Андраш Тотис - На острие меча
— На взгляд Дэмуры, эти стычки с якудза начаты по частной инициативе Нисиямы и его людей.
Шеф произнес эту фразу в утвердительной форме, однако тотчас умолк и бросил взгляд на Куяму. Тот поспешно кивнул.
— Совершенно верно, Кадзе-сан.
— Возможно, Дэмура прав, — заметил Кадзе с едва уловимой насмешкой в голосе. — Однако благодаря ему вся империя Ямаоки ввязалась в войну. Ведь у него застряло предложение Камады о перемирии, именно он нанес самый ощутимый ущерб якудза, и главари банды явно пребывают в уверенности, будто бы он работает на клан Ямаоки.
Куяма не решился спросить, с чего шеф это взял. Он не мог понять, к чему Кадзе говорит ему об этом. Желает преподать наглядный урок молодому, только начинающему карьеру сыщику? Или рассчитывает, что его высказанное эзоповым языком пожелание будет передано Дэмуре: пусть, мол, старик продолжает разжигать вражду между бандой якудза и империей Ямаоки? А может, шеф попросту размышляет вслух, не стесняясь присутствия сына своего лучшего друга детства? Поди тут разбери.
— Дэмура полагает, что якудза нанесут ответный удар во время гонок, и если он окажется прав, то дело действительно выйдет за рамки частной инициативы Нисиямы.
— Да, Кадзе-сан, — Куяма не всецело разделял мнение шефа, но ведь ему и не предлагалось привести контраргументы. Трудно было представить, чтобы Нисияма пошел на конфликт с якудза или на частное расследование без согласия Ямаоки.
— И скажу тебе еще кое-что, сынок. Дэмура делает это не случайно. Дэмура намеренно науськивает их друг на друга.
Это приветливое, давно не употребляемое обращение придало храбрости Куяме.
— Мне показалось, Дэмура и не помышляет о подобном.
— А ему и нет нужды обдумывать такие дела. Дэмура действует не раздумывая, это у него в крови. После войны, когда всяких банд расплодилось видимо-невидимо, такая тактика была нашим сильнейшим оружием. — Словно бы ностальгия прозвучала в его тоне. — Мечом и ножом бандиты сводили между собой личные счеты, даже трупы аккуратно подбирали и сами хоронили, а нам зачастую только и оставалось, что наблюдать за событиями да подогревать страсти.
Куяме доводилось слышать нечто подобное в Соединенных Штатах, где фактические свидетельства войны между гангстерскими бандами в период сухого закона демонстрировали с такой же гордостью, как японцы — меч сегуна Хидетаки. Уже тогда эта история пришлась ему не по душе. В детстве торжество справедливости Куяма представлял себе приблизительно так: если двое громко ссорятся или дерутся, то непременно тотчас же вмешается полицейский и наведет порядок. Провоцировать кровавые стычки полиции не пристало, ведь тем самым стражи закона косвенно признают собственную беспомощность и неумение ликвидировать преступные банды каким-либо иным способом. Во всяком случае, для японской полиции это недопустимо.
— Метод, разумеется, противозаконный, зато весьма эффективный, — продолжил Кадзе. — Никаких тебе судебных проволочек или апелляций защиты… И улики собирать не надо. Преступление уж как бы и несет в себе наказание.
— А какова участь победителей? — вежливо поинтересовался Куяма.
Последовала долгая пауза, прежде чем Кадзе ответил на вопрос.
— Часть из них была арестована.
Куяма погрузился в размышления. Те времена давным-давно миновали, а современная полиция обладает достаточной силой, чтобы вступить в открытую борьбу с бандами якудза. Однако слишком свежи были в памяти слова Дэмуры о тайной войне, объявленной империей Ямаоки преступному миру.
Кадзе, по всей видимости, не намерен был развивать тему, и Куяма, ухватясь за поручень, чтобы не толкнуть шефа при крутом вираже машины, вдруг подумал: а не с этой ли целью Кадзе привлек Дэмуру к расследованию?
Полицейские приближались к месту катерных гонок. Вот уже показался вздымающийся над водой изящный обвод трибуны и въезд на подземную автостоянку, и у обоих полицейских только мелькнула было мысль, что они вовремя успели, когда раздался взрыв.
Катера проходили последний круг. Выполнив разворот на самой отдаленной позиции, они на полной скорости мчали к берегу, словно бы ничуть не боялись врезаться в трибуну. Рев моторов усилился, позади катеров тянулся пенящийся след. Когда эта неудержимо несущаяся вперед фаланга впервые приблизилась к трибуне, большинство зрителей непроизвольно содрогнулись от страха. На четвертый заход лишь несколько человек ощутили внутри легкую дрожь, а остальные следили за буйком в том месте, где катера, кренясь набок, делали крутой поворот, чтобы вновь набрать скорость. Поначалу устроители разработали трассу соревнований с таким расчетом, чтобы технически сложнейшие повороты проделывались на виду у зрителей, близ трибуны. Затем выяснилось, что зрителей гораздо больше привлекают те этапы гонок, когда катера мчатся на предельной скорости. Теперь любители острых ощущений получили то, что хотели.
Катер-фаворит, лидирующий в гонках, естественно, был собственностью Ямаоки. Впрочем, никто и не сомневался в конечном результате, ведь истинной данью памяти умершего должна быть победа, а не минутное молчание, когда каждый мысленно прикидывает ход очередного этапа гонок.
Катера надвигались на трибуну, быстро увеличиваясь в размерах, и зрители опустили бинокли. Теперь никто не смотрел на световое табло, на трибуне смолкли все разговоры, каждый, затаив дыхание, не сводил глаз с приближающегося фаворита. Можно было даже разглядеть рулевого; наклонившись вперед, тот старался не пропустить отрезок трассы, где следовало резко затормозить. Место это ничем не отмечено, здесь может выручить лишь опыт, с точностью до дюйма подсказывающий нужный момент. Затормози гонщик метром раньше — и его догонят остальные, проскочи он лишний метр — и катер прибьет к берегу… События разыгрались столь стремительно, что многие зрители не сразу поняли, что произошло, и расспрашивали сидящих рядом. Люди вскакивали на сиденья, чтобы получше разглядеть происходящее. С левого крыла трибуны доносились крики, крайние сектора тонули в клубах дыма, откуда вырывались языки пламени. А произошло вот что. Лидирующий катер не замедлил ход и не заложил вираж. Те из зрителей, кто уловил смысл происходящего, застыв от ужаса, смотрели на гонщика, безуспешно пытавшегося повернуть штурвал. Видимо, почувствовав, что попытки его безнадежны, рулевой стал торопливо выбираться из кабины. При такой скорости удариться о воду — все равно что грохнуться об асфальт. И все же этот вариант казался лучше, нежели… Гонщик не успел спрыгнуть за борт. Буй находился от трибуны метрах в ста. Катер мчал со скоростью не меньше ста двадцати километров, то есть проходя километр за полминуты. Стало быть, короткий, стометровый отрезок до трибуны он преодолел за какие-нибудь три секунды. Мгновением раньше судно горделиво приближалось к месту разворота, а в следующий миг ракетой устремилось к берегу. Ну а затем раздался взрыв, к небу взметнулись языки пламени, охваченных паникой людей окутали черные клубы дыма.
Дэмура этой картины не видел. Он находился на берегу, стараясь отыскать телефонную будку. Ему пришла мысль позвонить в полицию и сказать, что по заданию террористической организации он подложил бомбу на один из гоночных катеров. Дэмура полез было в карман за мелочью, и в этот момент раздался взрыв. Вытащив носовой платок, старик вытер мгновенно вспотевший лоб. Он сожалел, что все так случилось. Ему жаль было погибшего гонщика, жаль несчастных женщин на трибуне, истошно кричащих от ужаса и боли, жаль тех людей, что неминуемо будут задавлены в случае паники, жаль пострадавших от осколков. Но в некотором отношении он, можно сказать, успокоился. Наступил конец состоянию беспомощности и бессилия, когда не знаешь, как быть и что предпринять. Состояние это было абсолютно непривычным для Дэмуры, и оно измотало его больше, чем мысль о том, что в какой-нибудь сотне метров от него произошла чудовищная трагедия. Послышался рев сирены, и Дэмура увидел, как полицейский автомобиль, внезапно затормозив, наполовину перекрыл дорогу; из машины выскочили Кадзе и Куяма. Было интересно наблюдать за ними со стороны. Ни тот ни другой не бросились к горящему катеру, вокруг которого сновали пожарные, не поспешили на помощь полицейским, пытавшимся предотвратить панику и поскорее вывести людей из аварийной зоны. Кадзе озирался по сторонам, словно искал кого-то. Дэмура отодвинулся поглубже в тень. Затем из людской сутолоки выбрался полицейский офицер и побежал к Кадзе, на ходу отдавая честь. Дэмура отвернулся. Смотреть, как высокий столичный чин принимает на себя руководство действиями, было совсем неинтересно. Мог бы подоспеть и пораньше! Дэмура сокрушенно покачал головой. Долгое время ему казалось, что нападение будет совершено на правящую верхушку империи Ямаоки: грех не воспользоваться таким случаем, когда ведущие деятели собрались все вместе. Возможно, бандиты именно на это и рассчитывали, и лишь в последний момент выяснилось, что осуществить замысел им не под силу. Или же они по-прежнему уклоняются от прямого столкновения и взрыв катера — всего лишь грозное предостережение? Трудно судить. На его взгляд, кровавая трагедия слишком чудовищна, чтобы расценивать ее как предостережение, но ведь времена меняются. Вот ведь и якудза не те что прежде. В былые годы гангстер, прибегающий к столь трусливым, подлым методам борьбы, когда гибнут безвинные, совершенно посторонние люди, а неприятелю наносится лишь чисто символический материальный ущерб, — такой гангстер мгновенно потерял бы всякий авторитет… Дэмура взглянул на табло, где отмечались результаты гонок. Все остальные катера благополучно пришли к финишу, результаты соревнований — если, конечно, их не опротестуют — пока считаются действительными. Дэмура не помнил, на какое судно он делал ставку, но в одном был уверен: его катер не принадлежал Ямаоке.
