Шестеро против Скотленд-Ярда (сборник) - Кристи Агата
И еще одна вещь весьма хорошо вписывалась в схему того, что я собирался осуществить, – табак. Майор дымил, как фабричная труба, и был самым заядлым курильщиком из всех, кого я встречал, потребляя крепчайший трубочный табак, похожий на махорку, или дешевые сигары. Не существовало ничего, что он считал бы вредным для своих легких. Крупные и крепкие зубы майора были окрашены в цвет никотина, а потому его улыбка всегда напоминала оскал гиены. Когда ему не удавалось вытянуть из кого-нибудь денег на сигары, он вполне довольствовался дешевыми сигаретами «Вудбайнз», рассказывая всем о своих близких отношениях со стариной Вудбайном Уилли[5], хотя я не сомневался, что он никогда не встречался с этим человеком, которого многие почитали как святого. Но таков уж он был, наш славный майор.
Не существовало знаменитости, с кем он якобы не водил знакомства. Вот вам забавная штука. Лоуренса Аравийского он величал просто Лоури, а однажды набрался наглости, назвав графа Хейга фамильярным именем Дуг. Порой от его нахальной и подлой лжи хотелось кричать во весь голос. Я надеялся, что все пороки этого человека в совокупности приведут к ранней смерти. Для этого можно было бы использовать любой из них, но именно чрезмерное курение заставило меня задуматься о никотине. Я припомнил нашумевшее дело графа Бокарме, убившего своего зятя с помощью никотина за каких-то пять минут. Прочтя специальную литературу, я смог узнать, что попадание в желудок двух или трех капель никотина ведет к неминуемому летальному исходу. В анналах медицинской истории описывается такой случай, когда мальчик скончался через три часа после того, как выкурил самокрутку с дешевым жевательным табаком. А в случае с майором кто бы усомнился, что его убила лишь собственная неумеренность. Я знал наверняка – весь его организм был буквально пропитан курительной отравой. Но нельзя было полагаться исключительно на никотин. Для этого борова подобная смерть оказалась бы слишком легкой. Я же хотел, чтобы он скончался в страшных муках и судорогах. И чуть позже именно такой ужасный финал был мною придуман.
Надо сказать, что никакой собственности у майора не имелось, если не считать одежды, которую он носил, и огромного чемодана. Это был обычный с виду дорожный чемодан из черной блестящей кожи с крышкой округлой формы. Верхний карман был вечно набит кипой бумаг, имевших отношение к его никогда не существовавшим фирмам, подписанными фотографиями женщин, которые имели несчастье стать предметами его хвастливых рассказов о своих победах над слабым полом. Имелась еще крупная коллекция неприличных открыток. О да, в своих пороках он был неисчерпаем! Они просто взывали к гневу небесному, и я преисполнился решимости использовать каждый из них, обратив против него самого.
Обжорство, пьянство, неумеренное курение, и да простит меня Бог за испытание терпения моей жены, самой благородной из всех женщин на свете, но именно с ее помощью я убедился в его наглой уверенности, что перед ним не устоит ни одна. Увы, приняв решение, я вынужденно использовал свою супругу как наживку, чтобы довершить окончательное падение этого мерзкого существа. И до чего же легко он угодил в расставленную мной ловушку!
Как я уже упоминал, майор претендовал на некоторую степень родственных отношений со мной. Допускаю даже, что существовала какая-то отдаленная родственная связь между нами, но это не давало ему никакого права рассчитывать на мой кошелек и постоянное гостеприимство. И он прекрасно осознавал свое положение в первые годы, когда наши пути случайно пересеклись. Потом я по собственной глупости дал ему основание требовать все большей щедрости с моей стороны, используя самый обычный шантаж. Хотите верьте, хотите нет.
Дело в том, что я однажды умудрился попасть в серьезную передрягу. Нет необходимости вдаваться в детали, поскольку к убийству они не имеют никакого отношения. Признаюсь только, что толковый юрист, пожелай он выступить против меня, смог бы добиться возбуждения уголовного дела и даже тюремного заключения. В растерянности я совершил непростительную ошибку, обратившись за советом к майору. И надо сказать, он сумел с большой ловкостью избавить меня от всех проблем. Но потом я много раз пожалел, что воспользовался его мнимой добротой, потому что Скаллион сразу же превратил ее в дамоклов меч. Его остро отточенное лезвие вонзится в мою беззащитную шею, как только осмелюсь отказать своему «спасителю» в любом, самом мелком желании. И он начал распоряжаться моим бумажником как своим собственным.
Пока дела у него шли мало-мальски хорошо, майор оставлял меня в покое. Но стоило фортуне отвернуться от него, как он тут же сваливался на мою голову вместе со своим вечным чемоданом. По-моему, Скаллион так же тяготился этой необходимостью, как и я сам, потому что мое общество нравилось ему меньше всего. Я же старался изо всех сил избегать общения с ним. Несколько раз, когда он отсутствовал, я переезжал из одного дома в другой, но майор обладал поистине непостижимой способностью всегда быстро находить мое новое жилище и начинать тиранить по-прежнему. Он навязывался ко мне в гости до тех пор, пока я не находил способа несколько поправить его материальное положение. Вероятно, мне следовало однажды распрощаться с ним, согласившись, что моя маленькая тайна станет известна. Но мне не хватало смелости, я слишком ценил мнение о себе в обществе, а он, несомненно, выставил бы меня в глазах всего света преступником и негодяем, причем сделал бы это с огромным удовольствием, поскольку от подлостей он получал величайшее наслаждение. Он слишком хорошо знал, насколько дорожу я своей репутацией добропорядочного гражданина: до такой степени, что всегда сразу оплачивал любые счета, а налоговых инспекторов и полицейских побаивался.
Кстати, именно мое стремление всегда проявлять себя порядочным человеком и довело меня до промаха, ставшего затем причиной столь затянувшегося жестокого шантажа со стороны майора. И до сих пор я сполна расплачивался с ним, чтобы заставить держать свой грязный рот на замке. Однако постепенно все шло к тому, что я отбросил бы всякую осторожность, набрался отваги и заявил: больше он не получит от меня ни пенни. Но, к его несомненной радости, неожиданно возникли обстоятельства, которые сделали для меня огласку прошлого греха крайне нежелательной. Я встретил свою будущую жену. Мы сразу и очень глубоко полюбили друг друга. И если не считать майора-шантажиста, о ком я, разумеется, ничего ей не рассказал, ничто не препятствовало нашему брачному союзу. Мое финансовое состояние, несмотря на ощутимый урон, наносимый шантажистом, все равно оставалось вполне благополучным и могло удовлетворить любые нужды семьи. Кроме того, моя жена обладала немалым приданым, которым свободно распоряжалась.
Но зависимость от майора сделалась действительно нестерпимой. Его все возраставшие аппетиты подрывали мое стремление сохранять независимость от денежных средств жены. А он начинал выдвигать все более вздорные требования. Например: «Купи-ка мне, пожалуй, пони, старина. Нет, лучше скаковую лошадь». Причем я не только не хотел трогать состояния жены, важно было, чтобы она не заметила, как, либо по глупости, либо по излишней щедрости позволяю выжимать из меня деньги, словно из податливой губки, человеку, не знавшему меры ни чем.
В придачу к финансовым средствам моя жена владела еще и небольшой фермой на границе Дорсета и Девона. Там мы решили поселиться, расходовать деньги совместно, собираясь приумножить свои ресурсы, разводя домашнюю птицу и свиней. А я еще всерьез занимался писательским трудом, рассчитывая когда-нибудь начать получать доходы от издания своих книг. В фермерском доме мы мечтали создать все условия для идиллического существования. Нам так не терпелось начать его, что мы даже отказались от свадебного путешествия, чтобы скорее переселиться на ферму. Мне легко удалось найти предлог и уговорить жену не торопиться сообщать родственникам и друзьям о столь скором переезде на новое место в сельской глуши.
