Наталья Солнцева - К чему снится кровь

– Старик, слушай, помнишь, ты мне вчера рассказывал про то, как тебе помогли разобраться с конкурентом, который на тебя шибко наезжать стал? – Игнат старался, чтобы голос не дрожал.

– Что, и колдунам покоя нет от конкурентов?

– Да нет, тут другое. Женщине одной помощь нужна. Дай телефончик этого, как его…

Выпито в сауне было изрядно, поэтому Игнат никак не мог вспомнить имени нужного человека. Однако упоминание о женщинах сделало свое дело. Как тут не помочь? Жорик хихикнул.

– Красивая?

– Что? А… Невероятно красивая. – Игнат посмотрел на черные пышные волосы Валерии, алые губы, точеную фигуру. А ведь она действительно красавица, что-то восточное. Индия…

– Записывай, друг.

Жорик продиктовал телефон Влада и предупредил, что люди это серьезные, с ерундой к ним лучше не соваться.

– Я слушаю. – Сиур торопился и впопыхах чуть не уронил мобильник.

– Это я.

– Тина, я так рад, что слышу тебя! Я только что звонил тебе несколько раз, но ты не отвечала.

– Ко мне приходила Вера…

Голос Тины звучал ровно и чуть насмешливо.

Сиур впервые за годы отношений с женщинами не нашелся, что сказать. Повисла пауза.

– Мы поговорили.

– О чем?

– О тебе.

Тина замолчала. В горле у него пересохло. Черт, что с ним происходит? Он чувствует себя, словно мальчик, которого застигли за кражей печенья из буфета. Сиур потянулся за сигаретами – пачка оказалась пуста.

– Тина, – он запнулся. – Мы оба жили. Как могли, как умели. Я не виноват перед тобой, но все равно хочу, чтобы ты меня простила. За всех женщин, которых я… – Он хотел сказать «любил», но подумал, что это было бы неправдой. – …которым я дарил свое внимание. Наверное, я не должен был. В конце концов, это никогда не приносило мне полного удовлетворения! Но это было. И я не хочу, чтобы ты думала об этом, страдала из-за этого. Сейчас я твой. И всегда был твоим. Ты меня слышишь?

Он вдруг испугался, что она положит трубку.

– Не клади трубку!

– Нет. – Она ответила отстраненно.

– Подожди… – он почти кричал. – Что «нет»?

– Я не кладу трубку. Я тебя слушаю.

Сиур вздохнул с облегчением, как будто только что получил отсрочку смертного приговора.

– Тина! – он вложил в звуки ее имени всю мольбу… извечную мольбу человека о понимании. – Я должен уехать на время. Это связано с моей работой. Не скучай. Деньги тебе Влад передаст, до моего приезда хватит. Я скоро вернусь к тебе. Я всегда возвращаюсь, ты теперь знаешь.

Она вспомнила слова Веры – «он всегда возвращается», – и предательский комок подступил к горлу.

– Будь осторожен… – Тина сглотнула набежавшие слезы, стараясь говорить нейтральным тоном.

– Влад останется с вами. Можете на него во всем положиться. Привет Людмилочке.

– Спасибо.

Разговор, казалось, был окончен, но оба медлили.

– Сиур… – ее голос дрогнул.

– Что, дорогая?

– Возвращайся…

Он ничего не успел сказать ей, как в трубке раздались гудки.

ГЛАВА 19

…Море лениво накатывало на пустынный берег, поросший низкими чахлыми маслинами и жухлой травой. Солнце стояло высоко, ослепительно сверкая в раскаленном добела небе. Все живое попряталось в норы, в спасительную тень. Горячий песок обжигал ноги женщины, идущей по самой кромке прибоя. Она подняла выше подол кремовой туники, красиво задрапированной, скрепленной золотыми фибулами.

Не прекращающийся несколько недель зной погрузил небольшой город в спячку. Сонливая тревога – в такие странные слова можно было облечь то состояние, в котором находились ело немногочисленные жители, в основном богатые и знатные патриции, уставшие от сутолоки и потрясений великого Рима. Они искали уединения и роскоши, застраивая побережье дорогими изысканными виллами, за которыми тянулись нескончаемые виноградники.

Патриции любили вино, женщин, философские споры, обильные пиры, бани, военные утехи и жестокие зрелища. Римляне поклонялись сильному мужскому телу, буграм мышц под закаленной солнцем и ветром кожей; железной дисциплине в бою, безжалостности к противнику и духу отваги, культивируемому в римских легионах.

Римский легион, несокрушимый и мощный, способный успешно противостоять намного превосходящим силам противника, отражал мировоззрение общества, которое молилось силе, искусству боя и крови. Густая кровь поверженных врагов возбуждала, играла в сердцах, подобно хмелю в амфоре с молодым вином.

Кровь, ярость и пот на разгоряченных сражением могучих мужских телах вызывали у женщин причудливые и дикие желания… Даже весталки [8] , дающие обет целомудрия, ходили смотреть на гладиаторские бои.

Женщина в кремовой тунике накрыла черноволосую голову покрывалом. Жарко. Ее волосы, завитые и уложенные на затылке, тяжелым узлом спускались на шею. Толстые золотые браслеты на запястьях нагрелись на солнце. Она ждала кого-то, всматриваясь в дрожащую от горячего воздуха туманную даль, нетерпеливо покусывая полные губы. Ее нельзя было назвать красавицей – тяжеловатое плотное тело, круглое лицо, – но была в ней какая-то внутренняя стать, гордое достоинство, легкость движений, грация, порывистость и горящий взгляд темных глаз. Она привлекала. Ее нужно было воспринимать всю целиком, как грубоватый диковинный цветок, отдельные лепестки которого невзрачны, но весь он, с затаившейся внутри влагой и пушистой сладкой пыльцой, – восхитителен.

Глухой стук копыт привлек ее внимание. Всадник в шлеме с развевающимися на ветру перьями остановился поодаль, спешился, подошел. Он смотрел на женщину прищурившись, она улыбалась.

– Прости, я немного задержался. Твой муж еще здесь?

– Муж уехал в Рим, вчера вечером. Ему не нравится эта погода. Он предчувствует недоброе, говорит, это плохой знак. Он хотел, чтобы я тоже ехала.

– Ты поедешь?

– Конечно, нет, – она удивленно взглянула на него. – У тебя завтра бой. Я хочу видеть! – В ее голосе зазвучали знакомые капризные нотки.

Она пошла вдоль берега. По ее спине струились черные кудри, которые не могли удержать никакие шпильки. Тело у нее под туникой белое, упругое, покрытое темным пушком. Римлянки все страдали от избытка волос на теле, прибегали к различным ухищрениям, но только не она. Эта женщина любила себя такой, какой ее создала природа, и не боролась с ней.

Мужчина шел сзади, чувствуя, как помимо воли его охватывает желание, сжимает огненным кольцом, все сильнее и сильнее. И вот он уже весь опутан невидимыми сладостными щупальцами, не в силах ослабить их смертельную хватку. Почему так происходит с ним? Он пытался освободиться от этого жестокого плена и не мог…

Его никогда не тянуло к женщинам так … Он был воином, брал их силой, как трофей, удовлетворял свои потребности и тут же забывал. Он был непостоянен, как ветер, и, как ветер, свободен.

– Я выиграю этот бой завтра. И любой другой бой. – Он глубоко вздохнул. – Мне стало скучно драться. Эта игра больше не увлекает меня, потому что мне слишком легко побеждать. Великий Зевс! Я режу людей, словно мясник! Реки крови протекли у меня между пальцами. – Он посмотрел на свои руки, сильные, с широкими запястьями. – А звери? Ты помнишь того красивого барса, которого я убил в прошлый раз, чтобы эти пресыщенные и развратные ублюдки могли потешиться?

– Они обожают тебя и осыпают золотом. Хотя ты давно богаче любого из них, – женщина усмехнулась. – Почему ты все еще продолжаешь выходить на арену?

– Потому, что я больше ничего не умею делать так же хорошо. Да, я богат. Но дерусь не из-за денег. Упоение боем – это как дурман, как опьянение. Когда у меня в руках оружие, я чувствую себя императором Рима. Мое тело – это машина, созданная для того, чтобы убивать. Боги предназначили мне такую судьбу, а с Богами не спорят.

Женщина улыбалась уголком губ.

– Ты никогда не споришь с Богами?

– Нет. – Он помолчал в раздумье. – Разве что только из-за тебя.

Он подошел и осторожно, стараясь не поранить надетым на него железом, обнял ее, прижал к груди. Длинный черный локон змеей заполз за ворот его тонкой кожаной кольчуги, покрытой золочеными металлическими бляхами.

– Поцелуй меня!

Она осталась недовольна.

– Еще… – Женщина была требовательна и нетерпелива.

Ее губы имели солоноватый вкус, белое тело вздрагивало от ласк, глаза медленно закрылись.

– Из-за тебя я готов поспорить с Богами, – шептал он, – а если понадобится, то и сразиться с ними. Владей же мною, как только ты одна умеешь! Когда тебе надоест этот сон, прерви его острым клинком. И мы с тобой начнем смотреть новый, рано или поздно. Я увидел тебя и понял, что отныне не принадлежу себе…