Виталий Дёмочка - Строгий режим
— Тусанись возле него, а то он щас сам отдаст малёк на трассу.
С замиранием сердца Бандера следил, как Вано тёрся возле Юрия, делая вид, что показывает мужикам, как нужно правильнее сматывать нитки, которые они уже заканчивали, потому что от свитера уже почти ничего не осталось. На всякий случай Бандера пошёл и сел на парашу для подстраховки. Если Юрий не даст малёк Вано из-за только что возникшего инцидента со свитером, то понесёт его отдавать сам и откроет шторку параши, где была кабура. А увидев там якобы справляющегося по большому Бандеру не станет стоять и ждать, пока соседи подойдут на клич, а отдаст малёк всё равно сидящему на параше возле кабуры человеку, чтобы передал. Бандера даже бумагу зажёг для верности и штаны снял.
Но вместо ожидаемого в худшем случае Юрия шторку открыл Вано.
О, как будто удивился он и протянул малёк, посмотрев хитро. — На, передай.
Бандера сразу схватил малёк и крикнул как будто в кабуру.
— На, забери! — а сам сразу распечатал послание и с облегчением сжёг его, не читая. Подошедшему к кабуре соседу он сказал потихоньку с улыбкой: — Да это я не вам.
Сойдя с параши и помыв руки, он сразу залез на шконку, с которой слез только что писавший «письмо» Юрий и, посмотрев на него сверху вниз, подумал со злостью: «Нет, это чмо недостойно такой девушки». Внутри себя Бандера сознавал, что к неприязненному отношению к Юрию, как к сынку обеспеченных родителей, добавляется обыкновенная чёрная зависть, и это вызывает злость. Но поделать с собой ничего не мог.
— Встаньте там кто-нибудь на робота, — сказал Вано мужикам, уже расставив троих для сплетения коня и приготовив нитки. Встал один из арестантов, затачивающих возле умывальника ложку.
— Не-не, ты занимайся, — сразу вступил в разговор Бандера, — все заточки поотметали, сало нечем порезать. — Он посмотрел на Юрия и, постаравшись придать голосу дружеский оттенок, произнес: — Юрок, встань возле двери, чтоб глазок закрыть, пока коня не сплетут. А то, видишь, все делом занимаются, кто не спит.
Юрий нерешительно посмотрел на Витяя и остальных, видимо уже ища защиты или поддержки. Но они все играли в кешбеш, обкурившись и хохоча без умолку, и даже не слышали этот разговор. Пожав плечами, Юрий повернулся и пошёл к двери.
Удовлетворённо хмыкнув, Бандера проводил его ненавидящим взглядом и стал писать послание Ольге.
* * *Плетень негодовал. Заместо Лупатого и остальных, которых раскидали по хатам, привели целый отряд — 13 человек. Когда их заводили в отстойник, дубаки издевательски пошутили над ним: «Принимай этап, красный день календаря сегодня».
Хабаровский этап, который и без того был немаленький, по пути собирал ещё и народ со всех КПЗ до самого Уссурийска, так как ни в Лесозаводске, ни в Спасске, ни в других городах по пути больше тюрем не было. Почти всех сгружали в Уссурийском централе, потому что до Владивостока «билет брали» немногие. И из этой массы заключённых порой набиралось немало тех, кого в общие камеры администрация обязана не сажать по причине того, что их там могут убить.
Помимо красных оказалось ещё двое опущенных, которые тусовались буквально на параше, когда там никто не сидел, потому что места им попросту больше не было в тесном отстойнике. А так как приехавшие этапом постоянно переговаривались с приехавшими вместе с ними девушками, то им приходилось сидеть и жаться друг к другу в уголке, чтобы никого не задеть.
Но больше всего раздражало Олега не то, что спать сегодня будет тесно и ему придётся толкаться, а то, что слишком много глаз будут видеть, если он будет открывать малявы. А ещё и выхватить нужно как-то те, которые куму нужны, если пойдут. По тюрьме и так уже ходили слухи, что где-то потерялись несколько грузов, которые шли на женские хаты. И основное подозрение падало именно на восьмёрку, единственную «красную» часть дороги по этой стороне продола. Ещё хорошо, что пославшие камеры не поднимают сильный кипеш. А те, кто конфеты девкам слал вначале, вообще промолчали, может даже и не догадались.
Система контроля в тюрьме была несовершенна, это и спасало Плетня от конкретных наездов. Трассовые отмечались на сопроводиловке и пускали дальше только на «контрольных» грузах и мальках. Остальная «почта» шла сплошным потоком без контроля, и в принципе эти конфеты или ширпотреб мог заныкать любой трассовой, если он по жизни был крысой, а потом распаковать на параше в тихушку и присвоить содержимое. Так рассуждал Плетень, но сам больше решил ничего не брать, слишком много свидетелей. Да и если продолжать это делать, арестанты вычислят в конце концов, он это прекрасно понимал. Просто изначальная злость на черноту затмевала его разум и сейчас он радовался, что с «мусорским запалом» стрём-контроля с химкой всё обошлось удачно. Ему повезло ещё тем, что арестанты почти никогда не перечисляли пославшим, сколько и чего получали. В основном только благодарили кратко в мальке, а то и вовсе словесный прогон делали, что «всё дома, от души» или что-то вроде условных сигналов. Аженщины же вообще считали, что им шлют в порядке вещёй и благодарили не всегда.
В отстойнике никто не спал. Плетню пришлось дежурить возле кабуры, чтобы принять почту на них и на другую сторону продола. Опущенные уже надраили парашу для ночной дороги и сейчас на ней сидел Ваха, один из этапа, и любезничал с какой-то Светой.
— Я тоже тебя хочу, сладкий, — нёсся из параши приглушённый трубой, но всё же приятный женский голос.
— А как, Свет? — с довольной улыбкой на лице спросил Ваха.
— Сильно…
— Не-е, я говорю как именно? В какой позе?
— Ой, ну я вообще-то на коленках люблю, — раздался голос Светы, которая не комплексовала. — Но если б ты договорился и пришёл бы ко мне в Столыпине, я б тебе ещё кое-что приятное сделала.
— Что именно, Свет? — сделал сладострастное лицо Ваха.
В этот момент за спиной Олега раздался голос из кабуры.
— Восьмёрка, возьмите.
Он резко развернулся и принял большую жменю маляв и два груза. Перебирая их медленно, так как на глаза сразу попался нужный малёк из восемь семь, Олег старался боковым зрением рассмотреть, смотрит ли на него кто-нибудь. Один человек сидел прямо перед ним, и изъять малёк не было возможности. Ко всему прочему оказалось, что ещё и один груз был «В х18 Ольге с х87». Олег надеялся незаметно сунуть в рукав малёк, а тут ещё и груз был размером с большую кукурузу, в котором так же могла быть какая-то отписка.
В этот момент Ваха, узнав, что именно сделала бы ему Света в «Столыпине», закричал:
— А-а-а, Света, что ты со мной делаешь, бля, я же умереть так могу! — при этих словах он встал и все увидели его торчащий к потолку член, который хоть и был под лёгким трико, но выпирал явно.
Раздался весёлый хохот всех, кто видел эту картину. Кто не видел, сразу поворачивали головы туда, куда некоторые показывали пальцем и тоже начинали смеяться. Не смеялись только опущенные, которые догадывались, что за этим последует.
Воспользовавшись этим представлением, которое отвлекло всеобщее внимание, Плетень резко распаковал груз и высыпал его содержимое на свой матрас. Скомкав целлофановую упаковку вместе с обёрткой, на которой были написаны адресаты, он засунул комок себе в карман и сказал тому человеку, который сидел перед ним и уже опять смотрел на Олега.
— Поставь чаю, вон Лупатый конфет мне прислал, попьём.
— О-о-опа, мишка на севере, е-моё, — радостно качал головой этот сосед, доставая из мешка чифирбак, — сто лет их не видел.
Но боковым зрением Олег заметил, что эти шоколадные конфеты привлекли внимание почти половины весело смеющихся заключённых, а ещё нужно было как-то изъять малёк. Помог снова Ваха, который начал устраивать новое представление.
— Слышь, — повернулся он торчащим членом к тому стоящему рядом опущенному, который был помоложе. — Светка не сможет мне сейчас этот минет сделать. Придётся тебе…
Все сразу повернули головы опять на Ваху и засмеялись. Быстро глянув по сторонам, Олег резко засунул нужный малёк себе в карман и продолжил перебирать остальные, среди которых с удивлением обнаружил малёк на своё имя. Он положил его так, чтобы хорошо было видно надпись.
— Ну чё ты? Давай, детка… видишь же, я умираю… давай… — Ваха протянул опущенному пачку болгарских сигарет с фильтром и некоторые заключённые, поняв, что Ваха не шутит, перестали смеяться и повернулись опять к Плетню. Олег обнаружил ещё два малька в «18 Ольге». Но уже из других хат, из 78 и из 15А. Конечно, было интересно почитать, как прикатывают её эти донжуаны. Но он со «своими» конфетами был уже в центре внимания и радовался, что удалось хотя бы изъять нужное куму. Он засунул все остальные мальки и груз в целлофановый пакет и отдал одному из заключённых, чтобы отправил его по параше дальше. Сам же, быстро прочитав свой малёк, который оказался от Лупатого, стал писать Ольге, что он в сексе самый лучший, не то что «эти блатные наркоманы, которыми тюрьма кишит».
