Дик Фрэнсис - Перелом
Конюхи высказывали мне претензии по поводу овчарки, потому что каждый раз, когда им нужно было зайти в конюшню к какой-нибудь лошади, приходилось обращаться к охраннику за помощью. «Во всех остальных помещениях, — справедливо указывали они, — собаки дежурят только по ночам».
Этти помахала рукой охраннику у окна. Он кивнул, вышел в манеж и придержал овчарку, чтобы мы смогли пройти. Когда я распахнул верхнюю створку двери денника, Архангел подошел к нам и высунул нос наружу, вдыхая нежный майский воздух. Я погладил его, потрепал по шее, в который раз восхищаясь шелковистой шкурой, и подумал, что он еще никогда так хорошо не выглядел.
— Завтра, — сказала Этти скакуну, и ее глаза заблестели. — Завтра посмотрим, на что ты способен, малыш. — Она улыбнулась мне по-товарищески, наконец-то признавая, что я тоже принимал участие в его подготовке. За последний месяц лошади из наших конюшен побеждали все чаще и чаще, и беспокойное выражение постепенно исчезло с ее лица, сменившись чувством уверенности, которое никогда не покидало ее раньше. — Заодно проверим, как тренировать его перед скачками в дерби, добавила она.
— К этому времени вернется мой отец, — напомнил я, стараясь еще больше успокоить ее, но улыбка внезапно погасла, и Этти посмотрела на меня отсутствующим взглядом.
— Верно... Вы знаете, я как-то совсем забыла... Она повернулась и вышла в манеж. Я поблагодарил охранника, экс-полисмена, и умоляющим голосом попросил его быть особо бдительным в течение следующих тридцати шести часов.
— Надежней, чем в английском банке, сэр. Не беспокойтесь, сэр. — Он говорил очень убедительно, но я почему-то решил, что он оптимист.
* * *Алессандро не появился ни на первую, ни на вторую проездки, но когда, вернувшись домой, я с трудом выбрался из «Лендровера», который не пропустил по дороге ни одного ухаба, Алессандро стоял у ворот манежа и поджидал меня. Не обращая на него внимания, я направился в контору, но он пошел навстречу и перехватил меня на полпути.
Я остановился и посмотрел на Алессандро. Он держался скованно, лицо его еще больше осунулось и побледнело от нервного напряжения.
— Простите, — запинаясь, сказал он. — Простите. Он рассказал мне... Я этого не хотел. Я его не просил...
— Хорошо, — спокойно ответил я и подумал о том, что держу голову набок, стараясь хоть немного утихомирить боль, и что сейчас самое время выпрямиться. Я выпрямился.
— Он сказал, что теперь вы согласитесь дать мне Архангела.
— А вы как считаете? — спросил я. На лице Алессандро отразилось отчаяние, но он ответил, не задумываясь:
— Я считаю, что нет.
— Вы очень повзрослели, — сказал я.
— Я учусь у вас... — Он вздрогнул и умолк. — Я хочу сказать... умоляю вас, позвольте мне участвовать в скачках на Архангеле.
— Нет, — мягко ответил я.
— Но он сломает вам вторую руку. — От волнения Алессандро заговорил торопливо, глотая слова. — Он так говорит, а он всегда делает, что говорит. Он опять сломает вам руку, а я... я... — Алессандро сглотнул, откашлялся и продолжал более спокойным тоном:
— Я сказал ему сегодня утром, что, если он еще раз причинит вам боль, вы все расскажете распорядителям, и меня дисквалифицируют. Я сказал ему, чтобы он ничего больше не делал, что я не хочу, чтобы он что-то делал. Я хочу, чтобы он оставил меня здесь, с вами, и позволил самому выбрать, как жить дальше.
Я медленно вдохнул воздух полной грудью.
— И что он вам ответил?
На лице Алессандро появилось озадаченное и одновременно смущенное выражение.
— Мне кажется, он еще больше рассердился. Я сказал:
— Ему ведь все равно, победите вы в скачках или нет. Он хочет только, чтобы я подчинился и дал вам Архангела. Он хочет доказать, что по-прежнему может дать вам все, чего вы ни попросите.
— Но я прошу его оставить меня в покое. Оставить меня здесь. А он не хочет слушать.
— Вы просите того, чего он никогда вам не даст, — сказал я.
— Что именно?
— Свободы.
— Я не понимаю, — сказал он.
— Только потому, что он не хочет дать вам свободу, он готов на все остальное. Все, что угодно... лишь бы вы оставались с ним. С его точки зрения, я предоставил вам возможность получить в жизни единственное, на что он никогда не согласится: добиться успеха своими силами. И только поэтому он так настаивает, чтобы я дал вам Архангела.
Алессандро прекрасно меня понял, хотя слова мои его ошеломили.
— Я скажу ему, что он напрасно боится меня потерять, — страстно заявил он. — И тогда отец не будет больше причинять вам вреда.
— Не вздумайте. Если бы не страх потерять вас, я давно был бы покойником.
Рот его приоткрылся. Алессандро уставился на меня своими черными глазами: пешка под угрозой двух ладей.
— Тогда... что мне сказать?
— Скажите ему, что завтра на Архангеле скакать будет Томми Хойлэйк.
Взгляд Алессандро скользнул по тугим резиновым кольцам и моей руке на перевязи под камзолом.
— Не могу, — ответил он. Я слегка улыбнулся.
— Скоро он сам узнает. Алессандро задрожал.
— Вы не понимаете. Я видел... — Он запнулся и посмотрел мне в глаза, как бы вспоминая страшный сон.
— Я видел людей, которым он причинил боль. Их лица выражали ужас... и стыд. Я думал... какой он умный... он знает, как заставить каждого делать то, что он хочет. Я видел, как все боятся его... и я думал, он у меня просто замечательный... — Алессандро всхлипнул. — Я не хочу, чтобы он заставил вас быть таким же...
— Не заставит, — сказал я с уверенностью, которой не чувствовал.
— Но он все равно не позволит Томми выступать на Архангеле... Не будет сидеть сложа руки. Я его знаю... Я знаю, что не позволит. Я знаю, он всегда делает то, что говорит. Вы не представляете, какой он бывает... Вы должны мне поверить. Должны.
— Постараюсь поостеречься, — сухо ответил я, и Алессандро даже стал приплясывать от огорчения, не в силах устоять на одном месте.
— Нейл, — сказал он, впервые назвав меня по имени, — я боюсь за вас.
— Значит, теперь нас двое, — попробовал отшутиться я, но Алессандро не улыбнулся. Я ласково посмотрел на него. — Не унывай, мальчик.
— Но вы не... вы не понимаете.
— Да нет, я все понимаю, — ответил я.
— Но вам все равно.
— О нет, мне не все равно, — честно признался я. — Я не могу сказать, что с нетерпением жду, когда ваш отец переломает мне все кости. Но еще меньше я расположен валяться у него в ногах и лизать ботинки. Поэтому на Архангеле будет скакать Томми Хойлэйк, а мы — сожмем кулаки на счастье.
Алессандро встревоженно покачал головой.
— Я знаю его, — повторил он. — Я его знаю...
— На следующей неделе в Бате, — сказал я, — состоятся скачки учеников. Можете стартовать на Пуллитцере. И на Резвом Копыте в Честере.
На лице Алессандро не появилось выражения уверенности, что мы доживем до следующей недели.
— У вас есть братья и сестры? — резко спросил я. — Он даже вздрогнул от неожиданности.
— Нет... После меня у матери было двое детей, но оба мертворожденные.
Глава 15
Суббота, полдень, 2 мая. День скачек на приз в две тысячи гиней.
Солнце совершало над Пустошью свое очередное блистательное путешествие. Однако я с трудом выбрался из постели, и мое настроение оставляло желать лучшего. Мысль о том, что Энсо себя еще обязательно покажет, я гнал прочь. Сейчас слишком поздно было жалеть о том, что уже произошло.
Я вздохнул. Стоили восемьдесят пять чистокровных лошадей, дело жизни моего отца, будущее конюшен и, возможно, свобода Алессандро одной сломанной ключицы?
Да, конечно. Но двух сломанных ключиц? Боже упаси.
Под жужжание электрической бритвы я обдумывал все «за» и «против» своего быстрого отъезда в далекие края. Например, в Хэмпстед. Это очень легко устроить. Беда в том, что рано или поздно придется вернуться, а во время моего отсутствия конюшни будут в опасности.
Возможно, стоило пригласить в дом гостей и постараться все время быть на людях... но гости разъедутся через день-другой, и долгожданная месть покажется Энсо только слаще.
После короткой борьбы со свитером я одержав верх и вышел в манеж. Может, Энсо не станет мстить, когда поймет, что лишается самого дорогого на свете. Ведь если он еще что-нибудь со мной сделает, то потеряет сына.
Мы уже давно договорились с Томми Хойлэйком, который остался ночевать в Ньюмаркете, что он воспользуется этим обстоятельством и утром следующего дня проездит галопом Счастливчика Линдсея. Ровно в семь часов утра его «Ягуар» подкатил к конторе и остановился у окна.
— Привет, — сказал он, выходя из машины.
— Привет. — Я внимательно посмотрел на Томми. — Вы плохо выглядите. Он скорчил гримасу.
— Всю ночь болел живот. Вырвало после обеда. Со мной так бывает, когда нервничаю. Но все будет в порядке, можете не сомневаться.
— Вы в этом уверены? — взволнованно спросил я.
— Конечно. — Томми ухмыльнулся. — Я же говорю: со мной так бывает. Ничего страшного. Только вы не обидитесь, если я откажусь проезжать лошадь галопом?
