Елена Михалкова - Пари с морским дьяволом
Лицо его с колючими черными глазами показалось Макару смутно знакомым, но сколько он ни перебирал в памяти известных ему личностей, никто похожий не всплывал. Он бросил взгляд на кисти рук: крепкие, широкие, рабоче-крестьянские. На правой, в которой была зажата хрустальная ножка бокала, сверкали два перстня, подходившие этому человеку не больше, чем попона гусю. Камень на среднем пальце отливал желтым, на безымянном – искрил холодным голубоватым огнем.
Заметив его взгляд, человек шевельнул мизинцем:
– Побрякушки от бабки. Память.
– Неординарная женщина была ваша бабушка, верно? – заметил Макар. – Зачем я здесь?
Мужчина помолчал, покачивая ступней. Ступня была обута в замшевый ботинок такого же песочного цвета, что и ковер. Светлые брюки со стрелками, тонкий кашемировый свитер, белый, с молочным оттенком… Если вначале у Илюшина мелькнула мысль, что перед ним начальник охраны, он быстро от нее отказался. Начальники охраны так не одеваются и не носят таких перстней. А самое главное – от начальников охраны не исходит такая мощная животная сила. Он буквально наэлектризовывал собой воздух. Макар улавливал эти волны очень хорошо. Он бросил быстрый взгляд на запястья хозяина. Часов на них не было, и он с уверенностью мог бы предположить, почему: бедные механизмы каждый раз странным образом ломаются, не прослужив и двух недель.
– Откуда вывод про неординарную?
– Второй вопрос вы предпочли проигнорировать?
– Сперва ответьте на первый.
Теперь настала очередь Илюшина молчать.
– Бабушка, судя по вашему возрасту, жила в советское время, – наконец сказал он. – В Советском Союзе все бриллианты необычных цветов были искусственного происхождения – это раз, и их гранили по-другому – два. Значит, либо это наследство – но тогда вы сказали бы «от прабабки». Либо куплены ею, но за границей. Я бы предположил, судя по размеру и цвету камней, что в Индии. Каким образом скромная русская женщина оказалась в Индии? Не говоря уже о том, что даже жена посла не в состоянии приобрести подобные бриллианты. Отсюда вывод: ваша бабка либо воровка, либо женщина легкого поведения и дикой красоты, сводившая с ума местных магараджей. В любом случае – неординарная.
Хозяин вскинул брови:
– Про магараджей и воровку – это вы серьезно?
– Еще есть вариант, что она вообще не из Союза, – прибавил Илюшин. – Скажем, состоятельная англичанка вышла замуж за русского Василия. Но у вас на лице написана рязанская губерния пополам с тамбовской, без всяких примесей. Так что от англичанки, по здравому размышлению, я бы отказался.
Мужчина поставил бокал на стол и вперил в Макара задумчивый взгляд. Человеку менее впечатлительному, чем Илюшин, под этим взглядом стало бы не по себе.
– Рязанская губерния, – повторил он и понимающе кивнул: – Вы пытаетесь вывести меня из себя! Ударили сразу в двух направлениях – по бабуле, светлая ей память, и по моему чувству… – он пощелкал пальцами, – назовем его чувством собственного величия. Между прочим, оно у меня в самом деле имеется. И даже замешано на моих корнях. Так что вы попали в точку. Вы действительно меня разозлили. Я мог бы вас утопить прямо здесь, не выходя из этого кабинета. Что это c вашей стороны – бесстрашие идиотизма?
Илюшин обвел взглядом каюту.
– Не наблюдаю здесь емкости с водой. Как вы собрались меня топить?
– Продемонстрировать? – осклабился его собеседник.
– Верю вам на слово.
– Правильно делаете.
Оба замолчали, оценивающе глядя друг на друга.
– Итак, вы меня не боитесь, – прервал молчание мужчина. – Это уже хорошо. Вы сразу попробовали тыкать в меня палочкой. Это скорее плохо. Характеризует вас как человека опрометчивого.
– Мне нечего терять, – пожал плечами Илюшин.
– Разве?
Повисла неприятная пауза. Мужчина тонко улыбнулся.
– Простите. Я не хотел вам угрожать, даже завуалированно.
– Однако все же угрожали, – пожал плечами Илюшин. – Предлагаю вернуться к тому, с чего начали. Зачем я здесь?
– Вы мне нужны.
– Сразу два вопроса: кому – вам и для чего?
Мужчина неторопливо повернул оба перстня камнем внутрь и скрестил руки на груди.
– Хорошо. Давайте по порядку. Зовут меня, как вы уже знаете, Никита. Без малого три месяца назад я велел своим людям взять вас без лишнего шума и привезти ко мне. К сожалению, в процессе…
– Три месяца? – с недоверчивой улыбкой переспросил Макар. Он долго смотрел на невозмутимое лицо собеседника, пока не понял, что это не шутка.
– Вы свихнулись? – с яростью процедил он. – Вы продержали меня здесь три месяца?!
– Чш-шш-ш! – его собеседник приложил толстый палец к губам. – Не стоит так нервничать, вам это не полезно. Если для вас это что-то изменит, скажу, что мне жаль.
– Вам жаль?! – заорал Илюшин.
Он не уловил момента, когда за его спиной оказался человек. Но понял, что сейчас лучше всего сидеть тихо и не делать лишних движений.
– Все в порядке, – успокоительно сказал хозяин, и это было адресовано не Макару.
Илюшин не услышал, а скорее почувствовал по колебанию воздуха, что тот, кто стоял наготове за его спиной, исчез.
Дверь каюты не открывалась, в этом он готов был поклясться. Значит, где-то поблизости есть второе помещение. Охрана дожидается именно там. Возможно, даже не один человек. Хотя, пожалуй, при наличии бойца, который умеет так передвигаться, еще один охранник не требуется.
– Вы потом познакомитесь с Саламатом, – пообещал Никита, будто прочитав его мысли. – Он вам понравится.
– Главное, чтобы я ему понравился, – не удержался Макар.
Никита усмехнулся:
– Это вряд ли. Хорошая собака любит своего хозяина и ненавидит прочих двуногих. Вы для Саламата – двуногий, один из сотен. Но мы отвлеклись. Я говорил вам о том, что, к сожалению, пришлось потратить время, чтобы вы вернулись в дееспособное состояние. Вам стоит сказать мне спасибо. Если бы не мои усилия, вы стали бы овощем. В лучшем случае – никогда не могли бы понимать человеческую речь. Да и говорить…
Илюшин готов был улыбнуться этой издевательской шутке. Но посмотрел на собеседника внимательнее и понял, что тот говорит серьезно.
– Знаете, Никита, вы мне напоминаете фрица из старого анекдота. Великая Отечественная война, Освенцим, маленькая еврейская девочка с щеночком на руках движется к газовой камере. К ней подбегает гестаповец и кричит: «Отдай собачку, живодерка!»
Никита вежливо улыбнулся одними губами.
– В чем же вы видите связь?
– В том, что это вашими усилиями я оказался на грани овощного существования.
– Но вы сопротивлялись, – напомнил хозяин и потянулся к бутылке, чтобы долить себе вина. – Может быть, вам неизвестно, но двоих моих людей вы практически вывели из строя.
– Какая жалость… – пробормотал Макар.
Никита вскинул брови.
– Жаль, что всего лишь «почти», – пояснил Илюшин. – Я надеялся, что угробил хотя бы одного.
– Вы были близки к этому. Что довольно неожиданно для человека с вашей физической подготовкой.
Вино забулькало, выплескиваясь из бутылки. Макар бросил взгляд на этикетку.
– Вам не предлагаю, доктор пока не одобряет, – мимоходом извинился хозяин. – Так на чем мы остановились? Да, вы ожесточенно сопротивлялись. Настолько серьезно, что едва не нарушили мои планы. А я, знаете ли, не прощаю, когда нарушают мои планы.
– Страшно огорчен, что расстроил вас.
– Зря паясничаете. У вас еще есть шанс исправить вашу оплошность. Многим я его не даю.
Илюшин прищурился, пытаясь понять, кто перед ним: идиот с манией величия? Человек, оторвавшийся от реальности? Он не мог разобраться в своем собеседнике, и это ему очень не нравилось. Теперь он был совершенно уверен, что где-то видел его раньше, но память по-прежнему отказывалась работать. «Неудивительно, если только этот стервец не соврал насчет трех месяцев».
Мысли Илюшина приняли другое направление.
– Вы сказали – почти три месяца, – медленно проговорил он. – А как вы обставили это для остальных?
– Для кого, например?
– Для моего напарника. Мы были вместе с ним в том доме, откуда меня похитили.
На лице Никиты отразилось искреннее удивление.
– Вы полагаете, я взял на себя труд как-то прикрывать ваше исчезновение? – Губы его тронула озадаченная усмешка. – Вы что, вопреки тому, что сказал мне доктор, до сих пор не все слова понимаете? Он говорит, пациент удивительно скоро восстанавливается, но эта ваша сенсорная афазия быстро не проходит…
Макар покачнулся и ухватился за подлокотники так, что костяшки побелели.
– Сенсорная афазия?
– Ну, если проще – глухота на слова. Доктор говорит, для вас все наши речи были как шум прибоя: слышать слышите, но не понимаете. Помните?
В висках заломило, как от ведра ледяной воды, выплеснутой с размаху на темечко.
– Сначала вы без сознания неделю валялись, потом началось: глаза открыты, изо рта что-то нечленораздельное вырывается, никого не слышите, ничего не понимаете. Мы вас под препаратами держали – сначала чтоб мозг отдохнул, оправился, потом – чтоб лучше восстановление шло. С вами целый штат работал – физиотерапевт, невролог, логопед, психиатр, мануальщики всякие…
