Галина Романова - Соперница с обложки
– До двенадцати точно Марианна Аллу не видела, – еле выдавил из себя Лозовский, поняв, что молчать дальше смысла нет.
– Как вы можете быть в этом уверены? – Дмитриев положил руку на компьютерную клавиатуру, пора было заносить показания в протокол. – Вы видели Аллу Волину той ночью?
– Да, видел. Знаете, а я ведь… – Лозовский выдернул запястье из рукава рубашки и ткнул пальцем в засохшую царапину. – Это ведь я был в кабинете Марианны.
– Я знаю, – спокойно отреагировал Дмитриев.
– Вы?! Вы знали, что это я был той ночью в кабинете?! – Ярослав смешался. – А чего же тогда не сказали мне, что вам все известно? Столько бы времени сэкономили!
– Ждал от вас признательных показаний, Ярослав. Был уверен, что вы все поймете и рано или поздно начнете говорить. Так что вы там взяли?
– Ничего. – Лозовский со вздохом покачал головой. – Я не нашел того, что искал. Хотя Алка и уверяла меня, стерва, но…
– Что вы искали там, Ярослав? Вы были один? Вас кто-то сопровождал? Когда вы в последний раз видели Аллу Волину? Вы были у нее на квартире той ночью?..
Андрей забросал его вопросами, едва успевая печатать под его сбивчивую диктовку. Потом, когда Лозовского увели, он долго вчитывался. Долго анализировал, сопоставлял и все пытался найти хоть какую-то брешь в его показаниях. Брешь, намекающую на то, что Лозовский с ним неискренен. Не нашел. Не нашел ни единой несостыковки.
Теперь еще следовало заручиться показаниями дежурившего в ту ночь на фирме охранника, который, поганец, дал-таки ложные показания – на это стоило давить по полной программе, – и можно будет Ярослава отпускать. Пока, правда, под подписку о невыезде, но держать его в камере Дмитриев смысла не видел. Куда как больше пользы будет от него на свободе, если к нему еще человека пристроить для наблюдения, то возможно, что и след Волиной в скором времени отыщется.
Итак, он сознался все-таки, что в ту ночь дважды встречался с Аллой Волиной. Первый раз он поехал к ней сразу после неудавшегося разрыва с Марианной Волиной. Тогда, не дав ему договорить, она трусливо сбежала. Лозовский сразу же поехал к Алле.
Если жечь за собой мосты, то все сразу, решил он. Марианна была очень умной женщиной, она сразу все поняла и, хотя и не дала ему договорить, догадалась о главном – их встреч больше не будет. Теперь следовало дать это понять и ее дочери.
Алла была дома. Бродила по квартире в куртке и сапогах, не замечая, что пачкает дорогие ковры на полу. Лозовскому не обрадовалась, скорее наоборот. А когда он сказал ей, зачем явился, то и вовсе вышла из себя.
– Диск тебе отдать?! – злобно хохотала она во все горло. – А вот пойди и возьми его сам, этот диск.
После пятнадцатиминутных уговоров Алла призналась, что хранит диск у матери на работе.
– Либо в столе, либо в сейфе. Я не говорила ей, что это за диск, просто просила припрятать, – самозабвенно врала Алла Волина. – Пойди и возьми, раз тебе так нужно.
И он, как последний глупец, купившись на ее ложь, пошел. Правильнее, поехал обратно на фирму с твердым намерением забрать диск из сейфа или стола, куда его припрятала Марианна.
– Что было на диске? – спросил Дмитриев.
А на диске были запечатлены сцены их с Аллой свиданий. Эта распутная дрянь, когда Лозовский к ней приходил, втихаря включала камеру. Записывала все, потом что-то стирала, монтировала. И со временем собрала неплохую подборочку кадров, о чем и сообщила ему за день до того, как его жизнь покатилась с горы огромным грязным комом.
Лозовский, мало сказать, обомлел от такой новости. Он был раздавлен, расплющен, взбешен. Ведь если его Наташа…
Его милая, чистая, славная Наташа увидит это, то ни о каком строительстве их совместного счастливого будущего не могло быть и речи. Она не поняла бы никогда. Она не приняла бы эту часть его прошлого как нечто само собой разумеющееся, оно гремучей гадиной пролегло бы между ними, все отравив.
О Марианне он в тот момент не думал.
Ярослав беспрепятственно вошел в офис, поскольку ключ от входной двери у него имелся. Поднялся к себе, потом осторожно пробрался по бордюру к раскрытому окну кабинета Волиной, обыскал весь кабинет и таким же путем вернулся обратно. Диска он не нашел, как ни старался. Только руку поранил и наследил везде своей кровью. Главное, заметил, что поранился, уже в машине, а так бы непременно прибрал за собой. Подумал же он о перчатках, когда в столе и в сейфе шарил…
Не найдя диска, Лозовский снова решил поехать к Алле. Он понял, с опозданием, конечно, но понял, что она соврала ему. Не стала бы она держать такой убийственный материал против себя в кабинете матери. Наверняка диск у нее дома.
Алла ждала его приезда. Она все так же, не раздеваясь, блуждала по квартире, мурлыча себе под нос отвратительные садистские стишки, и время от времени заходилась истеричным смехом.
– Ищи, ищи, дурачок! Все равно не найдешь ничего! – хохотала она, когда Лозовский потрошил ящики ее шкафов, вываливая все прямо на пол.
Потом, когда необшаренной осталась одна лишь ее кровать, Лозовского осенило.
– А ну встань! – приказал он ей, нависая над кроватью, куда Алла завалилась прямо в куртке и сапогах. – Встань, говорю, дрянь!
Алла не подчинилась, поддразнивая его. И тогда Лозовский стащил ее с кровати, ухватив за сапоги.
– Вот откуда взялись на ее сапогах отпечатки ваших пальцев, – удовлетворенно кивнул Дмитриев.
– А что мне было делать?! Она же издевалась надо мной! Да она над всеми издевалась, никого не щадила, даже мать, хотя та сильно ее любила, – выпалил Лозовский и добавил с горечью: – Она все портила, к чему прикасалась. Все!..
Диск он нашел. Тот был прикреплен скотчем к внутренней стороне матраса. Лозовский вытащил его из коробки, просмотрел. За глаза хватило первых кадров, чтобы убедиться – это именно то, что он искал.
– И я ушел!
– Ссоры между вами не было?
– Нет. Мне не было нужды ссориться с ней. Она тоже молчала, хотя и орала поначалу, когда я тащил ее с кровати. Потом затихла.
– Она сделала себе инъекцию при вас?
Нет, этого не было. Этого никогда не было при нем. Он мог догадываться, мог строить предположения, натыкаясь порой на крохотные отметины на тыльной стороне ее локтя, но никогда не видел, как она колется, и потому уверен в том, что она употребляет наркотики, не был.
– Марианна тоже не знала.
– Вы уверены?
– Абсолютно! Иначе Алла тут же была бы помещена в клинику. Она бы ей не простила такого позора. Она вообще очень ревностно относилась ко всему, что подразумевало под собой понятие «подрыв репутации», – вспоминал окончательно разговорившийся Лозовский. – Даже свидания со мной скрывать пыталась, хотя все об этом знали.
– Может, она чьего-то гнева побаивалась? – осторожно намекнул Дмитриев.
– Нет, она никого не боялась. Она для этого была слишком независимой. Но вот не любила, чтобы за ее спиной злословили. Опять же дочери стеснялась. Считала, что та не простит матери романа с мужчиной много младше ее. Который с ее дочерью, по сути, почти ровесник.
– А дочь тем временем соблазняла маминого любовника, тайно ненавидела собственную мать и продолжала тянуть из нее деньги, – подытожил Андрей. – Как считаете, на что ей нужна была такая крупная сумма? Она ведь была у матери в четверг накануне своей смерти и просила у нее баснословные деньги. Как думаете, на что?
Лозовский думал минуту, не больше.
– Да ни на что! Наверняка чтобы просто позлить Марианну. Она могла такое выкинуть! Не могло у нее быть ни долгов, поскольку она не играла, ни планов никаких. Она совершенно пустым человеком была.
– И тем не менее ей удалось соблазнить вас, – покачал головой Дмитриев.
– Да, удалось, – покаялся Ярослав, машинально снова потрогал поджившую ранку и проговорил: – Может, это с моей стороны было своего рода местью Марианне, на знаю.
– За что же, господи, ей было мстить?
– За что? – Лозовский невесело ухмыльнулся. – За волю ее, за несгибаемость, за то, что понять ее было трудно. Почти невозможно ее было понять… Как я ни старался… Напакостив ей таким вот образом, пускай и тайно, где-то в подсознании я, видимо, считал, что одержал над ней победу. Первый раз за столько времени. Идиот!..
– Она никогда не простила бы вам этого, вы понимаете?
– Да, никогда, – кивнул Ярослав, поражаясь тому, как тонко способен чувствовать сидящий напротив парень в погонах.
Никто не обязывал его копаться в чувствах Лозовского. Он был призван лишь сухо излагать на бумаге факты, подтверждающие или опровергающие вину подозреваемого. А он, может, и не сопереживает, но понять старается.
– Итак, когда вы уходили от Аллы Волиной в начале двенадцатого ночи, – поставил точку в допросе Дмитриев и откинулся на спинку стула, – она была еще жива.
– Живее всех живых, – подтвердил Лозовский. – И умирать вовсе не собиралась.
– Это вы к чему?
– Это я к тому, что ни о каком самоубийстве и речи быть не могло. Она мне даже платье показала, в котором на субботнюю вечеринку собралась. Убивать она себя не стала бы. Так что… Либо она сама ошиблась в дозировке, либо ее убили.
