Джон Берли - Детектив Уайклифф и охота на диких гусей
Уайклиффа угостили крепчайшим обжигающим чаем без молока. Дождь постепенно затихал, зато ветер усиливался. Один из мужчин сказал:
— Бьюсь об заклад, старину Рона тошнит, как баклана с похмелья; он не выносит стоять на рейде во время прилива.
Все рассмеялись. Видимо, сравнение всех позабавило — наблюдать за прыгающим по волнам кораблем было довольно нудно. Минут через двадцать другой рыбак, всматриваясь в море, проронил:
— Он выбирает трос! Значит, дело пошло!
— Теперь уж недолго осталось, мистер Уайклифф, — подхватил Фостер.
Прошло немного времени, и вот он уже он заметил, что корабль все ближе и ближе. Конечно, подвигался он медленно, потому что тащил на тросе «Манну», погруженную под воду, и она здорово тормозила процесс. Но тем не менее, расстояние до корабля все уменьшалось, и около шести часов судно наконец оказалось в горловине.
— Они тянут судно на коротком тросе, так что нет риска, что трос зацепится за утесы в горловине, — заметил Фостер.
Пришлось немало поманеврировать, прежде чем яхту доставили на отмель. Потом Канди отстегнул буксировочный трос и улыбаясь, поднялся по ступенькам на набережную.
— Яхте будет там хорошо, мистер Уайклифф. Ее двойной киль не позволит перевернуться даже при приливе.
Однако Уайклифф понял, что какое-либо проявление восторга с его стороны будет неправильно воспринято, поэтому он удовлетворился пожатием руки и кратким замечанием:
— Отлично!
В половине одиннадцатого в тот же вечер Уайклифф вернулся на набережную. Остов «Манны» был уже почти полностью обнажен приливом. Ветер все еще был сильный, вода в бухте вся словно кипела, и не переставая лил дождь. Но «Манна» была надежно укрыта от высокого прибоя на мелководье.
Прибыл сержант Керси, а вслед за ним — полицейский аварийный фургон, на котором везли фонари с генераторами. Фонари включили и направили мощный световой поток в воду. Сильный свет, преломляясь в линзах фонарей, отбрасывал вокруг причудливые тени, и мрак словно еще более сгустился от контраста.
— Да, она тут крепко сидит, надежно, — сказал Керси. — Следующий отлив будет завтра в середине дня, тогда будет проще исследовать яхту.
— Мы займемся этим сегодня вечером! — оборвал его Уайклифф.
Палуба «Манны» находилась всего в одном ярде от железной лестницы, спускающейся с набережной в воду, а Рон Брайс сумел залатать пробоину в днище, но спускаться было еще рановато, палубу все еще заливали волны. Нос яхты уже виднелся над водой, так же, как и рубка с системами управления.
Уайклифф стоял с поднятым воротником своего макинтоша и надвинутой поглубже шляпой, словно позабыв о дожде.
— Зачем вам мокнуть? — предложил Керси. — Пойдемте в машину.
Его «форд» был припаркован рядом.
Они в молчании забрались в маленькую машину. Через несколько минут к ним присоединился сержант Смит со своими камерами и трубкой, так что им пришлось опустить стекло для проветривания. В одиннадцать вечера близлежащий бар закрылся, и выходящие посетители разделились на две партии — одна отправилась домой спать, а другая потянулась к рыбацкой дежурке, чтобы оттуда понаблюдать за полицейскими манипуляциями с яхтой. Через четверть часа в окошко им постучал Рон Брайс, и полицейские вышли вслед за ним на набережную.
— Вода уже, наверно, вытекла из трюма через кингстон, мистер Уайклифф. Если хотите, я могу спуститься и посмотреть, какие там повреждения.
Брайс слез по железной лестнице и поплюхал по мелководью — здесь оставалось не больше фута илистой воды. С помощью фонарика он изучил днище яхты. Прошло минуты три-четыре, прежде чем он подал голос:
— Я тут ее простучал, гудит как колокол. Скорее всего, был открыт кингстон. Ну так что, мне подняться на борт и закрыть кингстон?
— А снаружи этого нельзя сделать?
— Можно и так, но проще подняться на борт и перекрыть клапан.
— Я бы предпочел, чтобы вы сделали это снаружи.
Уайклифф спустился по лестнице и взобрался на палубу накренившейся яхты. Все здесь было покрыто склизским слоем жижи. Если не считать этого и резкого запаха водорослей, все на яхте казалось на удивление в порядке.
На двери рубки была медная защелка, которая легко поддалась от легкого нажатия кончиком пальца. Он не хотел испортить отпечатки пальцев, которые могли тут иметься и выдержать погружение в воду. У дальнего от набережной борта пара ступенек вела вниз, в кают-компанию.
Дверь сюда отодвинулась так же легко, как и в рубке. Свет от прожекторов с трудом пробивался сквозь мутные иллюминаторы, но все-таки кое-что было видно. Подушки и одеяла мокрыми кучами сбились под узким столом и сверху него. Двери шкафчиков были распахнуты, посуда, банки пива, спасательные жилеты и книжки карманного формата вперемешку валялись на полу.
Ну что ж, его догадка оказалась верной. Поднятие яхты себя оправдало. Пробоина в затопленной лодочке подсказала ему, что и «Манну», скорее всего, затопили, перед тем как отплыть на берег. Или же на ней поплыли дальше — но тогда куда? Куда можно было доплыть, имея в баке горючего на сорок миль? А ведь следы яхты потерялись… Ну что ж, эту загадку он разгадал. Оставался следующий вопрос — кто высадился на берег в лодочке? Дэвид Клемент? Он не мог всерьез рассматривать такой вариант — в этой версии абсолютно не было смысла. Значит, если Дэвид действительно оказался на борту «Манны» в тот злосчастный вечер, то он до сих пор должен пребывать здесь.
Перед Уайклиффом была только груда разнообразных вещей. Но как только он стал осторожно ворошить подушки — поролоновые и странно легкие, несмотря на впитанную воду — как очень скоро увидел ногу в слаксах и изящном ботинке. Уайклифф отвернул мешающее одеяло, чтобы убедиться в правильности своего очередного предположения — Дэвид Клемент остался на борту «Манны». И Дэвид Клемент был мертв.
Итак, «Манну» затопили с целью скрыть мертвое тело.
Одежда, снятая с мертвого тела была разложена в отдельных полиэтиленовых пакетиках на столе в лаборатории доктора Фрэнкса. Помимо предметов одежды, тут было и содержимое четырех карманов: горсть мелочи, платок, шариковая ручка, расползшаяся от воды пачка сигарет, чековая книжка и кредитная карточка, пятнадцать фунтов стерлингов бумажными купюрами и два стеклянных пресс-папье вместе с их замшевыми футлярами.
Обнаженное тело лежало под слепящим белым светом: некрупный мужчина, не выше метра семидесяти ростом и меньше пятидесяти пяти килограммов весом. Фрэнкс, в своем зеленом операционном халате, проводил внешний осмотр тела и диктовал свои наблюдения заспанной девчушке-секретарю, которую вытащили из постели посреди ночи.
Часы над дверь показывали без двадцати четыре, время, когда жизненные силы любого человека находятся, выражаясь морским языком, на нижней точке отлива. У Уайклиффа холодный комок застрял где-то вверху желудка, а от запаха формалина чувство тошноты только усиливалось.
Черты лица мертвеца уже трудно было разобрать из-за разложения, на нем виднелись зеленоватые пятна, но там, где тело было защищено одеждой, ткани пострадали меньше. К счастью, рыбы и прочая подводная живность не могли туда пробраться.
— У него три или четыре пломбы в зубах, а два зуба удалены, и в совокупности со шрамом от вырезанного аппендикса идентифицировать труп будет плевым делом, Чарльз, — сказал Фрэнкс.
— Что можешь сказать о причине смерти?
Доктор помолчал и ответил:
— В черепе имеется довольно обширное проломление. Но я еще не уверен, было ли это причиной смерти. Во всяком случае, он не захлебнулся водой, если это сообщение тебе поможет.
Через три часа мнение патоанатома осталось примерно тем же:
— Ну что ж, Чарльз, проломление в области правого виска действительно убило его. Череп был пробит с последующим обильным кровотечением.
— Сильный удар?
— Можно сказать и так, но можно ошибиться. Дело в том, что у этого парня толщина костей черепа была очень неоднородной, и в этой области висков она намного меньше, чем я встречал у кого-нибудь за двадцать пять лет своей чертовой работы.
— Как яичная скорлупка?
— В этой области — да.
— Так что же — удар или падение?
Фрэнкс помотал головой:
— Мог быть и удар, но я в данном случае бессилен ответить на вопрос, удар это был или падение.
— А в принципе он был здоров?
— Насколько я могу судить, это был крепкий молодой человек. И увы, он погиб от несильного удара в висок, который кому-нибудь другому с нормальным черепом принес бы только временную боль или сотрясение мозга. И это могло приключиться с ним в принципе и от падения, например, в каюте.
А Уайклифф почему-то задумался о разбитой статуэтке, валявшейся между столом и сейфом в конторе антикварного магазина. Он пробормотал, обращаясь больше к себе, чем к Фрэнксу: