Фридрих Незнанский - По живому следу
«И что же мне теперь делать? — думала она. — Стучаться в каждую дверь? Спрашивать, нет ли здесь лысого дядьки? Или ждать в подъезде сутками, пока он выйдет из какой-нибудь квартиры? А может, лучше к Грязнову? Нет, сама», — упрямо решила она.
И Вероника направилась к лестнице. Лязг закрывающейся двери и раздавшиеся этажом выше тяжелые шаги заставили ее остановиться. Сверху шел мужчина, Вероника уже видела темные брюки, с каждой ступенькой он опускался все ниже, она едва успела нырнуть за выступ в стене.
Это был он. Тот самый лысый мужчина. Высокий и в светло-сером плаще.
«Не заметил!» — с облегчением подумала она, когда за ним захлопнулась дверь подъезда.
В подъезде теперь царила тишина. Собственные шаги Вероники показались ей чуть ли не шагами Командора. Стараясь ступать как можно тише, она поднялась на этаж выше.
Она успела заметить, с какой стороны выходил мужчина. К счастью, на площадке было всего по две квартиры, поэтому ошибки быть не могло. Он выходил именно из этой двери — справа от лифта…
Бритвина толкнула дверь, та оказалась заперта.
«Что же делать?» — Вероника растерялась. Мысли открыть дверь самой у нее не возникало, она помнила по многочисленным сериалам, что это занятие для матерых, как она считала преступников. Вероника подумала, что, может быть, стоит позвонить мужу, но, представив себе его реакцию, отказалась от своей затеи.
«Конечно, он скажет, что, дескать, вызывай милицию, и будет прав. Но какая тут милиция? Да и оснований для обыска нет. Все-таки я должна сама. К тому же, может быть, каждая секунда на счету. Нет, я должна все сделать сама. Как это ни опасно… И глупо…» Но от последней мысли она отмахнулась как от назойливой мухи.
Размышляя таким образом, Бритвина порылась в сумочке: ключи от своей квартиры, булавки для волос, заколка, складной маникюрный набор — вот и все содержимое. Выбора не было. Вероника решила действовать всем, что имелось под рукой.
Булавка провалилась внутрь замка. Заколка согнулась. Складной маникюрный набор никак не открывался. Наконец Веронике удалось достать из него ножнички, самозатачивающиеся, привезенные ею из Италии, Вероника вставила их в замочную скважину, что-то зацепила там…
Раздался щелчок. Дверь открылась.
«Господи, — ужаснулась Вероника, — неужели я взломала дверь?»
Но следующая, более ужасная мысль поразила ее: «А что, если там кто-нибудь есть?»
На ее счастье, в квартире никого не было. Осторожно ступая, Бритвина прошла по коридору, зашла в комнату…
Здесь царил беспорядок. Журнальный столик и диван были завалены порнографическими журналами… В углу, прямо на полу, высилась груда видеокассет, судя по картинкам на коробках, — порнофильмы.
Вдруг зазвонил телефон.
Сдерживая страх, Вероника сняла трубку, задышала в нее, как дышат пьяные мужики: отрывисто, хрипло, по крайней мере так, как ей казалось, они должны были дышать.
— Артур, ты чем там занимаешься? — послышался мужской насмешливый, низкий голос.
Вероника продолжала дышать
— А? Я догадываюсь чем. — На том конце телефонного провода захохотали.
Вероника взяла в руки несколько фотографий, лежащих на столе, и поднесла к трубке, шурша ими.
— Давай там заканчивай и подъезжай. Есть новый товар.
Вероника бросила фотографии на пол.
— Давай побыстрее, у меня новости для тебя есть, десять минут тебе на дорогу, машину можешь не брать…
Вероника положила трубку. Она продолжала перебирать фотографии, вдруг ее руки дрогнули: она увидела свою Соню. Она была запечатлена на этом самом диване, у которого сейчас стояла Вероника. На лице дочери застыл испуг…
Вероника, забыв обо всех мерах предосторожности, опустилась на диван и зарыдала.
Новый телефонный звонок заставил ее вскочить. Вероника не стала снимать трубку, снова возникшее чувство опасности подсказывало ей, что нужно как можно быстрее отсюда уходить. Вероника засунула фотографию в сумочку и бросилась к двери.
Телефон продолжал звонить.
Вероника выбежала из квартиры в тот момент, когда в подъезде хлопнула дверь.
«Быстрей вверх!» — скомандовала она сама себе, на цыпочках поднимаясь этажом выше.
Это был он. Вероника уже знала, что зовут его Артур, что он извращенец и что именно он причина пропажи ее Сони.
«Ждать, затаиться и ждать, — решила Вероника, — сейчас он снимет трубку…»
Артур действительно снял трубку:
— Слушаю.
— Ты чего, увлекся? На звонки не отвечаешь, — послышалось на том конце телефонного провода.
— Мотя, я только что вошел.
— Не гони волну, я тебе звонил пять минут назад…
— Я только что вошел, — повторил Артур. И выругался.
— Возможно, в понятие «вошел» ты вкладываешь другой смысл.
— Я говорю, только что вернулся и, кстати, обнаружил открытой дверь своей квартиры…
— Я тебе звонил, ты снимал трубку, сопел, я думал…
Антипов посмотрел на письменный стол.
— Здесь кто-то был! — завопил Артур. — Пропала фотография!
— Какая? — поинтересовался Мотя.
— Да этой девки, которую я вам отдал!
— Да небось сам затискал фотку эту, — хохотнул Мотя.
— Она тут лежала, на столе!
— Ну завалилась куда-то.
— Может, и завалилась, — чуть успокоился Антипов, заглядывая под стол.
— Но ты смотри у меня, — голос Моти стал грозным и резким, — если наведешь, то пеняй на себя. Из-под земли достану! Меня твои дела не волнуют, так что, даже если возьмут тебя с твоими малолетками, молчать как Зоя Космодемьянская, понял?
— Конечно, Мотя, конечно, — мелко закивал, словно собеседник мог его видеть, Антипов, — мы же с тобой уже об этом говорили…
Он положил трубку и сел на диван. На сердце у него было неспокойно.
24
От природы Лейла Ладода была черноволосой. Однако теперь, как это часто делают восточные женщины в более почтенном возрасте, она вытравила свои волосы, став блондинкой, что, против обыкновения, не прибавило ее чертам мягкости — они стали еще вульгарнее. По ее лицу можно было с легкостью прочесть всю ее биографию. Впрочем, на нем остались и следы, что называется, былой красоты, а двигалась она всегда как королева — медленно и плавно.
Родилась и провела первые несколько лет своей жизни Лейла в татарской деревне на Волге, а через какое-то время родители ее перебрались в Казань. Родители были необразованные: мать работала уборщицей при школе, отец пил, в доме царила неприкрытая нищета, которая Лейлу, как человека живого, сообразительного и с большими претензиями, ужасно оскорбляла. Вся убогость ее жизни и ее нарядов ей страшно не нравилась, казалось, что старые вещи, которые перепадали ей от родственников, липнут к телу и уродуют его. На самом деле, Лейла в те годы обладала достаточно хорошей, хоть и не выдающейся фигурой, и испортить впечатление от нее было довольно сложно. Более всего Лейла нравилась стареющим мужчинам…
Еще в детстве Лейла обладала характером решительным и напористым, была необычайно самостоятельна и, кроме того, чувственна. В период полового созревания она словно сошла с ума, появляясь в школе и на улице исключительно в коротких юбках, сильно накрашенной. Она много курила, тогда еще не взатяжку, находила немало удовольствия в дешевом алкоголе и довольно скоро попробовала быть с мужчиной — не оттого, что захотелось, а просто из собственного бесшабашного любопытства. Первый мужчина был старше ее на двадцать лет, и произошло это знаменательное событие в чахлых кустах сирени на пустыре, естественно под винными парами. После чего Лейла встала, отерла листьями грязь с коленей и направилась домой спать, удивленно спрашивая себя: так вот как это бывает?
Еще в нежном возрасте девочка влюбилась в школьного преподавателя географии, красивого и черноусого, который охотно ставил ей четверки по предмету, если она приходила на занятия в миниюбке, так что можно было вообще ничего не учить. Учиться Лейла и вовсе не любила, она чувствовала себя гораздо более взрослой, чем все ее одноклассники и одноклассницы, а уж вставать в школу в восемь утра и потом терять в бессмысленном просиживании за партой несколько часов своей бесценной жизни… Впрочем, в школе было легче, чем дома, — постоянные скандалы, мать называла ее шлюхой, отец норовил дать оплеуху…
Через какое-то время Лейла пережила более взрослую любовь, и это было чувство, окончательно изменившее всю ее дальнейшую жизнь. На сей раз мальчик был ненамного ее старше, учился в институте, считал себя гениальным художником. Ухаживал он красиво и волнующе, говорил всякие слова и даже обещал жениться — так что Лейла втрескалась в него без памяти и даже бросила ради него школу, чтобы больше времени проводить с любимым. Дома из-за постоянных сцен стало вовсе невозможно жить, и Лейла стала жить по знакомым, по пустым дачам в окрестностях города. У ее любимого Миши была собственная квартира, но Лейлу он почему-то к себе жить не приглашал.
