Дом - Матс Страндберг
Фредрика снова отпивает из чашки. Качает головой. – Он само обаяние, этот старикашка, – смеется она.
– Если бы мне было пять, я бы тоже до смерти перепугался, – замечает Юэль.
– Я хоть и взрослая, но тоже ужасно его боюсь. Бабушка живет в соседней с ним квартире, и его хорошо слышно сквозь стену, когда он начинает орать.
– А моя мама живет рядом с Лиллемур. Старушкой с ангелами.
– Мои поздравления. Значит, вы часто будете слышать псалмы.
– Пока все спокойно.
– Подождите еще.
Они одновременно смеются.
Юэль делает глоток кофе:
– Ваша бабушка давно здесь живет?
– Скоро будет два года.
– Ей здесь нравится?
– Не знаю. Она боится всех, кого не узнает, но других вариантов все равно нет. – Фредрика снова улыбается, но на этот раз печально. – Поначалу было сложнее. Тогда у нее еще случались просветления, когда она понимала, что происходит. Должно быть, это ужасно.
Фредрика вздрагивает. Впервые за все время Юэль всерьез задумывается, осознавала ли мама когда-нибудь, что впала в деменцию. Он понимает, насколько мало знает о том, в чем ее болезнь на самом деле заключается. Он думал о деменции только со своей колокольни, как она влияет на него. Вероятно, это делает его эгоистом.
– Когда вы поняли, что ваша мама больна? – спрашивает Фредрика.
– Она впала в деменцию после инфаркта. Мозг не получал достаточно кислорода и… Это было как… сомнений не было с самого начала. Хотя мы не сразу поняли, насколько все серьезно. Она говорит, что чуть не умерла… и часть ее как будто действительно умерла на операционном столе.
Юэль замолкает, удивленный тем, сколько рассказал. Он обдумывает собственные слова.
– А ваша бабушка? – спрашивает он наконец. – Как вы заметили, что она заболела?
– Началось все с мелочей. Она путала имена. Но так, в принципе, было всегда. Да и я тоже путаю, раз уж на то пошло. Но через какое-то время я поняла, что иногда она не знает, кто я. Она становилась все более рассеянной и думала, что ее вещи крадут, когда она их теряла. Отказывалась открывать дверь соцработникам, несколько раз заявляла на меня в полицию. Говорила, что я ворую украшения и деньги. Даже утащила собаку по имени Яго, которая у нее была в детстве.
Юэль кивает. Вспоминает мамино последнее утро в доме.
Звони в полицию. Здесь были воры.
– В конце концов полиция устала от бесконечных звонков бабушки и потребовала отключить ее телефон, – продолжает Фредрика. – Но так ведь нельзя. Мне необходимо было ей звонить.
Она качает головой. Допивает чай.
– Те, кто не сталкивался с этим, не понимают, – женщина понижает голос, – как эта Элисабет. Господи, она же фальшивая насквозь. Вы заметили?
– Да.
– Я обожа-а-аю пожилых людей, – передразнивает Фредрика Элисабет.
Пародия выходит поразительно точной. Они смеются.
– Надо бы ввести требование, чтобы у руководителя такого заведения был хотя бы один близкий с деменцией, – говорит Фредрика.
Юэль рад, что она села рядом с ним, рад, что не ушел.
Он осматривает комнату отдыха. Отмечает, что бессмертники на шкафу исчезли. Взгляд останавливается на репродукциях Маркуса Ларсона.
– Правда, они ужасны? – спрашивает Фредрика. – Повесить их здесь – совершенный гротеск. Я всегда думаю, что бабушка похожа на те корабли, которые просто плывут сквозь шторм без всякого управления.
– Да, могли бы повесить что-нибудь более жизнеутверждающее, – соглашается Юэль.
Некоторое время они сидят молча.
– Иногда мне хочется, чтобы все здесь узнали бабушку такой, какой она была раньше, до болезни, – говорит Фредрика. – Она бывала ужасно смешной. И ничего не боялась. Прямая противоположность себе сегодняшней.
Юэль кивает. Видит перед глазами миниатюрную женщину с игрушкой в руках.
– Интересно, какой в молодости была Лиллемур.
– Ее муж приезжал довольно часто, пока был жив. Он рассказывал, что Лиллемур совсем не была религиозной, пока не заболела. Набожность пришла вместе с деменцией.
Юэль удивленно смотрит на Фредрику. Думает об ангелах, толпящихся в квартире Лиллемур, о пословицах, написанных витиеватыми шрифтами.
– А сестры! Вера и Дагмар! – продолжает Фредрика, просияв. – Вера почти все время вяжет. А Дагмар – это та, в инвалидной коляске, которая вечно плюется едой. Юэль кивает, подтверждая, что понимает, о ком Фредрика говорит.
– Дагмар была врачом…
Юэль пытается увидеть перед собой злобное плюющееся существо в белом халате. Ничего не выходит. Все знания, которые были у нее в голове, теперь пропали.
Видимо, по Юэлю заметно, о чем он думает, потому что Фредрика весело улыбается:
– Точно. Их сюда привез сын Веры. Он рассказывал, что она была одной из первых женщин-врачей в этих краях. А Петрус был моряком… – Внезапно она замолкает. – Простите. Наверное, я говорю слишком много? – Нет, – отвечает Юэль. – Я в первый раз почувствовал себя в моей ситуации не совсем одиноким.
«Сосны»
Теплая погода сохраняется до конца недели. Накануне Мидсоммара наконец-то начинают дуть прохладные ветра и температура снижается. Анна лежит в постели в квартире Г7. Она надела берет и крепко прижимает к груди сумочку, но не знает, пойдет ли сегодня на прогулку. Не хочет встречаться с новым привидением. Он может появиться где угодно, так как злится на Анну за то, что она не слушается его. Неважно, что говорит Лиллемур. Никакой он не ангел. Анна видела, чтó Моника писала мелом, пока он ее не остановил: Помоги мне. Снова и снова. Я должна поговорить с Моникой. Анна повторяет это про себя, чтобы не забыть. Но это опасная затея. И она это знает. Он разозлится еще больше, если узнает. А он ведь глаз с Моники не спускает.
Да, кажется, только мне и есть до этого дело, говорит Рита на собрании персонала в зале. Но с вентиляцией в отделении Г надо что-то делать. Она с вызовом смотрит на Элисабет. Сейчас нелегко кого-то найти, все в отпусках, замечает завотделением. И слава Богу, стало прохладнее. Рита фыркает. Это чудо, что старики не мрут как мухи, говорит она. Рита много раз видела, как завотделениями приходят и уходят. Все они хотят сэкономить и думают, что, когда возникают проблемы, можно делать вид, что их не существует. Но Рита знает, что ни одна проблема не решается сама собой. Тебе не место на руководящей должности, думает она, глядя на Элисабет. Спросили бы меня. Но я, видимо, слишком хорошо выполняю свою работу. И вот благодарность за то, что работаешь профессионально, тогда они хотят, чтобы