить. Ну и черт с ним! Может, действительно догадается, что в его молчании никто не нуждается.
К дому Иннокентия мы подъехали практически одновременно с самим Иннокентием. Он выглядел не слишком счастливым. Маленького Жени с ним не было, и этот факт усугублял его состояние. Наше появление его не развеселило, а после того как Мариша, отпихнув его еще на пороге, бросилась внутрь, голося во всю силу своих легких: «Мишка, просыпайся, доктора пытают, а может, уже и убивают, скоро он расколется, и тогда сюда за нами придут!», Иннокентий и вовсе расклеился. Он уселся на шкафчик для обуви и горько заплакал. Сквозь рыдания он не забывал выспрашивать у нас с Маришей подробности последних минут Григория.
— Только повстречал человека, с которым хотел бы связать свою жизнь, как он тут же попадает в лапы бандитов, — всхлипывая, жаловался нам за неимением других слушателей, (Мишка упрямо продолжал спать) Иннокентий. — Какой я несчастный человек, почему же мне так не везет, что мне мешает?
На мой взгляд, в данном случае ему помешало не что, а кто. Поэтому и жалобы его носили весьма отвлеченный характер, если учесть, что буквально через несколько минут в квартиру ворвется свора бандитов, которым тоже может показаться, что он им мешает. Мишка все не просыпался, несмотря на то, что мы с Маришей испытали на нем все мыслимые средства, начиная от поливания отдельных частей его организма ледяной водой и кончая одновременным заводом трех злобно звенящих будильников.
Когда все наши усилия не дали ощутимого результата и мы с Маришей беспомощно уставились на храпящего мерзавца, Иннокентий оторвался на секунду от ковыряния в своих душевных ранах и спросил:
— А почему бы вам не пощекотать ему пятки? Я лично всегда от этого вскакиваю как ужаленный. Правда, потом я весь день пребываю в дурном настроении, но вас ведь это не волнует?
