Екатерина Лесина - Хризантема императрицы
– Дарья, мне кажется, что мы должны серьезно поговорить. То, что случилось с Милославом, закономерно, но... нелогично. И да, это я помог ему, воспользовался кой-какими старыми связями. И сделал это отнюдь не потому, что так уж люблю родственника.
И снова нет страха, а надо бы, ведь Серж не просто пришел сказать, это он бы сделал раньше. Нет, ему нужно что-то. И Даша догадывалась, что именно.
– Я тебя понимаю. Нет, действительно понимаю, ведь тебе пришлось тяжело, – ногтем большого пальца он скреб обручальное кольцо, точно желая счистить одному ему видимую грязь. – Я был неправ, когда взвалил на тебя то, что должен был делать сам. И эти сокровища...
Первая иголочка страха, лед возле сердца – ни вдохнуть, ни выдохнуть, малейшее движение, и она прорвет тонкую сумку перикарда и воткнется в мышцу.
А скажут – сердечный приступ.
– Их на самом деле уже не существует, – печально добавил Серж, глядя поверх очков. Нет, не обманешь, он ведь не верит, что их не существует, он просто пытается понять – удалось ли найти.
– Да, я уверен, что мамины драгоценности потеряны навсегда. Она их продала или отдала, или вообще потеряла... что ждать от сумасшедшей?
Снова пауза и еще один взгляд.
– Но ты потратила на поиски несколько лет жизни, поссорилась со мной, обрекла себя на существование в одной квартире с безумицей, но когда к ней добавился буйный алкоголик – не выдержала. Нет, Даша, не бойся, я не буду тебе вредить. Я поэтому пришел.
И вовсе не поэтому, а потому, что ее решение подтолкнуло и его.
В пятой квартире часто ссорятся, об этом говорят шепотом, осторожно, но говорят.
Взглядом ли она себя выдала, неловким движением или равнодушием, за которым тщательно прятала остатки эмоций, но Серж вдруг подался назад, ударившись о холодильник, выругался так, что Дашка покраснела, и совсем другим голосом сказал:
– Только не отрицай, что ты к этому руку не приложила? Дашка, я тебя знаю... а еще знаю, чем вы там занимаетесь. Новое лекарство, верно? Для сердца... Дашка, ты должна мне помочь!
И Дашка помогла. Спустя месяц Серж стал вдовцом, а во второй квартире сделали ремонт.
– Горе сближает, – решили соседи, глядя на разом потеплевшие отношения брата и сестры.
И это было правдой.
Леночка
Свет погас, когда Леночка принимала душ. Она как раз смыла пену, вышла из кабинки и, укутавшись в огромное, мягкое полотенце, принялась разглядывать себя в зеркале. Раскрасневшаяся, она казалась себе обыкновенной, простоватой и чем-то напоминающей бодрых девиц, которых рисуют на пачках с молоком. Мокрые волосы завивались мелким бесом, на бровях блестела вода, щеки алели здоровым румянцем, и на шее, и на плечах проступали веснушки.
Собственное отражение удручало, и Леночка подумала, что хорошо бы вообще его не видеть. Тотчас же, словно спеша исполнить невысказанное желание, лампочка мигнула раз-другой и погасла.
– Мамочки, – сказала Леночка, на всякий случай уцепившись за край умывальника. И совершенно растерялась: ванная комната была огромной, пол – скользким, а в какой стороне находится дверь, Леночка забыла.
Справа? Там, кажется, ванна стоит. Или ванна слева? А стойка с полотенцами и халатами где? И туалетный столик, нехорошо будет споткнуться о него. Ко всему столик стеклянный и, споткнувшись, Леночка вполне может его разбить.
К счастью, растерянность ее была недолгой, потому как в дверь постучали.
– Лена? С тобой все в порядке?
– Да! – не слишком уверенно ответила она, сделав первый шаг в темноту. Заодно и полотенце поплотнее закрутила. Халат бы найти, но если начнет искать, то точно дверь потеряет.
...тише, тише, глупенькая мышка, кошка рядом, кошка слышит. Шелест листьев за окном, тень крадется в спящий дом, нужно лишь закрыть глаза...
Нельзя, нельзя закрывать! Случится что-то страшное, пахнущее ландышами и корицей, и капелькой лимона... лимонный сок и яичный белок, отбеливающая смесь для кожи, застывающая на лице тончайшей пленкой, которая, высыхая, превращается в плотную маску, а та трескается и сползает с кожи лохмотьями.
Страшно.
Особенно в полумраке, когда вместо яркого света – круглый шар ночника на подставке и круглая же луна за окном.
Опять? Это не ее воспоминания, чужие, которых Леночка знать не желает. Она кинулась туда, где теоретически находилась дверь, налетела с разбегу на столик, упала со звоном, грохотом и закричала от боли.
– Лена? Лена открой! – Герман стучал в дверь, совсем рядом.
– Я... я в порядке! Я на столик наткнулась! Я... я сейчас.
Чуть позже, сидя на кухне возле умывальника, она держала в руках граненый стакан со свечой и морщилась от прикосновений пропитанной перекисью ваты.
– Зашить надо, – сказал Герман, прилаживая самодельную повязку. – И проверить, чтобы стекла не осталось.
Леночка мотнула головой и закусила губу.
– Ну и зря, воспалиться может.
Ну и пусть. Сейчас ею двигала не логика, а детское упрямство, неосознанное, нечувствительное к доводам и объяснением, основанное на алогичном желании быть здесь. И понятие «здесь» включало и кухню, в темноте кажущуюся необъятной, и эту странную квартиру, и этот дом, и – данный факт Леночка воспринимала с обреченным смирением – Германа. Еще, пожалуй, можно было бы включить и свечу в подстаканнике, и грозу за окном, далекую и потому нестрашную, и даже боль от полученных порезов.
– А она спит? – спросила Леночка шепотом.
– Императрица? Нет, не спит. У себя. На дождь смотрит, – он ножом вспорол бинт, разделяя на две части, обернув которые вокруг лодыжки, завязал плотным узлом. – Она любит дождь.
– Почему?
– Почему любит? Откуда ж мне знать.
– Нет, почему ты ее Императрицей называешь? – Леночка поставила стакан на стол и подумала, что совсем скоро свет дадут, а значит, придется задуть свечу, и факт этот ее огорчил почти до слез.
– Ну... это долго. И вряд ли интересно.
– Интересно. Смотри, она – Императрица, ты – наследник, будущий император, ведь так получается?
– Не так, – он поднялся и, сложив бинт, перекись и вату в аптечку, спрятал ее в один из кухонных ящиков. – Она – императрица, это да, а вот мне императором точно не быть. Физиономией не вышел. Дарья Вацлавовна – человек специфический... мягко говоря. И я не только о характере, с биографией у нее тоже далеко не все так ажурно, как с виду кажется. Вообще Императрицей ее один человек назвал, мой... знакомый, которому в свое время случалось прибегать к ее услугам.
– Каким? – боль в ноге утихала, а любопытство, наоборот, росло. Больше всего Леночка опасалась сейчас, что Герман замолчит, отделается шуткой или вовсе велит к себе идти. Но он только хмыкнул и сказал неопределенно:
– Разным. В некоторые подробности лучше не вникать. Тот мой знакомый погиб в конце девяностых, правда, до того на тот свет отправились многие из его друзей, причем в большинстве своем в виду причин заурядных. Инфаркт, инсульт, эмболия...
Слова с едким больничным привкусом, с запахом хвои и свечей, с призраком чего-то плохого, такого, к чему Леночке и вправду не хотелось приближаться.
– Она – медик, не хирург, но ученый, кандидат наук, докторскую защитить вот не успела, но говорит, что не жалеет, что ей и без докторской работы хватило. Специалист по сердечно-сосудистым... лекарство разрабатывала.
Леночка кивнула и замерла, потому что вдруг поняла, о каких таких подробностях предупреждал Герман. И лекарство, неизвестное, может быть даже полезное, способное спасти многие и многие жизни, вдруг представилось в виде склянки с нарисованными на крышке черепом да костями.
Инфаркт, инсульт, эмболия, лекарство – цепочка становилась длиннее, а знания, пусть случайные и здорово попахивающие сплетнями – опаснее. А Герман и не думал останавливаться.
– Слухи в свое время разные ходили, и что она на контору работает, и что крышует ее чуть ли не Кремль, и что на самом деле она только притворяется немощной старухой, чтобы спрятаться от ЦРУ...
– Да?
– Нет. Ерунда все. Выдумки. На самом деле она всегда сама по себе была, но удачно поймала момент, пришлась ко двору, сумела подняться, а потом и выйти вовремя. А те, кто считал себя круче, сильнее и уж точно здоровее, на кладбище теперь. Ее это забавляет.
– А тебя?
– А меня, если честно, пугает, – признался Герман и, подняв Леночку, пересадил на табурет. – Жжется?
– Неа. Все хорошо, – она потрогала повязку, на которой уже проступило темно-красное пятно крови, и спросила: – Ты ее боишься?
– Не знаю даже. Может, ее. Может, себя. А то мало ли, вдруг и вправду императором стану... знаешь, как это бывает? Один дракон сменяет другого на страже сокровищ. – Его выражение лица, задумчивое, даже мечтательное, было настолько нехарактерно, что Леночка проглотила вопрос, уже готовый сорваться с языка. Герман же, сев на край стола, повернулся к окну и сказал:
