Мария Жукова-Гладкова - Тайны старого Петербурга
Анна Николаевна сказала, что не видит смысла в нашем споре. Ведь можно просто сходить и взглянуть. Я закричала, что мастера, если не полные идиоты, тем более если они частники, на дверь должны были несколько замков навесить, зная любовь нашего народа к тому, что плохо лежит.
– Снимем, – сказал Иван Петрович.
– Откроем, – одновременно с ним высказалась младшая Ваучская – до недавнего времени добропорядочная и законопослушная старушка. Вот что с людьми делает кладоискательство!
– Проникнем, – заявил мой сын.
– Ладно, пошли, – приняла я решение. – Чего уж откладывать?
Глава 14
Ночь с 6 на 7 июля,
с понедельника на вторник
Первым делом мы нашли фонарики. Их в доме было только два.
– Надо прикупить, – заметила Ольга Николаевна. – В наших делах – вещь полезная.
– И еще ножичков штуки три, – сказала я. – Тот-то остался в деревне.
Я вздохнула и в который уже раз смахнула навернувшиеся на глаза слезы. Вспоминать гибель Васи было тяжело. И кто же все-таки его убил? Люди Валерия Павловича или кто-то еще?
Предложенный моим сыном расклад казался мне слишком простым. Боровичок против папы Сулеймана. Нет, есть кто-то еще. Алика надо бы попытать на предмет того, кто же все-таки взорвал его товарищей и чуть не убил его самого. Алик, как я считала, работает только на Стрельцова, не на Рашидова, хотя это и одна компания. У папы Сулеймана, естественно, много врагов. Не может не быть. Но зачем взрывать простых бойцов в деревенском доме, принадлежащем какому-то художнику? Я решила позвонить Алику на следующий день.
Тем временем дядя Ваня сходил к двери в мансарду и вернулся, сообщив, что с тем замком он справится запросто. Иван Петрович прихватил необходимый инструмент и снова пошел наверх. Ольга Николаевна и мы с Сережкой последовали за ним. Анна Николаевна осталась в квартире. Во-первых, ей было тяжело ходить, во-вторых, вдруг кто-то позвонит или еще кого нелегкая принесет среди ночи. В последнее время к нам стало ходить слишком много гостей, причем в основном непрошеных. Если опять кто заявится – Анна Николаевна нам тут же стукнет. Конечно, мы надеялись, что никто не придет и никто не позвонит.
На замок дядя Ваня потратил не больше минуты, и мы проникли в мансарду, освещая себе путь фонариками. Пахло краской и еще какими-то химикатами, ремонт шел полным ходом. Откровенно говоря, я не ожидала, что работы продвигаются так быстро.
Мы миновали часть мансарды, расположенную над нашей квартирой, и перебрались в ту, что находилась над соседской. Дыру в полу не заделали – там к работам еще не приступали, лишь наскоро заделали дыру в выходящей на улицу стене. Вообще, та часть мансарды, где прогремел взрыв, была отгорожена куском фанеры высотой метра полтора. То ли там собирались размещать что-то другое, не относящееся к фотосалону, то ли милиция пока запрещала заделывать этот провал, но он зиял чернотой в середине дальней от двери комнаты.
Впрочем, я не совсем правильно выразилась: мансарда на комнаты в привычном понимании разделена не была, она представляла собой единую анфиладу, без разделяющих ее стен, и только небольшие выступы с обеих сторон отделяли одно помещение от другого. Сама я никогда сюда не заходила, пока тут жили художники, но Сережка, как и окрестные мальчишки, заглядывал. Он говорил, что раньше помещения разделялись занавесками, которые, естественно, все сгорели во время пожара.
Фанеру мы отодвинули без особого труда: она оказалась легкой, так что мы с Иваном Петровичем быстро справились и направили лучи фонариков в черную дыру. Как я уже говорила, потолки у нас – три десять, не считая лепки. Плюс перекрытие, причем довольно мощное. Это ж какой силы был взрыв, если все разнесло? Конечно, от тел практически ничего не осталось, и не понять, кто это был – мужчины или женщины. Неудивительно. Наверное, взрывали специально. Только вот кого?
Я подозревала хозяев «Жар-птицы», которые почему-либо решили избавиться от каких-то своих сотрудниц. Причин можно было предложить массу: видели то, что им было не положено видеть; проявляли излишнее любопытство; неповиновение; открытый бунт. Да мало ли что еще?
– Придется на веревке спускаться, – заметил Иван Петрович. – Спустим тебя, Марина, и Сережку. Как самых легких. Вы там какой-нибудь стол или еще чего найдете и сюда пододвинете. И я уже по нему спущусь.
– А я что, вас потом всех вытаскивать буду? – спросила Ольга Николаевна. – Нет уж, Вань, пусть только Марина с Сережкой идут, а мы с тобой тут останемся.
Иван Петрович глянул по сторонам и сказал, что веревку тут можно и закрепить, вон у окна, например, но я согласилась с Ольгой Николаевной. По крайней мере, для начала мы с Сережкой просто осмотримся, а там видно будет. По всей вероятности, дыру в ближайшие дни заделывать никто не собирается, так что у нас есть несколько ночей для обследования квартиры. Может, в процессе работы еще какие идеи появятся.
Иван Петрович сходил домой за веревкой и первым спустил на ней Серегу. За сыном последовала я. Иван Петрович с Ольгой Николаевной держали, но я понимала, что им тяжело, стол все равно подставлять придется, чтобы меня вытащить. Эх, если бы тут еще свет включить! Нельзя сказать, что в квартире стояла кромешная тьма: окна выходили на улицу, а летние питерские ночи славятся на весь мир. Правда, уже стоял июль, мрак на какой-то период заволакивал город, но очертания предметов все-таки можно было рассмотреть. Тем не менее комнаты были довольно большими, чего не скажешь об окнах, и все находившееся в углах тонуло во мраке.
Но у нас имелся фонарик. Один остался у Ольги Николаевны и Ивана Петровича, а второй прихватили мы с Сережкой.
По всей вероятности, Заславские продали квартиру, оставив в ней большую часть мебели. Не тащить же ее во Францию? Да и купившим квартиру французам она требовалась. Теперь практически все стоявшее в той комнате, в которую мы спустились, было разрушено или каким-то образом пострадало. В общем, или требовало ремонта, или прямо-таки просилось на помойку. В следующей комнате убранство частично сохранялось, еще одна представляла собой склад мебели, строительных материалов и инструментов. Нас в первую очередь интересовала четвертая.
Из нее практически все вынесли. Не знаю уж, собирался ли тут кто делать ремонт или искал сокрытый в одной из стен тайник. Я склонялась к последнему варианту. Возможно, обследовавшие квартиру сотрудники правоохранительных органов, заметив большое количество различных стройматериалов и инструментов, а также разобранную печь, часть пола и стен, решили, что тут собираются делать перепланировку. Но они не знали про деда Лукичева и прочих родственников Ваучских. Те же, кто занимался разбором стен и печи, мог знать. Или знал про скелет. У меня создалось впечатление, что работали целенаправленно. В той комнате, в которой нужно. И в определенной ее части.
Милиция – или кто там еще – разобрали, вернее, разбили неразобранную кирпичную кладку, чтобы извлечь из ниши скелет. Когда я была тут после пожара, оттуда торчала верхняя его часть и ступни, сейчас же передо мной была пустая ниша – во весь человеческий рост. Обломки кирпичей валялись рядом. Я только смутно помнила, что видела вокруг себя в злополучную ночь, – не в том находилась состоянии, чтобы все четко отложилось в памяти. Теперь мне, конечно, было страшно, но не так чтобы очень – привыкла за последние дни. Да и чего бояться? Квартира пустая, опечатана. Вход, в любом случае, расположен в парадном подъезде, а туда не особо-то проникнешь: у них там какая-то мудреная сигнализация установлена, переговорное устройство и еще бог знает что. Если тебя не ждут специально – не войти. По идее, сюда можно забраться только через дыру в потолке, которую охраняют Ольга Николаевна с Иваном Петровичем. Да и кого может принести среди ночи, кроме слегка чокнутых жильцов нашей квартиры? Но мы-то ясно по какому делу – мы клад ищем. А другим чем тут заниматься?
И все же я пожалела, что не прихватила последний оставшийся у нас короткоствольный автомат или хотя бы пистолет. С оружием я чувствую себя увереннее. Но не возвращаться же? Ладно, завтра возьмем что-нибудь из нашего арсенала.
Сережка тем временем, опустившись на колени, внимательно осматривал всю нишу и пол перед ней. Я присоединилась к нему. Двери, когда-то закрывавшей ее, больше не существовало. Осталась только пустая ниша. Если кто-то из предыдущих хозяев и нашел что-то, то уже давно забрал себе, возможно, даже потратил.
– Мам, пошли дальше смотреть, – сказал Сережка. – Здесь уже ничего не найдем.
Я кивнула, соглашаясь. Мы принялись осматривать остальную часть комнаты: Сережка – по низу, я – на уровне своего роста. Наверное, лезть к потолку было бессмысленно. Мне почему-то казалось, что мы выполняем бессмысленную работу: все, что было спрятано, уже найдено до нас. В нише и, может, в печи.
