Мэри Кларк - Я пойду одна

«Бог мой, неужели такое действительно возможно?» — думал Кевин.

Он опять ощутил тот электрический удар, что пронзил его при соприкосновении их плеч. Но Уилсон с сожалением решил, что с этой женщиной и в самом деле что-то не так, если фотографии из Центрального парка не фальшивка.

Принимая душ и одеваясь, Кевин не мог выбросить из памяти лицо Зан. Ее глаза, столь прекрасные и выразительные, смотрели очень печально… Не нужно было быть великим ученым, чтобы увидеть в них боль. Когда перед Уилсоном встал вопрос выбора дизайнера, сначала в студию Морланд позвонила Луиза и пригласила ту подготовить проект оформления образцовых квартир. Уилсону теперь казалось странным то обстоятельство, что Зан много раз приходила, чтобы увидеть квартиры, но они ни разу не встретились там. Он увидел ее только в тот день, когда она лично принесла эскизы и образцы тканей. А вот с Бартли Лонгом явился ассистент, который шел сзади и нес все папки.

«Это тоже причина тому, что мне этот парень не понравился», — подумал Уилсон.

Лонг тогда держался весьма неприятно.

— С нетерпением жду, когда мы начнем работать вместе, Кевин, — сказал он, как будто все уже было решено.

Без десяти восемь Уилсон был готов выйти из дома. Он надел спортивную рубашку, джемпер и брюки цвета хаки, поскольку собирался весь день провести в «Карлтон-плейс, 701». Бросив взгляд в зеркало, архитектор решил, что пора бы уже и подстричься, только не слишком коротко.

«Ребенком я носил локоны, и мама частенько говорила, что мне следовало родиться девочкой. У Зан Морланд длинные прямые волосы, темно-каштановые, оттенка японского мрамора. Вот не знал, что я еще и поэт!» — подумал Кевин, беря куртку и выходя из квартиры.

Если Луиза Кирк не появлялась ровно в девять, Кевину приходилось терпеть взрыв ее негодования по поводу того, что, похоже, в один прекрасный день вообще все движение в Нью-Йорке встанет. Однако сегодня она явилась на пятнадцать минут раньше.

Уилсон когда-то говорил ей, что во время утренней зарядки обычно смотрит телевизор, переключая каналы.

— Ты, случайно, не захватил сегодня шоу «Тудей», когда говорили о Зан Морланд? — с любопытством спросила она.

«Похоже, мы снова друзья, — подумал Кевин. — Меня опять называют по имени!»

— Да, видел кусочек, — ответил он.

Луиза не обратила внимания на отрывистость его фразы и заявила:

— Вот! Теперь всем ясно, что у бедной дамочки с головой совсем плохо, если те фотографии не монтаж! Могу поставить десять лет своей жизни на то, что они настоящие.

— Луиза, эта бедная дамочка, как ты называешь Александру Морланд, — чрезвычайно талантливый дизайнер и очень привлекательный человек. Нельзя ли нам оставить эту тему в стороне?

Уилсон почти никогда не давал понять людям, которых нанимал на работу, что именно он тут хозяин, но на этот раз и не пытался скрыть искренний гнев.

В детстве Кевин по настоянию матери брал уроки игры на фортепиано. Все трое — он сам, мать и учитель — прекрасно видели, что у него абсолютно нет музыкального дара, но удовольствие, получаемое при перебирании клавиш, меньшим от этого не становилось. Вот только играть хорошо он научился лишь одну песню — «Менестрель».

Теперь ее слова вдруг зазвучали в его голове: «Пусть весь мир сейчас тебя предает — меч все равно защитит, хоть одна арфа воспоет…»

Кевин гадал, есть ли у Зан Морланд кто-то, кто готов защищать и воспевать ее.

Луиза Кирк мгновенно все поняла и покорным тоном откликнулась:

— Разумеется, мистер Уилсон.

— Луиза, ты не могла бы обойтись без «мистера Уилсона»? Мы сейчас пройдемся по всему зданию. Возьми блокнот. Я хочу проверить кое-что. Нужно, чтобы меня выслушали тут несколько человек, это насчет качества работы.

В десять часов, когда Кевин, сопровождаемый секретаршей, показывал мастеру неровно залитые цементом полы в трех душевых кабинах в квартирах на тридцатом этаже, зазвонил его деловой мобильный. Не желая, чтобы его прерывали, он протянул телефон Луизе.

Она немного послушала, потом сказала:

— Мне очень жаль, мистера Уилсона сейчас нет поблизости, но я ему все передам. — Отключив телефон и вернув его Кевину, Луиза сообщила: — Это был Бартли Лонг. Он хочет пригласить тебя пообедать с ним сегодня или, если это неудобно, поужинать нынче или завтра. Что мне ему сказать?

— Мне пока не до того.

«Лонг, похоже, уже торжествует, считает, что получил заказ», — подумал Кевин, но тут же неохотно признался себе, что, похоже, так оно и есть.

Квартиры-образцы необходимо было закончить. Владельцы здания уже ворчали по поводу того, что его стоимость вышла за пределы запланированного, а работы никак не завершаются. Они хотели, чтобы квартиры наконец-то были отделаны, тогда отдел продаж мог бы приняться за работу. Но если Зан Морланд арестуют, она не сможет ежедневно присматривать за отделкой. Именно декоратор завершает процесс, когда все остальные внутренние работы заканчиваются.

Без четверти одиннадцать, когда Уилсон с Луизой вернулись в офис, пришел какой-то рабочий и поинтересовался:

— В какую квартиру складывать все ткани и прочее, сэр?

— О чем ты? Какое прочее? — не понял Кевин.

Рабочий, морщинистый мужчина лет шестидесяти, явно растерялся и пояснил:

— Я говорю, там уже начали привозить все то, что декоратор заказал для образцов.

За Кевина ответила Луиза:

— Скажи им, чтобы везли обратно. Мистер Уилсон не делал никаких заказов.

Кевин вмешался, сам не веря тому, что говорил:

— Пусть все складывают в самой большой квартире. — Он в упор посмотрел на Луизу и добавил: — Мы с этим разберемся, но сразу станем частью сенсационной истории Зан Морланд, если ты откажешься принять то, что привозят. Поставщики бросятся к журналистам. Я не желаю, чтобы наши потенциальные покупатели увидели этот дом в подобном свете.

Не смея показать, что она думает по этому поводу, Луиза Кирк кивнула и подумала:

«Да ты просто втрескался в эту леди, Кевин Уилсон!»

Дуракам закон не писан…

43

Мэтью уже по-настоящему боялся Глори. Все началось вчера, когда она накричала на него за то, что он забыл в прихожей свой грузовик, который увидела та леди. Мальчик убежал в чулан, и Глори заперла его там. Потом, позже, она сказала, что ей очень жаль, но Мэтью продолжал плакать и просто не мог остановиться. Он хотел к мамочке.

Ребенок все время думал о ее лице, видел перед собой лишь какие-то тени, однако помнил, как она закутывала его в свой халат. Он не забыл даже то, как ее длинные волосы щекотали ему нос. Мальчишке приходилось то и дело смахивать их с лица, но если бы мамочка сейчас была с ним, он не стал бы этого делать. Мэтью держал бы локоны так крепко, что никто не вырвал бы их из его рук, пусть даже мамочке стало бы от этого больно…

Еще позже Глори намазала ему волосы вонючей смесью и дала одну плюшку из тех, что принесла та леди. Но мальчику стало плохо, его вырвало. Только дело было не в плюшке. Мэтью знал, это случилось потому, что в те дни, когда мамочка не ходила на работу, они обычно вместе что-нибудь пекли. Это было воспоминание, вроде мыла под подушкой. Плюшки заставили его снова думать о мамочке.

После всего этого Глори начала стараться изо всех сил. Она почитала ему книжку, постоянно повторяла, что Мэтью очень умный и понимает куда больше, чем другие дети его возраста, но он не почувствовал себя лучше. Потом Глори предложила ему самому сочинить что-нибудь. Мэтью придумал историю о маленьком мальчике, который потерял маму и знал, что должен пойти и найти ее. Глори это не понравилось. Ребенок видел, что она устала заботиться о нем. Он тоже притомился и отправился на покой пораньше.

Мальчик спал уже долго, когда его разбудил телефонный звонок. Дверь комнаты была лишь чуть-чуть приоткрыта, но он слышал кое-какие слова Глори. Она говорила о ребенке, которого прячут от матери. Не о нем ли самом шла речь? Может, это Глори была виновата в том, что он сейчас не с мамочкой? Но ведь Глори ему объясняла, что мамочка захотела, чтобы Мэтью спрятали, потому что плохие люди хотели его украсть…

А если она говорила неправду?

44

Тед Карпентер вышел из полицейского участка ровно в десять, протолкался сквозь толпу репортеров и сосредоточил взгляд на машине, ожидавшей его.

Добравшись до нее, он остановился и заговорил в микрофон, оказавшийся прямо перед его лицом:

— Несмотря на эмоциональную неустойчивость моей бывшей жены Александры Морланд, я почти два года старался верить, что она никоим образом не причастна к исчезновению моего сына. Но те фотографии, которые вы все видели, представляют собой неопровержимое доказательство того, что я ошибался. Я могу лишь надеяться, что теперь ей придется сказать правду и что милостью Божьей Мэтью до сих пор жив.