Тропой забытых душ - Лиза Уингейт
– Нет. Если добровольно, – признала я, но, видимо, скепсис все же дал о себе знать, потому что Паркер заверил меня, что, как близкий друг Сороки Блэквелл, он хорошо знает Брейдена и всегда находил работу для «мальчика», чтобы он «не попал в беду». Паркера не тревожило, что Брейден проводит время в лесу, и мне тоже беспокоиться не следовало. Сорока бы не стала возражать, хотя и «схарчила бы парня с говном» за то, что он забыл закрыть машину и взять ключи. По последним данным Элтона Паркера, Сорока проходила специализированное лечение где‑то за городом, но не сообщала никаких подробностей, предпочитая держать все в секрете.
Я спросила, нельзя ли мне быстро посмотреть, где жил Брейден, на случай если он оставил записку или другую информацию, и Паркер, пожав плечами, указал пальцем на будку передвижного офиса, втиснутую между сломанным бульдозером и экскаватором без колеса.
– Можете посмотреть на обратном пути.
Так я и сделала.
Затхлый воздух в душной при выключенном кондиционере будке пах старой смазкой и химикатом, который мне не удалось опознать. Не то инсектицид, не то гербицид. Беглый осмотр не дал ничего, кроме нескольких грязных контейнеров из-под еды, пустого блокнота на спирали, лежавшего на перевернутом ящике, служившем прикроватной тумбочкой, трех футболок «Паркер констракшен», брошенных на стул, и пары свободных штанов с большими карманами, лежавших на узкой кровати, напоминавшей больничную койку. Единственным, что было связано непосредственно с Брейденом, оказался расчетный листок от «Паркер констракшен». Сорок четыре рабочих часа по четыре с половиной доллара в час. Значит, парень работал на полную ставку, прежде чем решил уйти. За исключением этого, его жизнь оставалась полной загадкой.
– Ма-а-ам, – Чарли недоволен тем, что я долго не отвечаю. – А у нее есть ошейник?
– Какой ошейник?.. У кого?..
– У Мишки Зорры. У нее есть радиоошейник, или бирка, или отчет в базе данных? Должен быть, верно, если и раньше случались проблемы?
Он смотрит на меня с тревогой. Знает, что медведь, начинающий чувствовать себя слишком вольготно, получает всего один, ну, пару шансов на переселение под контролем. Два нарушения, максимум три – и все.
– Нет. За Зоррой ничего не числилось.
«Теперь числится». Первый рапорт на нее в систему управления данными о медведях ушел на этой неделе, но Чарли я этого не говорю.
– Хорошо, – он поджимает губы и облегченно выдыхает.
– Конечно.
Опершись локтем на стол, я кладу подбородок на ладонь и минуту-другую наблюдаю за сыном. Он такой милый, и его чувствительная натура отражается в серебристо-зеленых глазах – семейном наследии Боренов. Он уже давно не был таким открытым и спокойным – вероятно, за это следует благодарить садик и приходящих нянь. Моему отцу понравилось бы. Здесь, где мы с сыном только вдвоем, никто не мешает ему задавать вопросы, радостно интересоваться жизнью, миром и тем, как все устроено. Не мешает ему оставаться собой.
Веснушчатый нос морщится, и Чарли косится на меня.
– Мам?
– Да, приятель?
– Мне еще не нужно стричься.
– А?
– Помыться – это еще ладно. Но только не стричься.
– Ч-что? – смеюсь я, понятия не имея, о чем это он.
– Просто ты на меня так смотрела… Вот так вот… – встав на колени на стуле, он выдвигает подбородок вперед, пародируя мое выражение лица.
– Я смотрю на тебя, потому что ты милый, – я ерошу его буйные светлые кудри.
– Милый, как Мишка Зорра? – спрашивает он с улыбкой, шлепаясь на место.
– Я не знаю, милая ли Зорра. Еще не видела. Но едва ли ее можно назвать милой, когда она пропарывает дыру в палатке посреди ночи, чтобы стащить у тебя продукты.
– Только дураки хранят продукты в палатке.
– Эй, это нехорошее слово. Мы так людей не называем.
– Но это же правда. Подвесь еду на ветку или запри в контейнере, который медведю не открыть. Положи в палатку несколько камней, и, если Мишка Зорра придет… – тут он входит в роль, – …просто бросай в нее камни и кричи: «Убирайся, медведь!»
Его голос привлекает внимание большой группы, судя по всему, местных, которые собрались на субботний ужин. Они и сами изрядно шумят, но, судя по косым взглядам, мы с Чарли им мешаем. Я прикладываю палец к губам.
– Задействуй внутренний голос, – со смешком говорю я.
Чарли озадаченно смотрит на шумную компанию, потом просит разрешения сходить в туалет.
– Только я один, – говорит он.
Он в том возрасте, когда мне очень трудно сдержаться и не стоять возле дверей, вспоминая отчеты СНП об извращенцах, ошивающихся возле туалетов в кемпингах. Парки не избавлены от проблем общества. Более того, по хорошим дорогам негодяям легче добираться до отдаленных мест.
– Хорошо. Только побыстрее.
К счастью, туалеты здесь одноместные и закрываются на защелку.
Чарли уходит как взрослый, только крутит головой, чтобы разглядеть странную коллекцию изображений дикой природы и старых вещей, развешенных на стенах.
Подходит официантка, и ее улыбка кажется мне знакомой.
– Эй! А я вас помню, – жизнерадостно улыбается мне Джоуни с церковной игровой площадки. – Леди-рейнджер.
– Просто рейнджер. Мы не делаем различий по полу. Во всяком случае, когда это возможно.
– Здорово! Это просто круто! В самом деле. Так должно быть везде, – Джоуни смотрит на меня, и выражение женской солидарности на ее лице напоминает мне слова мистера Воуды о поколениях скандальных женщин, прокладывавших путь до нас.
– Вы правы. Так должно быть на каждой работе. Но, похоже, приходится менять одно место за другим.
Надеюсь, наступит день, когда молодежи вроде Джоуни при выборе карьеры не придется сражаться за право трудиться в избранной сфере, а мужчин вроде Фрэнка Феррела и старшего рейнджера Аррингтона перестанут гладить по головке за дрянную работу и ошибки. Феррел закрыл дело по останкам до того, как лег в больницу, а Аррингтон так занят собственными проблемами, что дал на это молчаливое согласие. Если не появится новая информация, на этом все и закончится. Управляющий, наверное, очень доволен. Меня злит, что я слишком загружена, чтобы размышлять об этом деле.
– Это точно, – соглашается Джоуни, и мы переходим к делу.
Я заказываю детскую порцию сома для Чарли и говяжий шницель для себя – это награда за обеды из чипсов и газировки на бегу в течение всей недели.
– Записала! – Джоуни вертит ручкой, потом указывает на меня. – А я подумала… Вы не придете поговорить с детьми в летней приходской школе? Мои девочки любят природу. Может быть, через несколько лет они тоже
